Однажды Понаехавшая отпросилась с работы на одну смену. Аккурат в этот день с визитом вежливости в гостиницу явился троюродный кузен крестного сына тети Светы Вагаршак. Вагаршак подготовился к визиту основательно – густо набриолинил немилосердно вьющиеся волосы, надушился туалетной водой «Опе man show», заправил вареные джинсы фасона «банан» в лакированные штиблеты на небольшом пятисантиметровом каблуке. Сияние, исходившее от штиблет и прически, слепило все в радиусе полтора километра. Заменяющая Понаехавшую Наталья была сражена наповал. Вагаршак тоже. После обстоятельного разговора «за жизнь» Вагаршак галантно спросил у Натальи телефон, преподнес ей двухлитровую бутыль тутовки и откланялся.
Трепетная Наталья отвинтила крышку и недоверчиво принюхалась к самогонке. Посидела минут тридцать, приходя в себя от ударной волны. Восстановила рефлексы. Собрала глаза в кучку и потопала в туалет – выливать тутовку в унитаз.
– Главное, чтобы О. Ф. не видела, – приговаривала она, пестуя на груди бутыль с семидесятиградусной нефильтрованной водкой.
О. Ф. нарисовалась на пути Натальи совершенно неожиданно, как если бы слышала ее ментальный призыв.
– А что это у тебя в руках? – встала руки в боки она.
– Водка! – От растерянности Наталья брякнула правду.
О пьянке, случившейся в тот вечер среди обслуживающего персонала гостиницы, потом долго слагали легенды. Двух литров тутовки хватило на то, чтобы полностью деморализовать обменник, магазин-салон «Русские Меха», киоск «Интим», а также начальника охраны Сергея Владимировича (кличка Дровосек).
Поговаривали, что О. Ф., отчаянно горланя репертуар группы «Комбинация», наматывала круги по фойе в длинной соболиной шубе и меховой шапке. Ценник «800 у. е.» бодро мотался по ее лицу, и О. Ф., периодически притормаживая, трогательно пыталась заправить его за ухо.
Несгибаемый Сергей Владимирович (кличка Дровосек) непрестанно переговаривался по рации со своими подчиненными исключительно в уменьшительно-ласкательных выражениях.
– Максюта, пупсик, – вещал он в рацию, стоя в полуметре от Максюты-пупсика, – а сходи-ка ты, малыш, на третий этаж да попроси у Ираидочки нашей Михайловны медицинского спиртику. Немного, буквально граммчиков триста. Обещай от меня тортик. Или цветочки на могилку, если она тебе откажет.
Трепетная Наталья вывесила в окошке обменника «Closed» и улеглась умирать на диван в кабинете директора магазина «Русские Меха», накрывшись палантином из чернобурки. А тоненькие продавщицы «Русских Мехов» скакали козочками по периметру зимнего сада и строили глазки ополоумевшим от такого несусветного представления немецким бизнесменам, впоследствии оказавшимся бельгийскими пенсионерками.
Не случись в тот день заезда трех финских групп, влетело бы всем. Но туристы из Финляндии, счастливо добравшись до русской водки, оперативно напились до положения риз и колобродили до утра в фойе. Чем очень удачно отвлекли внимание гостиничного начальства на себя.
Авторитет жителей высокогорного городка был полностью восстановлен в глазах работников «Интуриста».
– Это же пиздец какой, – заикалась О. Ф., вспоминая свое состояние после стопочки тутовки. – И ЭТО они пьют постоянно? Поклянись! Мамой поклянись! Каждую неделю???
– Да практически завтракают ею каждый день, – пожимала триумфально плечом Понаехавшая.
Кусок хлеба
На следующий после своего разрушительного визита в гостиницу день Вагаршак позвонил Наталье с предложением встретиться, чтобы «поесть кусок хлеба и друг друга лучше понимать».
– Одну минуточку, – пропела трепетная Наталья в трубку, – Вагашр… Вашарк… Вагшарак!
– Вагаршак, – галантно каркнул троюродный кузен крестного сына тети Светы.
