Чтобы подсобить Стецько-Карбовичу подкрепить его декларации авторитетом митрополита Шептицкого, выступал на этом собрании священник-василианин Иван Гриньох, переодетый в нарядный гитлеровский мундир. Все свои способности проповедника-иезуита пустил он в ход, чтобы заставить присутствующих поверить в серьезность трагикомедии. Он передавал привет от легиона «Нахтигаль» и его командира — Романа Шухевича. Эта речь Гриньоха о легионерах, пришедших во Львов в немецкой униформе, лишний раз свидетельствовала о полной тождественности целей немецкого фашизма и давно уже подчиненной ему ОУН, от чего после войны бандеровцы стали всячески открещиваться, предпочитая любыми способами затушевывать все подробности этой истории.
...Еще в ту же ночь, короткими перебежками, от одного затемненного уголка к другому, возвращаясь к себе домой, на Замарстинов, я мучительно думал: кто дал право этим людям говорить от имени украинского народа? Кто дал право бездарному недоучке Стецько провозглашать правительство огромной свободолюбивой Украины, сыновья которой в эти трудные месяцы, как мы узнали позже, оказывали бешеное сопротивление армии врагов, одетых в такие же мундиры, какой был на Гриньохе и его пастве из легиона «Нахтигаль»? Может быть, это строители Днепрогэса, рабочие киевского «Арсенала», шахтеры Горловки, колхозники Черниговщины, учителя Белой Церкви поручили Ярославу Стецько-Карбовичу стать выразителем их желаний? Даже в тот трудный вечер многие бесхребетные интеллигенты, запуганные приходом новой власти и из боязни за свою шкуру поддакивающие! Стецько-Карбовичу, в глубине своих душ прекрасно понимали, что он не имеет ровно никакого права говорить от имени украинского народа, а выражает только жадные вожделения кучки националистических авантюристов, давно замышлявших сделать бизнес на новой войне, ибо без такой войны, на которую они издавна ориентировались, никто бы их знать не хотел и слушать бы их не стал.
Сейчас, когда я вспоминаю этот постыднейший вечер, один из самых глупейших фарсов, какой только довелось мне видеть в жизни, во мне вызывает недоумение еще одно обстоятельство.
Среди людей, сидевших со мной в комнатах «Просвiти» вечером 30 июня 1941 года, были не только профессиональные политиканы-авантюристы типа Стецько. В силу тех или других причин там оказались и отдельные научные работники — историки, филологи, преподаватели украинского языка, оставшиеся во Львове, когда в июле 1944 года фронт стремительно передвигался на запад, довольно бойко владеющие пером, давно искупившие честным трудом на пользу советской власти свои прежние заблуждения. С некоторыми из них потом я часто встречался на улицах Львова, здоровался, беседовал о том о сем... Я знаю, что некоторые из них отлично, от корки до корки, знают историю средневекового Львова, могут наизусть назвать фамилии его патрициев, привести различные казусы из древних судебных актов. Другие, изучающие эпоху Хмельниччины, знают не только множество подробностей из жизни великого гетмана, но и предательство его преемника — гетмана Выговского. Они охотно печатают об этом публикации в газетах, в научных изданиях.
Чем же объяснить, что эти очевидцы комедийного фарса, о котором я здесь рассказываю, не описали до сих пор все, что произошло на их глазах, с большой обличительной страстностью? Почему они молчат? Ведь даже националисты за рубежом, во взаимных драчках мельниковцев с бандеровцами, сами того не желая, выболтали столько убийственных для разоблачения украинского национализма подробностей, что любой историк-аналитик, освоив этот материал, может окончательно добить их болтовню и демагогию. Я пишу все это только для того, чтобы рассказать молодежи, которую могут обмануть еще не раз всякие «идеологические референты ОУН», как сводили они в могилу их отцов, как толкали заблудших на дорогу измены под шумными лозунгами националистической романтики торговцы честью украинского народа. Ученые всего мира ищут способы излечивать рак, детский паралич, проказу. Украинский национализм на протяжении многих лет пытался заразить чем-то подобным раковым клеткам здоровое тело украинского народа. Убежавшие за кордон его вожаки и поныне занимаются тем же. Перевербованный из абвера американской разведкой, «премьер» Стецько-Карбович вместе со своими сообщниками продолжает, как хищный паук, ткать свою паутину провокаций, лжи, человеконенавистнической пропаганды. Он давно уже нашел себе новых хозяев. Возглавляя «Антибольшевистский блок народов», он не успокоился до сих пор и открыто призывает к войне. Вот почему надо сорвать маски с него и всей его шайки на всем протяжении их подлого пути предательства.
