Теперь она так приятно погромыхивает в рюкзаке, когда наш автобус подпрыгивает на буераках. Мы долго решали — брать чашу с собой или лучше оставить в надежном месте в Катманду? Это был серьезный вопрос, поскольку мы с Лёней решили направиться прямо в Высокие Гималаи на гору Аннапурну — а это, вроде бы, третий или четвертый по вышине восьмитысячник после Эвереста. В таком беспримерном походе ноша должна быть не слишком тяжела, и мы тщательно отбирали вещи, которые нам пригодятся.
Я говорила:
— Возьмем ее! Будем сидеть на голой скале, под нами орлы, над нами ледяные вершины, а мы крутим палочкой, и чаша: о-оммм!..
Лёня — строго:
— Только если в ней суп варить. Или заваривать чай!
Кроме поющей чаши в дорогу был куплен йод, обеззараживающий питьевую воду; шляпа с полями от палящего солнца — из конопли, светозащитные очки, плащи от тропических ливней, свитер грубой непальской вязки из шерсти яка приобрели у хорошего человека, заслуживающего доверия; и мною собственноручно был сшит мешочек с солью на случай нападения пиявок.
Маршрут предстоял такой: сначала нам на автобусе целый день добираться до города Покхары. Потом на попутке — До некоего местечка Феди. А дальше своими ногами шагать по каменной тропе в Большие Гималаи — неделю восходить на базовый лагерь Аннапурны — это четыре тысячи метров над уровнем моря.
Отсюда серьезные люди — альпинисты в анораках из гагачьего пуха, с морозоустойчивыми и
Мы же с Лёней, полюбовавшись там гималайским пейзажем и запечатлев друг друга на фоне вершины Аннапурны, в своих новеньких кроссовках можем поворачивать обратно. Так было написано в справочнике «Приключенческий туризм в Непале», который нам выдали в туристическом агентстве Катманду.
А турагент Гаятри — она когда-то училась в России, поэтому знала, какой сильный духом наш народ, — добавила:
— Это американцы за семь дней проходят до Базового Лагеря. А вы, русские, пройдете за пять! И три дня обратно.
Лёня приосанился горделиво и спросил:
— А на Эверест не успеем?
— На Эверест у вас уйдет уйма времени, — серьезно сказала Гаятри. — Вы не вернетесь к своему самолету. Если хотите, у нас есть экскурсия «На вертолете вокруг пика Эвереста». Сюда входит обзор и других восьмитысячников — Макалу, Чо-Ойю, Лхоцзе… Все в один день. И никуда ходить не надо. Правда, вершины могут быть затянуты облаками.
Лёня молчал. Он взвешивал «за» и «против». Я тихо стояла и смотрела в окно. На ветках бамбука тоже тихо сидели черно-белые птички.
— Это птичка Робин! — сказала Гаятри. — Ну что?
— …На Аннапурну!!! — ответил Лёня.
Дорога в Покхару часа, примерно, три тянулась вдоль левого берега Трисули-Гандак, одной из самых полноводных Рек в Непале. Нам сверху видно было, как по ней стремительно сплавляются надувные лодки. Вдруг на крутом вираже одна лодка перевернулась, и весь экипаж оттуда вывалился. Ус проехал мимо, мы так и не узнали, что с ними стало.
На Лёню это произвело очень неприятное впечатление. Мы тоже ехали опасной горной дорогой, которую вообще недавно построили. С того самого места, где река резко поворачивает на юг и, прорезая гребень Махабхарата, течет в сторону Индии к Ганге, десятикилометровый участок пути прорубали, взрывая скалы, в отвесных стенах. До этого здесь не могли проложить даже узенькую тропу.
Мы ехали по ущельям, заросшим бамбуком и марихуаной, гигантскими баньянами, акациями, банановыми пальмами и деревьями манго. Над нами такое нависало, что даже видавшему виды уральцу Лёне Тишкову время от времени становилось не по себе. Когда начинают лить дожди, дорогу здесь часто перекрывают оползни, случаются и обвалы.
Вдоль дороги замелькали простые жилища — глиняная печь с навесом. А рядом обязательно привязан за веревочку барашек или обезьянка. Люди, звери сидят в пыли на камнях, сухие, как кузнечики.