– Один хрен. Подождите буквально минуточку, я сейчас вам перезвоню.
– На моем глазу![9]
Наталья отсоединилась и тут же набрала «Интурист». Понаехавшая была как раз по уши в работе, когда зазвонил телефон. Перед окошком змеилась длиннющая очередь из представителей финно-угорских племен, которая со скандалом требовала незамедлительного чейнджа – нужно было срочно заселиться в номера, чтобы потом с финно-угорским размахом отдохнуть от сухого закона, царившего в их европах.
– У него что, совсем денег нет? – возопила Наталья, как только Понаехавшая подняла трубку.
– У кого это у него? Наталья, у меня времени в обрез, тут народу море!
– Включи громкую связь, мне срочно. Пожалуйста!
– Ладно.
Понаехавшая включила громкую связь и с улыбкой обратилась к очередному финну с всклокоченными усами вполлица:
– Mister, would you be so kind…[10]
– Miss! – возмутился в окошко усатый финн.
– Ооооо, – заклокотала Понаехавшая, а про себя язвительно подумала – вот ведь до чего людей феминизм доводит! Нет чтобы усы сбрить. Ну или на худой конец замаскировать бородой!
– Слушай, – меж тем надрывалась Наталья, – у этого Вашварака что, совсем денег нет?
– У какого Вашварака? У Вагаршака?
– Ага, у него. Он пригласил меня на «кусок хлеба»! – У Натальи от негодования задрожал голос. – Это как понимать?
– Ну что ты. «Съесть кусок хлеба» – это всего-навсего идиома!
– Сама ты идиотка!
– Наталья!!! Идиома, а не идиотка!
– Хорошо, идиома. Чего обзываешься-то?!
Понаехавшая отсчитала деньги, положила в лоточек, наклонилась к телефону и заорала в мигающую кнопку громкой связи:
– Да не обзываюсь я! Это термин такой, понимаешь, тер-мин!
– Miss? – трогательно постучался кончиками пальцев в окошко очередной клиент.
– Just a moment, – вымученно улыбнулась Понаехавшая и ткнула пальцем в телефонный аппарат, мол, разговор очень важный.
Финн понимающе кивнул, обернулся к очереди и сказал что-то на своем финском, весело посмеиваясь, а заодно сделал жест рукой, в смысле – трубку не подняла, несчастная руссиш фантастиш, в аппарат надрывается.
– Га-га-гаааа, – беспардонно загоготала очередь.
Понаехавшая взбеленилась. Некоторые туристы имели весьма обидную привычку – заглядывали в окошко обменника и откровенно смеялись над неутешительной постсоветской обстановкой. В целом девочки к такому поведению приезжих относились индифферентно, но иногда беспардонность заезжих туристов зашкаливала, и тогда то одна, то другая кассирша срывалась.
Сегодня был день Понаехавшей. Она ринулась к двери, загрохотала многочисленными замками, выскочила из обменника и, выхватив пламенеющим взором из толпы притихших финнов переводчицу Аню, гаркнула что есть мочи:
– Объясни этим дикарям, что у нас давно уже существует громкая связь и можно спокойно переговариваться по телефону, не поднимая трубки.
– Ты бы хоть этой позорной связкой амбарных ключей не трясла, чудо в перьях, – вздохнула Аня, но собралась и чеканным советским голосом перевела финнам гневную речь Понаехавшей.
– Андестанд? – дыхнула огнем на очередь Понаехавшая.
– Андестанд! – вытянулись в струнку финны.
– То-то! – хмыкнула наша героиня, торжественно вставила ключ в замок и минут десять под заинтригованные взгляды интуристов врывалась в обменник, гремя всевозможными ключами, скрипя ржавыми винтиками и шпунтиками, наваливаясь элегантно, когда плечом, а когда коленом, на железную дверь.
