Да и человечек Никодим отправился с нами в Гималаи, тайно надеясь встретить Аркадия в Непале. А заодно и своего слона. Ведь именно здесь живут слоны, он читал у Брема. Все тяготы путешествия сносил он терпеливо, все невзгоды. И вот он вернулся с гор вместе с нами, так и не встретив слонов.
Но жизнь — это сказочный часовой механизм, говорит Сатпрем, если только мы знаем тайну маленьких огней, которые сияют в другом пространстве, которые мерцают на великом внутреннем море, куда наши лодки притягиваются невидимым маяком.
Ты идешь, сам не зная куда, садишься в самолет, летишь в ту или иную страну — в поисках приключения, экзотики, наркотиков или философии: из-за этой потерянной любви, из-за этой надежды или из-за этой старой неразрешимой путаницы в твоем сердце. Ты идешь, и идешь, и идешь. Но однажды останавливаешься, сам не зная почему, хотя не искал этого лица, этого неприметного городка под звездами, но ты там, где надо: ты прибыл.
Ты открыл свою уникальную дверь, нашел подобный себе огонь, нашел извечно знакомый взгляд.
Вот и Никодим в лавке рукоделий и всяческих редкостей вдруг смотрит — прямо перед ним стоит черный, украшенный жемчугами и рубинами слон, такой маленький по сравнению с обыкновенным слоном и такой соответствующий Никодиму.
Мы хотели купить ему слона, однако тот оказался нам не по карману. Да и тяжеловат для нас, ослабленных восхождением.
К тому же Лёня мне сказал, что слон, обретая живущего в хоботе, вырастает до размеров вселенной!..
Поэтому мы его просто сфотографировали. И пообещали Никодиму: когда вернемся, то сделаем точно такого же — в Москве. И выполнили свое обещание.
А этого оставили. С тайной надеждой, что они встретятся с Аркадием. На случай, если Аркадий блуждает где-то поблизости, может, в Бутане или Сиккиме, в поисках своего слона.
Лёня так и сказал Никодиму:
— Пусть этот слон остается в Непале. И ждет Аркадия. И помяни мое слово, они наверняка встретятся!
25 глава
Голос множества вод
Бьют барабаны, звучат боевые трубы, мы с Лёней едем в Катманду.
Причем водитель автобуса как две капли воды похож на хорошего нашего знакомого — писателя Олега Шишкина.
— Ну вылитый Шишкин! — удивлялся Лёня. — Он мог бы работать шпионом в России: выяснял бы, как электричество проводить, как зубы чистить —
— Ведь у них — как? — говорил Лёня, стараясь не глядеть на реку, проснулась его старая водобоязнь. — Один выпал из лодки, не выплыл, — ладно, ничего! Главное генеральную линию держать! Такой вот нелегкий приключенческий спорт!..
Не то что моя Люся:
— В наступающем году, — она заявила нам, — я намереваюсь жить в воде! Я буду жить в ванне — как золотая рыбка, а вы за мной наблюдайте, кормите и поддерживайте нужную температуру воды. Ни о какой политике, ни о войнах, ни об изменах моего мужа я больше слышать не хочу!
На короткой остановке наш автобус оккупировали деревенские дети. Лёня дал им пять рупий и лепешку. Девочка лепешку по-хозяйски сунула за пазуху. И по ее знаку все хором запели песню.
Лёня им велел вытереть носы, зашить дыры на платьях и очень жалел, что я не взяла с собой Мурзилку, а то был бы хороший кадр.
Мы приближались к долине Катманду. Уже были видны издалека старинные кривые улицы, толкучка на базарах, буддийские ступы, индуистские храмы, а за городом — ярко-зеленые рисовые поля, уходящие к подножию снежных Гималаев. Проехали местечко Рани Пува, потом тянулись темные густые леса. А на конечной остановке мы выбрались из автобуса, взяли такси и покатили в аэропорт, сделав единственную остановку восточнее Катманду — около священной реки Бхагмати у храма Пашуптинатх.
