...Когда сейчас я вспоминаю эти бессонные, бредовые ночи, проведенные на грязном полу Крымских казарм, когда то и дело слышится скрип дверей, ведущих во двор, и видишь силуэты санитаров, выволакивающих на носилках новых мертвецов,— приходит в голову одна назойливая мысль: ведь все эти молодые люди, сыны Украины, так рано ушедшие из жизни, могли бы еще отдавать свою буйную энергию, свой труд, свои способности на пользу Украине, и прежде всего — той части ее земли, на которой они родились.
При правильном, подлинно революционном, а не предательском руководстве они могли бы еще тогда отвоевать украинский Львов, добиться создания в нем украинского университета, передать в руки народа нефтяные залежи Прикарпатья, сахарные заводы Городенки и Ходорова, отнять у Сангушек, Потоцких, Дзедушицких и прочих магнатов сотни тысяч гектаров земли и передать ее крестьянам, тем самым делая ненужной эмиграцию украинского крестьянства за океан.
Что же вышло на поверку? Петрушевичи, Левицкие и другие буржуазные политиканы, напичкав националистической ложью мозги нашей молодежи, сперва превратили усусусов — галичан (ставших основой будущей «Украинской Галицкой Армии») в палачей украинского народа, в палачей тружеников восставшего Дрогобыча и других городов и сел Западной Украины, а потом погнали их под обманными лозунгами в бесславный, гибельный поход на большую Украину.
Рядом со мной тогда на полу Крымских казарм лежал ярый папист, богослов, ставший потом одним из приближенных униатского митрополита Андрея Шептицкого, некий Петро Голинский.
Выздоравливая, он стал разговорчивым и хвастался нам, как еще год назад, в ноябре 1918 года, будучи на службе в Государственном уездном комиссариате в Руд-ках, по поручению уездного комиссара Александра Маритчака (В годы гитлеровской оккупации Марbтчак возглавлял быстро разогнанную СД «Обласну управу» во Львове), он вел борьбу, как он выражался, с «большевистскими элементами». Богослов Голинский охранял леса польских магнатов от самовольных порубок обнищавших за годы войны украинских крестьян, он отправился по первому зову эконома Загвойского в село Чай-ковичи, жители которого срубили несколько панских деревьев, и стал там угрожать и словом божиим и пистолетом, выступая в защиту интересов бежавшего польского помещика. Он требовал с крестьян штраф в пользу помещика. Цинично спокойно рассказывал он нам всем о подобных «подвигах» своих; они очень льстили ему, этому помещичьему слуге с крестом на шее и трезубцем на серой «мазепинке». И очень знаменательно, что именно он, Голинский, когда пришла весть о переговорах вожаков «Украинской Галицкой Армии» с белым старорежимным генералом Антоном Деникиным,— был одним из первых сичевиков, приветствовавших такой возможный союз с белыми добровольцами. И вот тут-то, когда вести о переговорах все больше стали проникать и в нашу казарму и позже — в полк, те усусусы, кто умел мыслить самостоятельно, были поставлены перед фактом страшнейшего предательства.
Тысячи галичан были к этому времени уже зарыты в неглубокие братские могилы Винницы, Гнивани, Жмеринки и других мест, скошенные сыпняком и возвратным тифом. Безвременно сошли в могилу молодые люди, которые могли бы стать инженерами, врачами, геологами, художниками, писателями, архитекторами, деятелями самых разнообразных профессий. Сколько бы пользы они могли принести Украине! Между тем они бессмысленно сошли в могилу, вывезенные со своей земли, где уже вовсю хозяйничали колонизаторы, выполняя волю Антанты и создавая на земле Галиции «санитарный кордон» против идей большевизма.
Что же делают перед лицом совершившейся трагедии вожаки бесславно погибших молодых людей, те политиканы, что напичкали их юные головы лозунгами о «самостийной Украине» от Карпат до Дона? Приостанавливают предательство? Скорбят? Признают ошибки?
Как бы не так! Они еще долго будут спекулировать и на этом бесславном походе и на загубленных душах молодых галичан, погибших за чужие, далеко не украинские интересы вдали от родины. Галицких политиканов не смутят ни горе матерей, ни слезы невест, ни крах всей этой авантюры.