– Ты где? – прорвался сквозь скрежет испуганный вопль Натальи. Понаехавшей впервые в жизни остро захотелось ответить в рифму, матом. Но она героически сдержалась. Нечего ударять в грязь лицом перед иностранцами, особенно когда у тебя за плечами великая родина Советский Союз, и ты в ответе за то, что в ней родилась.
Финал истории «куском хлеба»
Убедившись, что «кусок хлеба» не подразумевает под собой ничего оскорбительного, Наталья согласилась на свидание. Но, как всякая уважающая себя девушка, несколько дней вертела хвостом – не говорила «да», но и не говорила «нет», строила из себя недотрогу и томно вздыхала в трубку. Вагаршак на каждый ее томный вздох покрывался благоговейной испариной и выдавал подстрочником диковинные обороты речи. Наталья исправно пугалась и обрывала телефон Понаехавшей с требованиями безотлагательно расшифровать смысл Вагаршаковых прямо-таки выражений.
– Ты понимаешь, что словами «я грязь под пяткой твоей» или «помою твои ноги и выпью воду» в России можно если не напугать, то сильно озадачить человека? – втолковывала троюродному кузену крестного сына тети Светы Понаехавшая.
– Мамино солнышко, больше так не буду! – заверял Вагаршак.
– Ты опять за свое? Это что за выражение такое – «мамино солнышко»?
– Но у нас ведь принято так клясться!
– Так это у нас!
– А можно хотя бы говорить «мамой клянусь»? – не сдавался Вагаршак.
– Можно, – вздыхала Понаехавшая. Она понимала – если убрать из речи Вагаршака все идиоматичные выражения, то ничего, кроме междометий и набивших оскомину рекламных слоганов типа «Хопер-инвест – отличная компания от других», не останется.
Через неделю произошла церемония поедания «куска хлеба». Наталья была сражена наповал галантностью своего кавалера, который виртуозно заворачивал в лаваш овечий сыр с зеленью и бастурмой и сыпал стихами, как комплиментами.
– Над долинами и взгорьем гордо реет буревестник, черной молнии подобный, то как зверь она завоет, то заплачет как дитя, – декламировал Вагаршак, подкладывая своей музе сочные куски шашлыка.
– Вон сколько правильных русских слов знает! – тихо радовалась муза, запивая мясо терпким вином «Арени».
Скоро между ними завязался роман со всеми вытекающими – ночными прогулками по спящему городу на зеленой Вагаршаковой «копейке», ссорами на кухне: «ты не умеешь готовить толма» – «можно подумать, ты умеешь» – «женщина, что с тебя взять, волос длинный, ум короткий» – «а у тебя ни волос, ни ума», ну и тэдэ.
Дело определенно двигалось к свадьбе – Наталья научилась без тяжелых для пищевода повреждений поглощать обильно перченные блюда, Вагаршак – относительно правильно выговаривать имена Натальиных родителей: Валирья Тымофевна и Канстанстин Дмитрович. Валерия Тимофеевна и Константин Дмитриевич проявили чудеса артикуляции и научились произносить «Вагаршак Аршалуйсович» без мучительных вспомогательных телодвижений.
Но до свадьбы так и не дошло. Наталья неожиданно для себя увлеклась новым соседом по подъезду. Новый сосед оказался прямо-таки Аполлоном Бельведерским – он был прекрасен, как Аполлон, и женат, как Бельведерский.
Жить на два кавалера, как другие благоразумные девушки, Наталья не умела.
– Вагаршак, – призналась она, – у нас с тобой разные космосы, ты солнце, а я – звезда. Понимаешь?
– Нет, – честно ответил Вагаршак.
– В общем, мы слишком разные. Я полюбила другого, и вот. Прости меня.
– Доморазрушительница, как ты могла! – взвыл Вагаршак и вылетел пулей из квартиры.
– Домо… чего? – переспросила Наталья в захлопнувшуюся дверь.
– Мне так стыдно! – каялась она на следующий день Понаехавшей.
– Не переживай. Чувства были да сплыли. Такое бывает.
– Сплыли, это да! – Наталья пошарила в сумке в поисках носового платка, ничего не нашла, махнула рукой, выдернула из бланков строгой отчетности копирку и сладострастно высморкалась.