Потом пошли рисовые поля. Маленькие, вроде нашего Никодима, человечки, одетые в яркие материи и широкополые шляпы, работали на плантациях или пасли своих буйволов. Лёня нарисовал на листке Никодима, бредущего по изумрудному рисовому полю, и написал:
как ярко зеленеет рис на исходе пути
пересекает поле маленький человечек
уже не различишь что там вдали
похоже на рисовый стебелек
его светлое голое тело
На буйволиных спинах стояли птицы, перебирали им шерсть и склевывали насекомых.
Наперегонки с автобусом на грузовике тоже ехали буйволы — целое стадо. Я сначала подумала, что это слоны — такие у них крупные носы и большие уши. Чьей-то твердой рукою каждый буйвол был привязан к кузову за кольцо в носу и за хвост.
Мы вышли в Покхаре и увидели озеро до того прозрачное что я заметила, как в нем плавает горная форель. На дальнем берегу по колено в воде плавно и грациозно расхаживали те самые белоснежные колпицы — такую колпицу-лопатеня сфотографировал Лёня у нас в зоопарке.
В воде отражались окрашенные закатом вершины уже не далеких от озера гор — длинная зубчатая стена Аннапурны и островерхая раздвоенная Мачапучхаре, что значит по-непальски «рыбий хвост».
В листьях камыша Лёня поставил фотографию своей колпицы и снял ее на фоне всего этого великолепия. Когда мы уходили, оставив фотографию в камышах, то показалось, что нам вслед донесся простой каркающий звук, который, как пишет Брем о голосе колпицы, трудно передать буквами.
Мы с Лёней устроились на ночевку в отель «Лунный свет» и сто раз пожалели об этом: в окне этого отеля, действительно, ночь напролет сияла настолько громадная луна, что на ней без всякого телескопа отчетливо проступали долины и горные хребты с высочайшими вершинами, в сущности, похожими на окружавшие нас гималайские гиганты.
Лёня ворочался, долго не спал и страшно волновался.
— Марин, ты спишь? — он спрашивал. — Слушай, куда мы с тобой собрались??? Ты посмотри на карте наш маршрут! Этот Базовый Лагерь — почти на верхушке Аннапурны. Я про такие путешествия только по телевизору смотрел у Юрия Сенкевича. А если ты заболеешь? Я ведь не за себя беспокоюсь, а за тебя! Ты знаешь, что написано в справочнике? Во-первых, обязательно выскочат пиявки. «В теплых низинах они таятся повсюду: в грязи под ногами, в траве, на которую ты присядешь отдохнуть, на листьях деревьев…», откуда они будут валиться нам на головы. Причем непальская пиявка, тут сказано с гордостью, превосходит по кровожадности все Виды пиявок на нашей планете! Второе: разбойники. Третье: дикие звери. Вот что пишут об этом горном массиве: «Обезьяны здесь живут стаями и являются основной пищей леопардов» А мы совсем одни! А если мы заблудимся? Там в справочнике написано, непалец вам никогда не скажет «нет». Это особенность национального характера. Только «да!» Ты спрашиваешь: «Эта дорога ведет в Чомронг?» Он скажет «Да!» Чтобы тебя не огорчать. А она туда не ведет! Но он плохо знает английский и постесняется в этом признаться, так что он лучше согласится, чем переспросит.
— Ну, можно же, — я говорю, задвигая на окнах шторы от нестерпимого света луны, — задать вопрос по-другому. Спросить у него, глядя пристально в глаза:
Утром мы пошли в офис получать специальное разрешение для восхождения. Два веселых непальских чиновника потребовали у нас наши фотографии, а также по тысяче рупий с каждого за вход на территорию Святой Аннапурны.
Так называется этот маршрут: «Святая Аннапурна» — Annapurna Sanctuarity.
Вообще, я замечала, у многих мужчин самых разных народов, в том числе у непальцев, в бумажнике хранятся две фотографии — жены и сына. У Лёни тоже было две, но обе — его! И у меня моей не было. В книжке Лао-цзы «Путь без пути», которую я повсюду ношу с собой, лежали фотографии Папы, мамы, друга Седова, Ошо Раджнеша — индийского просветленного Учителя, и сына Серёни.
И вот я достаю фотографию мамы — послевоенную, она там с толстой косой вокруг головы — «короной», в цветастом крепдешиновом платье, с такой улыбкой — моя любимая фотография! И говорю им:
— Эта подойдет?