Стараясь как-нибудь сохранить свои позиции и гальванизировать весь ассортимент идеологического воздействия на массы, вожаки ОУН различных направлений после падения гитлеровской Германии стали всячески открещиваться от былого сотрудничества с немецким фашизмом. Была пущена в ход легенда о том, что-де, мол, «ОУН боролась с немецким наездником».
Однако восстановим в памяти факты тех лет так, как, например, французы освещают сейчас факты участия нынешнего главнокомандующего сухопутными силами НАТО, бывшего фашистского генерала Шпейделя в убийстве короля Югославии Александра и французского премьера Барту. Иногда полезно извлечь из тайников истории и представить для обозрения современников за-? бытые факты, бросающие свет в сегодняшний день.
Если гитлеровское командование, захватив Львов 30 июня 1941 года, расположило свою комендатуру в Ратуше, то украинские националисты-оуновцы из окружения Степана Бандеры, полностью расконспирировав все свои клички и организационную структуру (а сделали они это, будучи твердо уверенными в победе гитлеризма), совершенно открыто заняли под свои центры и под главную квартиру весь трехэтажный дом на Русской улице, где когда-то находилось товарищество «Днiстер». В трогательном единстве свисали со стен этого дома флаг гитлеровской Германии со свастикой и желто-голубое знамя националистов с трезубцем. Оуновец Евген Врецьона организовал городскую милицию и командовал ею до тех пор, пока его не оттеснили офицеры из СС.
Несколько позже штаб-квартира ОУН переселилась на площадь Смолки, в дом № 4, где некогда помещалась польская полиция. В такой преемственности тоже была своя символика: ведь ОУН стала глазами и ушами не знающих местных условий гитлеровцев и выполняла множество чисто полицейских функций в борьбе с революционно настроенными украинцами.
Именно в этом доме, на верхнем его этаже, 11 июля 1941 года собралось новоиспеченное «правительство Украины». Оуновские верховоды торопились создать видимость государственности, опередить застрявших где-то в Кракове полковника СС Андрея Мельника и его сообщников, и затыкали наспех дырки в своем «кабинете», как попало, раздавая портфели любому, кто пожелал бы сотрудничать с ними, из числа буржуазных интеллигентов. И вот на горизонте липовой, самозваной «государственности» Украины, в окружении горе-премьера Стецько взошли и заблистали на миг такие, с позволения сказать, «звезды». Министром иностранных дел был назначен засевший в Берлине по причине природной трусости Владимир Стахив. Служба безопасности была поручена одному из самых жестоких оуновских террористов — Мыколе Лебидю, известному еще по польским временам. Отъявленный садист, убийца многих революционно настроенных галичан, Лебидь в 1943 году сажал на колы украинских крестьян, отказывающихся выполнять приказы бандеровцев. Министерство пропаганды возглавил некий Ярослав Старух, старый болтун и националистический демагог, сочинявший оды в честь Петлюры, продавшего Западную Украину пилсудчикам. Так называемую «политическую координацию» возглавил такой же, как и «премьер», дилетант, недоучка и мастер «мокрых дел» Иван Климив, по кличке «Легенда». Первым же заместителем Стецько-Карбовича был «магистр» неизвестно каких наук Лев Ребет, председательствовавший на заседании «правительства» в этот день, ибо Ярослав Стецько-Карбович был пьян до потери сознания и его язык не вязал лыка.