Долгие годы потом они будут выдавать поражение за победу, будут строчить и издавать бездарные воспоминания в нашем издательстве «Червона калина», зарабатывать на них солидные куши для собственного благополучия с таким же цинизмом, с каким львовский адвокат и лидер националистов Кость Левицкий «заработал» тысячи злотых, попросту положив себе в карман деньги, собранные львовянами на постройку украинского театра на стыке улиц Сикстусской и Сапеги.
Но, заранее предвкушая доходы от этой авантюры, стоившей жизни тысячам молодых галичан, их вожаки идут на позорнейшую в истории всех предательств сделку — на военный союз с царским генералом Антоном Деникиным.
Планы переговоров с Деникиным тщательно обдумывают в штабе «Украинской Галицкой Армии» такие «щирые украинцы», явные иноземцы, как бывшие высшие офицеры развалившейся недавно австро-венгерской армии полковник Шаманек, полковник генерального штаба Густав Цириц, генерал Краус, подполковник Альфред Бизанц, полковник Лобковиц, младшие по званиям атаман Льорнер, атаман Фердинанд Лянг и два бывалых австрийских разведчика — сотник УГА, доктор шпионской службы Ганс Кох и атаман генерального штаба Альфонс Эрле.
Казалось бы, что у этих людей общего с «самостийной Украиной», в бой за которую они вели стрельцов УГА?
Ведь даже языка украинского большинство из них толком не знало, изъясняясь с подчиненными через переводчиков.
Закоренелые враги всего прогрессивного, воспитанники прусско-австрийской военщины, палачи славянских народов, они считали временным развал императорской Австро-Венгрии и кайзеровской Германии.
Они знали, что живы еще их высокие покровители кайзер Вильгельм II, фельдмаршал Гиндербург и Габсбурги— Карл, Отто и прочие, чьей извечной политической целью был «Дранг нах Остен» — «Рывок на Восток», а первая задача в этой цели — овладение богатствами Украины. Именно поэтому вступили они в «большую игру» за овладение ключевыми позициями на фронтах борьбы за Украину, за превращение ее в иностранную колонию. А все остальное, весь этот набор лозунгов о «самостийной», о возрождении национальной романтики и т. д.,— была только мишура, пыль, сказочки для наивных детей, что, впрочем, обнаруживалось и невооруженным глазом при ближайшем рассмотрении ключевого вопроса о подчинении УГА армии генерала Деникина. Вот как звучал первый пункт протокола заседания военной комиссии, составленной из представителей командования Добровольческой и Галицкой армий 17 ноября 1919 года в Одессе:
«Галицька армiя переходить в повнiм складi враз з етапними установками, складами и движимим залiзнодорожним матерiалом на сторону роciйськоï Добр. Армiï i входить в повне распорядження головнокомандуючого збройними силами Пiвденноï Pociï, тепер через командуючого Вiйськами Новоросiйськоï Области...»(«Галицкая армия в полном своем составе, вместе с этапными учреждениями, складами и подвижным железнодорожным материалом переходит на сторону Российской Добровольческой армии и полностью подчиняется распоряжениям главнокомандующего вооруженными силами Юга России, теперь через командующего Войсками Новороссийской Области...»).
От «Украинской Галицкой Армии» это позорнейшее соглашение (а ему предшествовал ряд других соглашений) подписали: атаман генерального штаба Циммерман (немец), сотник Турчин и поручик доктор Давид.
Диктатор Евген Петрушевич и тогдашний главнокомандующий УГА генерал Микитка пошли на такую постыдную сделку с одним из самых реакционных царских генералов — Антоном Деникиным и его помощниками, генералами Слащовым и Шиллингом, зная отлично, как те относятся к Украине и ко всему украинскому.
Ведь ни о какой Украине, даже с самой минимальной автономией, не говоря уже о «самостийной», не могло быть и речи в случае победы Деникина.
Везде и всюду Деникин провозглашал, что его главная цель — восстановление «единой и неделимой России». Победа Деникина логически вызвала бы возрождение той самой монархии Романовых, которая травила и ссылала великого певца Украины Тараса Шевченко, писателя Павла Грабовского, запрещала законами царских министров, вроде Юзефовича, украинский язык, украинский театр, называла «хамским» чудесный, мелодичный и богатый язык украинского народа.