Мы с Лёней расположились на левом берегу и стали наблюдать за жизнью правого — недосягаемого для нас берега. Туда решительно нельзя перебраться, если ты не законченный индуист.
Это настолько священное место, что, например, в XIV веке храм Шивы на Оленьем холме сожгли только потому, что сюда ступила нога мусульманина. Причем сразу выстроили новый, в точности такой же причудливый — с двухъярусной золотой крышей и серебряными дверями!
— А что случились с тем неосторожным мусульманином? — спросил Лёня. — Уверен: обитатели храма не стали его огорчать — преподнесли подарки и проводили до ворот, кланяясь и улыбаясь… от всей души.
Здесь когда-то Шива в образе оленя скрывался от охотников. А такие места на земле, если к ним прикоснулось божество, излучают особенные энергетические токи — их можно зафиксировать научными приборами. Отныне и навеки это становится волшебным пространством, соединенным с небесными сферами.
Там, на фоне храмов и святилищ, вековые барельефы которых воскрешали праздничные процессии, шествия воинов, одинокое созерцание аскетов, а также безудержное любовное соитие, — разворачивалось эпическое действо, охватывающее рождение, расцвет и гибель цивилизаций.
Все формы и миры вращались вокруг могучего Шивалинги, центра вселенной, фаллического символа Света и Огня, в народе именуемого просто Махадева — Великий Бог. Десятки тысяч богомольцев стекались к своему идолу, увешивая его венками из цветов, складывая к подножию рис и цветы, поливая этого колосса маслом!..
Среди идолопоклонников Махадевы настолько силен инстинкт обожествления всего хотя б отдаленно напоминающего фаллос, что они принимаются воздавать ему почести, даже если это совсем не фаллос, а, например, колонны Ашоки, возвещающие высокое учение о благочестии.
И, разумеется, в толпе нищих и калек, нагих аскетов со спутанными волосами, среди монахов, йогов и факиров узрели мы самого Махакалу — с шестью руками, пятью ликами, Одетого Небесами, со змеями на плечах и ожерельем из человеческих черепов.
Празднично разодетые мужчины и женщины в нарядных сари пели песни, играли свадьбы, молодожены совершали обряд омовения, здесь купали новорожденных. Реке молились, просили о благословении, преподносили дары, цветы и сладости плыли по воде. Возле берега плескались обезьяны.
Люди за рекой излучали потрясающую жизненную силу.
И там же не смолкало пение гимнов Ригведы, чтобы те, кто пришли сюда провести свои последние дни, могли перед смертью слышать имена богов.
Тело, завернутое в саван, принесли на пристань и осторожно положили на поленницу из дров. Потом укрыли цветами и листьями базилика.
—
В самолете мы встретили старых знакомых. Все они похудели, загорели, каждый прямо лучился: вот что значит — провести две недели в Гималаях, в самом непосредственном контакте с мощью земли!
Многие, наверняка, прозрели в себе природу Будды.
Например, Лёня сердито говорит молодому человеку:
— Вы что свою сумку сюда поставили? Ну-ка уберите! Здесь наше место!
А место было как раз не наше, а его!
Другой бы скандал Лёне закатил, а он радушно подвинул сумку и даже помог нам запихивать свои рюкзаки к себе на полочку. Этот миролюбивый и кроткий молодой человек оказался директором Гималайского клуба в Москве.
Мы сели, чуточку расслабились, едим что-то вроде черешни, только еще крупнее и слаще. Внезапно в одной сочной спелой ягоде Лёня обнаружил червяка. Он оробел, начал все ягоды проверять, а потом отказался дальше лакомиться.
— Ты знаешь, — он мне говорит, — в медицинской практике был такой случай: один невнимательный человек наелся черешни с червяками. И внутри у этого парня вывелись бабочки. С той поры, когда он разговаривал, изо рта у него вылетали бабочки. Поэтому, что бы он ни говорил, люди моментально попадали под его обаяние. Но потом у него бабочки кончились, и он стал еще более ничем не примечательным, чем раньше.