Эта часть «правительства» была, так сказать, «импортная», составленная еще в Кракове, при ближайшей консультации гауптмана Ганса Коха. Во Львове же инициаторы этой комедии хотели опереться на чисто Львовские кадры украинских националистов из числа лиц старшего поколения, которые бы своим жизненным опытом прикрывали бездарность зеленых недоучек, возомнивших себя равноправными партнерами Гитлера, Геринга, Геббельса, Гиммлера и прочих вожаков рейха. Вот почему пост министра здравоохранения был поручен профессору Мариану Панчишину, двурушнику и оборотню, который еще совсем недавно клялся публично в своей любви к советской власти. Его заместителем стал достаточно известный в городе врач и, как это позже выяснилось, немецкий шпион Александр Барвинский. Министерством финансов стал ведать Илларит Ольховый. Министерством юстиции — тот самый судья апелляционного суда Юлиан Федусевич, который с большим наслаждением еще в польские времена отклонял одну за другой апелляции людей, осужденных за революционные выступления против режима пилсудчины, против кровавых умиротворений — пацификаций. И этот «специалист» по судебным делам был подобран бандеровцами во Львове. Его заместителем стал другой судья, не менее жестокий, чем Федусевич, Богдан Дзерович. Портфель министра внутренних дел получил адвокат Владимир Лысый, а его заместителем стал Кость Панькив-ський — хитрая бестия, попавший в это «правительство» по протекции своего давнего приятеля, а ныне начальника Стецьковой цивильной канцелярии — адвоката Ми-хайла Росляка. Кандидата на пост министра народного хозяйства нельзя было подыскать, поэтому портфели заместителя министра вручили двум оуновцам — Роману Ильницкому (старому немецкому агенту) и Дмитру Ядиву. Инженер Андрей Пясецкий получил портфель министра лесоводства, так называемое министерство просвещения и культуры возглавил Василь Симович, министерство почт и телеграфа — советник Антон Костишин. Хотя все железные дороги на территории, занятой уже немецкими войсками, были в руках вермахта, тем не менее оуновцы не позабыли выдать портфель министра железных дорог некоему Н. Морозу. Старый националист Евген Храпливый, на всякий случай задержавшийся в Кракове, был назначен министром сельского хозяйства, а военное министерство должен был возглавить бывший петлюровский генерал, известный только победами, одержанными над ним Красной Армией, Всеволод Петров, находившийся в Праге. Его заместителем назначили сотника Романа Шухевича... Я не знаю, кто со временем, после моей смерти, найдет эту тетрадку, быть может не только наш, «мicцевий» галичанин, но и «схiдняк» — восточник, потому-то я стараюсь быть предельно точным, а также объяснять вещи, хорошо известные каждому «мicцевому»,— предельно популярно...
...Запомните же все те, кому попадет в руки эта исповедь, фамилии этих предателей Украины, которые, склонив свои головы, решили добровольно пристегнуть себя к колеснице гитлеровской Германии, в тот тяжкий час, когда на украинской земле пылали села и города, разбиваемые фашистскими снарядами, когда вся Украина, от мала до велика, подымалась на ползущего с запада врага, клейменного свастикой.
Запомните и представьте себе такую возможность:
По городам и селам, занятым немецкими фашистами, насильно собирают украинских тружеников, рабочих, крестьян, интеллигентов, не успевших эвакуироваться на восток. Солдаты из легиона «Нахтигаль», по поручению Шухевича, начинают зачитывать состав «правительства», которое заседало И июля 1941 года в доме на площади Смолки, во Львове. Что бы подумал, услышав перечень этих фамилий, любой украинец? Узнал бы он хотя бы одного из них по каким-либо делам, принесшим пользу народу? Да конечно нет!
Если не в присутствии националистов, переодетых в мундиры вермахта, то уже наедине со своими друзьями любой спросил бы: «Кто такие эти министры, кого это «набрасывают» нам на шею? Где совесть у этих типов, что не постеснялись продать себя в этот грозный и решительный час немецкому фашизму за тридцать даже не серебряных, а никелированных пфеннигов, за чашку суррогатного кофе, за эрзац-мармелад?»