Ведь всем было известно, знали об этом и агенты нашей разведки УГА, проникающие в тылы деникинской армии, что, еще не добившись победы, под нависшей угрозой разгрома их Красной Армией, деникинские офицеры повседневно в быту, на службе высмеивают и поносят всю культуру украинского народа, распространяют издевательские, т. н. «малороссийские» анекдоты и повсюду проявляют глубокое неуважение к Украине и ее многовековой освободительной борьбе, к ее историческим традициям. И вот к этим-то наиболее реакционным кругам, обломкам рухнувшей Российской монархии, пошли на поклон, склонив свои холопьи выи, «спасители Украины» — вожаки «Украинской Галицкой Армии», деятели Директории ЗУНР(Западноукраинской Народной Республики. ) все те, кто с таким рвением насаждал теорию о «Галиции — Пьемонте».
Что может быть более позорного, унизительного, находящегося в прямом противоречии с логикой, чем этот военный союз с Деникиным?
...Может, и не стоило бы мне напоминать об этом акте, если бы он не был одним из постоянных постыдных приемов в двурушнической практике украинского буржуазного национализма, не повторялся бы неоднократно и в последующие годы — в иных вариантах. Есть еще обстоятельство, которое заставляет меня — после глубоких раздумий — напомнить об этих фактах читателю, особенно— молодому, которого легче обмануть, чем очевидца этих событий: ведь во всем постыдном походе УГА на Большую Украину принимали участие многие и многие будущие воспитатели и вдохновители «Украинской военной организации» — УВО, слившейся впоследствии с «Организацией украинских националистов» — ОУН, те, что вызвали со временем к жизни кровавую бандеровщину, мельниковщину, бульбовщину и прочие ответвления украинского национализма, особенно расцветшие в гитлеровской оккупации на землях Западной Украины и надолго запомнившиеся населению. Казалось бы, они, эти новые «фюреры ОУН», должны стыдиться былых трагических событий и сговора их духовных отцов с палачом Деникиным.
Однако нет!
Стоит почитать многочисленные националистические издания, а в том числе книги и брошюры, выпущенные националистической «Червоной калиной» во Львове, как вам станет ясно, что все эти курмановичи, шухевичи, капустянские, купчинские и другие деятели УГА всячески «глорификуют»(Прославляют) ее деятельность, на все лады превозносят свое участие в ней, со слюнявым сентиментализмом (писание богослова о. Голинского, например) повествуют о своих встречах с деникинскими офицерами — палачами Украины. Из заведомого предательства они с ловкостью профессиональных шулеров пытались, да, по-моему, еще и поныне пытаются, изобразить некий подвиг УГА, поставить его на котурны, овеять националистической романтикой. Вот, собственно говоря, для чего напоминаю я о фактах, виденных мною в далекой юности, которые трудно было тогда осмыслить без должного житейского опыта.
...Я вернулся в родной Львов после развала УГА и долгих мытарств, отсидев несколько месяцев в лагере Либерце, в Чехословакии, куда доля загнала многих таких же, как я, бывших вояк УГА.
Полные радужных надежд покидали мы Львов, надеясь, что победы УГА на Большой Украине будут содействовать укреплению позиций украинской делегации в Версале и заставят польских магнатов уйти из Западной Украины. Не тут-то было! Во Львове утвердился режим пилсудчины. Об украинском университете и о других высших учебных заведениях — речи быть не могло. Чтобы получить высшее образование, украинцу надо было пойти в сделку со своею совестью, с национальной честью, стать «перекинчиком» (Перебежчиком), отречься от всего, о чем мечталось, пойти в наймы «сусиив».
Западная Украина на долгие годы была отдана под власть колонизаторов, и этим мы, галичане и жители Волыни, были немало «обязаны» головному атаману Симону Петлюре, к которому националисты всех мастей относились с таким пиететом, несмотря на то что он лично совершил акт величайшего предательства по отношению к украинскому народу.