– Ты чего? – всполошилась Понаехавшая.
– Не волнуйся, я в изнаночную сторону.
– А этот твой новый? Кто он вообще такой?
– Хороший! – Наталья закатила глаза. – Но женатый.
– Совсем женатый?
– Совсем. Отбивать буду.
Наталья повздыхала, попила водички, уставилась в окно. Напротив, возле стойки ресепшн, топталась группа не иначе однояйцевых японцев – все они были в одинаково светлых плащах, темных брюках, белых кедах и крепко держали в руках черные портфели системы «дипломат». Переводчица Светлана что-то объяснила им и махнула в сторону обменника рукой. Японцы дружно обернулись и уставились на Понаехавшую с Натальей.
– Небось сейчас думают: «Все эти русские на одно лицо», – хмыкнула Понаехавшая.
Наталья хихикнула, но тут же снова пригорюнилась:
– Он такой наивный, прикинь, даже выражения «кинуть палку» не знал!
– А что это такое? – напряглась Понаехавшая.
– Ты тоже не знаешь?
– Ну, я понимаю, что такое кинуть палку. А «кинуть палку»?
– А еще филолог! – оскорбилась Наталья.
Ответить Понаехавшая не успела, группа японцев штурмом взяла обменник – менять иены на рубли.
– «Кинуть палку» – это переспать, ясно? – выпалила Наталья, когда последний иностранец, счастливо обменяв валюту, вернулся вприпрыжку к ресепшн. – Палка – это… ну… – Она согнула в неприличном жесте руку, показывая, что такое палка.
Понаехавшая хрюкнула.
– Да ладно!
– А то! И ты знаешь, что я хочу тебе сказать? Умеет Вагаршак кинуть палку, ой как умеет! Ты ему так и передай, чтобы он не страдал.
Троюродному кузену крестного сына тети Светы Понаехавшая ничего про палку передавать не стала. А то неправильно еще поймет. Вагаршак погоревал-погоревал, потом нашел себе другую девушку, что примечательно – тоже Наталью. Видимо, планида была у него такая – влюбляться в Наталий.
А Трепетная Наталья ушла с головой в любовный треугольник. Через какое-то время она была выкинута оттуда мощным пинком Бельведеровой жены. В буквальном смысле этого слова. Вернулась Бельведерова жена с ночной смены – а тут такие дела. Она выволокла Наталью за волосы из квартиры и придала ей пинком пудовой ноги такое ускорение, что Наталья, игнорируя в траектории полета все законы геофизики, пролетела дугой через один лестничный марш и утихомирилась на крышке мусоропровода. Отделалась легко – ушибом копчика. А ведь могла заикой остаться на всю жизнь!
Глава девятая. Валентина Ив-на и другие смертные грехи
Понаехавшая с первого дня жизни в столице чувствовала себя достаточно комфортно. В целом она несильно отличалась от москвичей. Особенно анфас и когда молчала. Но как только открывала рот – тут же выдавала себя легко уловимым, но весьма характерным армянским акцентом.
– Пошла снова акать! – ругалась тетя Поля. – Ты можешь меньше напирать на гласные?
– А москвичи разве не акают? – разводила руками Понаехавшия.
– Москвичи акают, ага. А ты, – тетя Поля набирала побольше воздуха в легкие и выкрикивала на выдохе: – АКАЕШЬ. Понятно тебе?
– Понятно. Буду мягче.
Относилась тетя Поля к Понаехавшей очень по-доброму. Детей у нее не случилось, поэтому весь нереализованный материнский инстинкт она обрушила на свою жиличку. Жиличка контуженно моргала и старалась соответствовать. Если позволяло время – сопровождала тетю Полю в поликлинику и на вечерню, ездила с ней на дальний продуктовый рынок – отовариваться. Стоически поглощала утренние каши на воде. Единственное, от чего остервенело открещивалась, – это сопровождать тетю Полю на традиционные прогулки с подругами.