Доктор ее прослушал, обнаружил у нее воспаление легких и выписал антибиотики. Но Люся отказалась их принимать — из-за возможности побочных явлений: в аннотации было написано, что ей будут сниться кошмары.
— А если ты не будешь лечиться, — воскликнула я в отчаянии, — они будут сниться мне!
Каждый день я, Лёня, Серега звонили ей и умоляли:
— Люся! Пей, пей лекарства, на кого ж ты нас хочешь покинуть?
На что она отвечала с досадой:
— О, боже, какой ужас, я даже не могу сказать, что я одинокая, никому не нужная старушка!!!
Лёня Тишков — тот, наоборот, неистовый аллопат, пропащий человек для народных целителей, особенно непальских.
Ну, а на чем знахари Катманду окончательно потеряли его как покупателя, еще не обретя, так это на оздоровительных бумажных полосках с молитвами, обращенными к таинственной богине Гухешвари.
Какой-то кругляшок печеный женщина ему совала в рот — Лёня стиснул зубы и не взял из гигиенических соображений. Мне не дал выпить сока, тут же выжатого из сахарного тростника — собственноручно — стариком в пестрой феске с кисточкой.
— Они вообще моют руки под проточною водою? — спрашивал себя Лёня и не находил ответа.
Это был день, когда мы собрались взойти на Обезьянью гору. Там, на горе, за рекой Вишнумати две тысячи лет высится над городом древняя буддийская ступа Своямбхунатх, что означает
Ашока с гонцами разослал бесценные реликвии во все города, на все острова Индостана, и всюду над ними возводили храмы-ступы — разной вышины, а по форме как две капли воды похожие одна на другую. Основание — мандала («круг» на санскрите) — символ пробужденного сознания и Чистой Земли. Над ней полусфера, подобная водяному пузырю.
…И долго-долго поднимались к ступе по нескончаемой лестнице в окружении пары лохматых собак и тройки меланхоличных обезьян, чтобы крутануть молитвенные барабаны, наделенные священной силой.
Там, наверху, ступу окружают десятки молитвенных барабанов на вертикальной оси. Такое колесо называют Алмазным или Жемчужным, в общем, Драгоценным, на санскрите — колесо Мани. В каждом из них заключены молитвы, написанные на полосах ткани, пергамента или бумаги, свернутые в цилиндр.
Стоит легонько повернуть барабан, как мантры и дхарани — молитвы, притаившиеся внутри, оживают и начинают действовать.
В священных буддийских сутрах так сказано о пользе вращения колеса:
«Вы одолеваете инфекционные и обычные болезни, уничтожаете силы тьмы, осквернения, нечистоту и раздоры, сметаете войска демонов. Четыре Махараджи и десять Хранителей сторон защищают вас от всех препятствий.
Вращением колеса очищаются пять беспросветных грехов, десять неблагих деяний и карма, приводящая в плохие формы жизни. Вращая колесо Мани, вы обретаете чудесное рождение в сердцевине лотоса на львином троне в Чистой Земле Радости».
Бывают молитвы, смысл которых хоть как-то можно понять. А бывают совсем непереводимые, рассчитанные на воздействие некоей мелодии на твое сознание.
Например: «Ом! Гате, гате, парагате, парасамгате, бодхи. Сваха!» — «Иди, иди за пределы, совсем за пределы, проснись, радуйся!» Слово «сваха» с ударением на втором слоге не имеет точного перевода, оно выражает ликование в чистом виде — аллилуйя!
Бесконечное могущество звука проистекает из «ОМ», творческого гула Космического Мотора. Слог «ОМ», или «АУМ», тысячелетия три не берется никто переводить — он обладал священной непереводимостью задолго до возникновения буддизма. Знающие люди говорят, что это единственная причинная и действующая сила, которая поддерживает все творения своими вибрациями.
Ведическое «АУМ» стало священным словом
Чем ты чаще вспоминаешь «Ом мани падмехум!» — тем лучше, поэтому буддисты повсюду рисуют божественный знак «ОМ». На скалах, на знаменах, на молитвенных флажках, которыми щедро увешена ступа Своямбхунатх.
Ты просто встал и стоишь беззаботно под развевающимися на ветру разноцветными флажками, а твоя молитва сама собой полетела по назначению.
И все-таки самое сильное действие имеет Драгоценное колесо Мани. Особенно обход по часовой стрелке буддийской ступы и вращение молитвенных барабанов. Проходя первый раз, ты молишься за людей, второй — за животных, третий — за себя.
Вот так я шла среди монахов в багровых рясах и крутила, крутила барабаны, вознося молитвы за всех людей на Земле, знакомых и незнакомых, далеких и близких, за тех, кто еще пока не родился, и за тех, кто здесь был и покинул этот мир, за тех, кого я никогда не увижу и не узнаю, и, конечно, за тех, без кого я вообще не мыслю моей жизни. О, какая огромная ступа Своямбхунатх, самая гигантская в мире. Пока ее обойдешь, всех-всех вспомнишь, всех-всех-всех! Причем с такой благодарностью, мать честная!..