— Неужели вы взошли на «АВС»? — удивлялся директор Гималайского клуба, звали его Сергей Вертелов. — Туда недавно отправилась дочь знаменитого политика и бизнесмена, не буду называть фамилию, с проводником и носильщиком, полдня прошла, испугалась, позвонила папе, и тот прислал за ней вертолет! Я тоже водил туристов на Аннапурну, — рассказывал он, — одна клиентка — спортсменка, легкоатлет — вдруг спрашивает: «А если я заболею?» Ну, я ее успокоил, как мог. Смотрю, она зашагала уверенней, беззаботней. Потом встала, как вкопанная, в глазах панический ужас, и говорит: «А если ветер подует?!!»
Вертелов очень заинтересовался звуками Гималаев — шумом рек, водопадов, пеньем птиц, голосами сурков, которые Лёня записывал на цифровой магнитофон. Видимо, хотел переписать и выпустить диск.
А сам такой общительный, со всеми на короткой ноге.
— С Эвереста удачно спустилась экспедиция, — он мне показал на шестерых альпинистов. — Всего два человека не вернулись: одна — финка, у нее «горняшка» началась. Ей надо было сойти пониже, а потом опять пробовать подняться. Но она не захотела. Вон ее бойфренд. А другой решил «соло» восходить. Тоже не вернулся. Ребята спускаются, их не пропускают — ушли-то восемь, пришли шесть. Еле-еле выбрались.
Мы с Лёней просто потеряли дар речи. Зато альпинисты сидели невозмутимо, разговаривали, пили виски, бойфренд финки вообще являл собой полную уравновешенность.
— У Людмилы муж дальше пошел, а она осталась! — рассказывал Вертелов. — Их шерпы брали воду из прудов, а наверху плохо кипятится. Она подцепила амебу. Обидно, конечно: готовишься, платишь огромные деньги, тренируешься, годы и годы ждешь очереди подняться на Эверест — вдруг такой облом.
Зато Валера из Владикавказа с двумя его аспирантами — и сплавились по реке, и добрались до базового лагеря Эвереста. Практически полностью благополучно. Одного только аспиранта потеряли. Правда, потом нашли. Он летел домой вместе с ними во Владикавказ, но был немного не в себе. Какой-то взгляд расфокусированный, блуждающая на губах улыбка, видно, что все ему теперь нипочем, все тернии этого мира. А на Эвересте ему не понравилось.
— Аннапурна интересней, — мечтательно проговорил он. — Там обезьяны, змеи, пиявки, горные козлы! А Эверест, ну что Эверест? Безжизненные скалы!
Ученый ирландец — искатель истоков человечества, а также путей миграции древнего человека по всей земле, видимо, в своем походе испытал такое потрясение вездесущим бытием, изведал такие выси и бездны, что заявил у себя на пресс-конференции в Дублине:
— Путешествуя по горам Непала, я собрал потрясающие, сенсационные материалы, но никогда и никому их не покажу, потому что это перевернет всю историю человечества. Чтобы не создавать хаоса на планете, я не буду предавать их огласке.
А замечательный, всемирно знаменитый фотограф Карл Артшюллер — его командировало в Непал швейцарское издательство «Диоген», пообещав баснословный гонорар за публикацию фотоальбома Высоких Гималаев, — ничего не сфотографировал.
— Любая фотография, — он сказал Лёне, — малой толики не передает того, что ты там увидел и почувствовал. Поэтому я просто шел и вбирал все в себя.
Лёня подсел к нему, они с Карлом пили «бордо», и Лёня говорил:
— Скажи, Карл, как это вино ласкает душу…
Наши офтальмологи, кажется, и впрямь добрались до заветных горных пещер, в которых — я уже рассказывала — тысячелетиями хранится так называемый генофонд человечества из людей разных цивилизаций, в том числе атлантов и лемурийцев. Особые поверенные ламы даже разрешили руководителю экспедиции, глазному хирургу и путешественнику, имя его широко известно, проникнуть внутрь и продвинуться настолько, насколько позволят обитатели пещеры.