Годы, что прожил я под властью пилсудчиков, можно без всякого преувеличения назвать годами унижений и пресмыкательства. Нельзя было расправить плечи, поднять голову, смело посмотреть в глаза любому встречному, почувствовать под ногами свою родную украинскую землю, почувствовать себя ее хозяином. Надо было ловчить, изворачиваться, льстить, если ты хотел заработать на кусок хлеба, получить, скажем, клиентуру в адвокатской конторе. А все те, кто был у руля создания ЗУHP и «Украинской Галицкой Армии», вся наша украинская буржуазная элита, что несла персональную ответственность за гибель тысяч молодых галичан, ушедших в рядах УГА к берегам Днепра, жила припеваючи.
Господа «сеньоры», меценасы засели на теплых местечках в «Просвiтi», в «Сiльському Господарi, в «Народнiй торгiвлi, в «Ревiзiйному Союзi, получили большие оклады, покупали себе виллы и дома, уезжали на модные курорты. В их руках была украинская пресса, которая отравляла сознание народа, призывала галичан ненавидеть Советскую Украину и вела ожесточенную кампанию против тех прогрессивных украинцев, которые с надеждой смотрели на советский Восток и призывали сопротивляться фашистской угрозе.
Крестьянские дети голодали, не имели кружки молока,— все молоко перегоняла на масло своими сепараторами широко разветвленная сеть «Маслосоюза», якобы кооперативной организации, которая на самом деле была хитро замаскированной резидентской сетью абвера — гитлеровской военной разведки.
Правда, люди, умеющие видеть, еще во времена пилсудчины угадывали за зеленым листочком клевера (фабричная марка «Маслосоюза») силуэт свастики.
Изредка, в знаменательные даты, прежние наши вожаки из УГА — атаманы, сотники, полковники, ставшие теперь «кооператорами», созывали нас, бывших усусусов, на различного рода слеты и собрания. Не пойти туда, отказаться — значило потерять место и клиентуру, подвергнуться бойкоту.
Только сильные, волевые люди находили в себе мужество еще тогда разорвать с этим постыдным прошлым, найти другой, самый верный путь.
Какой только клеветы о Советской Украине мы не слушали на этих собраниях из уст наших седобородых, разжиревших политиканов из УНДО, из окружения митрополита Шептицкого! Очень, очень стыдно вспоминать, но некоторые из нас свято верили этим лжемессиям.
Весной 1940 года, когда Львов уже стал советским, украинским городом, меня послали в служебную командировку в Киев. А ведь тогда еще существовали пропуска между новыми, западными областями и основной Украиной. И в самом факте посылки меня в Киев я ощутил большое и, быть может, еще незаслуженное доверие ко мне товарищей с Востока... Поехал я в Киев с разноречивыми чувствами. Боялся! Каюсь. За месяцы, прошедшие с сентября 1939 года, много нового, такого, что открывало глаза, изменяло мой взгляд на вещи, довелось мне повидать.
С волнением пересекал я в поезде узенький Збруч возле Волочиска, повторяя два десятилетия спустя маршрут 1919 года.
Не отрывая глаз, смотрел я на поля Подолии, видел иную Украину, чем ту, что наблюдал, когда осенью 1921 года рвался туда петлюровский атаман Юрко Тютюнник, видел веселых, жизнерадостных, спокойных людей. Повсюду звучала украинская речь. Совсем иной изображали нам в Галичине Советскую Украину наши верховоды. Они одурманивали сознание нестойкой части нашей молодежи, чтобы угнать ее за Сан, в эмиграцию, под опеку гитлеровской армии, когда 17 сентября 1939 года советские войска, перейдя Збруч, шли освобождать Львов.
Трудно было отказать себе в желании побывать в Виннице, в той самой Виннице, где в ноябре девятнадцатого года валялись мы в сыпнотифозном бреду. Я сошел с поезда, закомпостировал билет и отправился побродить по городу, в котором решительно никто меня не знал.
Я увидел обновленную, веселую Винницу.
Винничане — как узнал я — с большим уважением хранят память о Коцюбинском и о других деятелях украинской культуры, своих земляках.
Улицы города были заполнены жизнерадостной молодежью, в городском саду слышались украинские песни. Насколько счастливее оказалась судьба этой молодежи по сравнению с судьбою тех молодых галичан, что были зарыты на безвестных, поросших бурьяном кладбищах в окрестностях города!