Потом я молилась за животных, лесных, степных, высокогорных, за обитателей снегов и песчаных пустынь, за теплокровных и холоднокровных, за диких и прирученных — домашних, молилась за бродячих и бездомных, за всех обиженных и обездоленных на этой планете. Всю нашу Землю окинула мысленным взором и возблагодарила ее. А также воду, воздух, огонь и зеленые насаждения.
Когда я дошла до третьего крута, то есть до самой себя, то растерялась — о чем попросить? Послать мне хоть чуточку понимания, что ж такое жизнь? Кто я? Откуда? И куда?.. Среди громыхающих молитвенных колес мои вопросы казались мелкими и суетными. Тогда я полностью доверилась звуку «Ом», вместившему и эти три круга, и множество иных кругов, о которых мы не имеем понятия.
Вся в слезах, с поехавшей крышей, целый час я вертела колеса Мани, а Лёня шел за мной с диктофоном и записывал их божественный грохот.
О, сколько я накрутила молитв! Но все это оказалась ерунда по сравнению с гениальным молитвенным колесом на речке, где его крутит течение воды без усилий со стороны человека.
Расчет очень прост: каждый оборот колеса равен прочтению всех заложенных в нем формул. Учитывая, что в барабане средних размеров может содержаться двенадцать листов формата 25x60 сантиметров, на каждом из которых начертано две тысячи четыреста шестьдесят молитв, один оборот колеса равен произнесению молитвы двадцать девять тысяч пятьсот двадцать раз.
При ста двадцати оборотах в минуту магическая формула «произносится» более пяти миллиардов раз в сутки! Естественно, человек, установивший молитвенное колесо на реке, имеет реальную возможность достичь нирваны по крайней мере в следующем рождении.
…Последнее, от чего отказался Лёня в этот день, — от услуг чистильщика ботинок под огромной смоковницей на улице Нью-Роуд. Поскольку Леня был не в ботинках, а в сандалиях. Он эти сандалии свои благоразумно берег и не соглашался заходить в храмы — там обувь надо оставлять на улице.
Но Лёня был бы не Лёней, если бы не нашел тому возвышенной причины.
— Нельзя «неверным» в храм входить, — сказал он.
Я говорю:
— А тут нету «неверных»! Буддизм — самая терпимая религия в мире.
Тогда он мне честно признался, что не хочет в первый же вечер лишиться дорогих немецких сандалий… а приобрести непальские вьетнамки.
— Из-за того, что ты боишься, что обувь у тебя украдут, — я говорю, — мы даже не можем никому поклониться из местных богов.
— Каждый должен быть сам светом для себя, — сказал Лёня.
Это были последние слова Будды.
Стемнело. По стертым огромным ступеням мы поднялись под самую крышу трехъярусной пагоды, сели там наверху и стали смотреть на город. Дул ветер, позванивали колокольчики, над нами горели какие-то незнакомые созвездия, только нашу Большую Медведицу я узнала, но ковш был абсолютно перевернутым. Под нами в неярких огнях шевелился ночной Катманду — снизу слышался разноязыкий говор, тарахтение драндулетов, звонки велосипедов, «уйди-уйди» велорикш и хриплые крики каких-то крупных белых птиц, похожих на журавлей или бакланов. Целое дерево — было в этих птицах. А под прямым углом от нас на другой стенке пагоды сидели и целовались влюбленные.
Мне тоже хотелось, чтоб Лёня меня поцеловал. Но он был весь в работе — вытащил диктофон, включил микрофон и стал записывать многоголосие ночи в долине Катманду.
8 глава
«На Аннапурну!!!»
Не от всего отказывался Леонид. На холме Своямбхунатх около ступы с «очами Будды» мы с ним купили вообще удивительную вещь — поющую буддийскую чашу. Там было много чаш — от крошечных до огромных, и прилагалась деревянная палочка. Берешь эту палочку, начинаешь медленно водить вокруг, легонько касаясь внешней стороны чаши.
А она:
— О-оммм, — гудит, — о-о-о-оммммм!.. — И это гудение пронизывает всего тебя и уносит в какие-то иные времена и выси.
Мы два часа выбирали, советовались с буддийскими монахами, я там подружилась с монахом — горбуном, все чаши с ним переслушали, пока не поставили на Лёнину ладонь одну — тяжелую, неровную, не какую-нибудь штампованную, но выкованную вручную — из сплава тринадцати металлов! — цвета сусального золота с зеленоватым налетом древности. Как она загудела у него на ладони, как запела, так Лёня сразу стал спрашивать, сколько она стоит и нельзя ли подешевле?