Состав этого «правительства» показался настолько несолидным даже самим «министрам», что тут же, на заседании, они стали шушукаться и, бледнея, спрашивать Льва Ребета, а почему здесь нет представителей немецкого генералитета, которые освятили бы своим присутствием, сделали бы более весомым и значительным учреждение подобного правительства. В этих опасениях и оглядке на немецкий генералитет проявилась не только трусливая, лакейская природа нашей буржуазной интеллигенции, не только полное неверие в собственные силы этих политиканов, давно уже оторвавшихся от народа, но и их прямая зависимость от целей и практики гитлеровской Германии и ее военщины. Слова Льва Ребета о том, что «генерал все знает, организация находится с ним в контакте, и он санкционировал такой состав правительства», мало кого удовлетворили, так же, впрочем, как и личность самого Ребета, всплывшего на поверхность на грязных волнах оккупации.
Новоявленные министры и руководители департаментов решили, на всякий случай, направить к генералу собственных представителей.
На следующий день, 12 июля, напялив на себя крахмальные рубашки с манишками и фраки еще австропольских времен, адвокат Кость Панькивський и профессор Василь Симович, ведомые Стецько-Карбовичем и Ребетом, направились во Львовскую ратушу. Львовские перекупки, торговавшие цветами около фонтана со статуей Нептуна, надо полагать, запечатлели в своей памяти историческую картину, как двое пожилых мужчин в сопровождении двух более развязных людей помоложе, также одетых в штатское, униженно что-то долго объясняли немецкому часовому, стоящему с винтовкой на плече около двух каменных львов, а потом, расшаркиваясь перед ним, скрылись под сводами ворот Ратуши.
Как это мне рассказали точно информированные люди, командующий армией считал ниже своего достоинства беседовать с какими-то «правителями» Украины. Когда ему доложили об их приходе, он приказал, чтобы ими занялся его адъютант Ганс Иоахим Баер, очень наглый, самоуверенный немец, уже давно специализирующийся по вопросам шпионажа в славянских странах. Но Ганс Баер не пожелал беседовать со всеми членами делегации. Он впустил к себе лишь Стецько и Ребета, и они, оставив министра культуры и просвещения Симовича и заместителя министра внутренних дел Костя Панькивського на скамейке в коридоре, скрылись за дверью.
Несколько ошарашенные подобным афронтом, Симович и Панькивський вполголоса беседовали в коридоре, Симович сказал:
— Не кажется ли вам, пане меценасе, что мы попали в какую-то халепу?
— Ой, кажется! — ответил со вздохом Кость Панькивський.
В это время открылась дверь и появился смущенный заместитель премьера Ребет. На ходу он шепнул:
— Требуют еще магистра Ильницкого! Мы сейчас придем.
Баер проявил интерес к старому оуновцу Роману Иль-ницкому отнюдь не случайно. Ильницкий был из тех агентов абвера 6-й армии, кто в период, предшествующий гитлеровскому нападению на Советский Союз, информировал гитлеровцев о состоянии советского тыла. Из информаций Романа Ильницкого и других его коллег из ОУН выходило, что достаточно будет армии Гитлера перешагнуть Сан, как по всей Украине, под руководством подпольной сетки ОУН, вспыхнет массовое восстание и немецкая армия, встречая массы ликующих, радостных по поводу ее появления украинцев, беспрепятственно совершит свой молниеносный марш до пограничного с Украиной хутора Михайловского, а оттуда уже будет рукой подать до Москвы.
Роман Ильницкий жил тогда неподалеку от Ратуши, на Русской улице, и потому Лев Ребет привел его в СД очень быстро. Некоторое время из-за дверей доносились голоса «премьера» и Ильницкого, докладывающих шефу СД всю историю создания правительства, но потом их болтовню перекрыл громкий голос Баера, кричавшего на делегатов. Потом наступила зловещая пауза, распахнулась дверь и на пороге ее появился с пунцовым лицом Ребет в сопровождении унтерштурмфюрера СС Альфреда Кольфа. Этот офицер «службы безопасности» все три года немецкой оккупации Львова занимался украинскими и польскими делами, осуществляя на практике старый девиз римлян: «Divide et impera» (Разделяй, чтобы властвовать (