Мы ведь не разбираемся в китайских лицах, так и непальцы, я подумала, наверное, не разберутся в наших — европейских.
Они смотрели на нее, смотрели, она им явно понравилась, но попросили немного обрезать — формат очень большой. Потом ее наклеили на официальную бумагу, поставили печать и сказали, что если я пропаду в горах, меня будут разыскивать по этому документу.
Мы сели в машину и поехали в Федю. Словоохотливый шофер спросил у Лёни, сколько стоит в России литр бензина?
— Сорок рупий, — отвечал Лёня наугад.
— А у нас тридцать! — радовался водитель, как дитя. — Только он воздух портит!
Лёня заявляет ему:
— Мне очень важно, чтобы в Непале был чистый воздух, чистая вода и здоровые люди!
Непалец вскинул вверх большой палец, он был счастлив, что встретил такого продвинутого иностранца.
— А какой у вас рис выращивается? — спрашивал Лёня. — Длинный, коричневый?
— Нет, короткий и белый! — гордо отвечал водитель. — Мы, непальцы, все время рис едим — утром, днем и вечером. А индийцы — постоянно хлеб жуют. Непальцы худые, подвижные!..
— А индийцы толстые и неповоротливые!.. — пошутил Лёня.
Тут они оба захохотали.
— Что за работа! — сказал водитель. — Только найдешь себе друга — пора навечно прощаться.
Лёня дал ему три бумажки с носорогом. И тот уехал.
Мы остались совсем одни.
— Присядем на дорожку? — предложил Лёня.
Мы сели с ним на придорожный камень, взволнованные, как птицы перед взлетом. Хотелось бы вспомнить что-то бодрящее, воодушевляющее, вроде возвышенных слов из Хаббады, мол, «человеку — и только человеку! — дано слышать Зов Бесконечного и дана свобода внять этому Зову или оставить его без ответа».
Но в голове лишь вертелась песенка, давно когда-то сочиненная Лёней и Серёней у бабушки на Урале:
Уйми свой чих, пока не обезглавлен,
Найди себе другую ты жену,
Оставь свой дом, детей и маму с папой,
Скажи: «Я скоро в речке утону!»
А сам не утопай, греби руками,
Да и ногами тоже ты греби!
А вылезешь на берег — за грибами
С корзиною и палочкой иди.
А дальше что? Весь мир перед тобою!
Вода: «Буль-буль» в карманах пиджака,
Невзрачною весною голубою
Найдешь на веточке уснувшего жука.
Я встала, потуже затянула шнурки на кроссовках, надела Рюкзак и спрашиваю деловито:
— Ну? Где дорога?
— Да вот она, дорога! — ответил Лёня и показал на выросшую перед нами гору, под прямым углом уносящуюся к облакам.
Пройдя по этой «дороге» метров двадцать, я почувствовала, что пора делать привал. Дыхание срывается, ноги как вата, сердце выскакивает из груди… Вдруг передо мною появляется маленькая женщина в сари и протягивает бамбуковую палку.
— Ваша трость, мадам! — говорит она.
Вот ведь как продумано! Если бы мне предложили ее внизу, я бы вряд ли купила эту палку. А тут мы поняли друг друга без лишних слов.
Я спрашиваю:
— Почем?
— Сто рупий, — ответила эта находчивая женщина.
— Двадцать пять! — говорю я, немного отдышавшись.
— О ’кей! — она согласилась.
Лёня все потом удивлялся:
— Как ты ловко скостила сто рупий на двадцать пять, будучи в таком отчаянном положении!
Забегая вперед, скажу — эта палка была мне в Больших Гималаях самым близким другом. Я привезла ее в Москву, она долго стояла у меня на почетном месте, как сувенир. А когда наш куст китайской чайной розы вымахал с дерево и начал падать, свою драгоценную бамбуковую трость я использовала в качестве опоры — теперь розовое дерево, усыпанное цветами, достигло потолка, заполнило всю комнату, и мы вообще не знаем, что с ним делать.
…Сначала дорога шла лесом, солнечной рощей, там мы впервые увидели золотистого фазана. Вот это было зрелище: густой хохол из ярко-желтых перьев, оранжевый с красным воротник в черную полоску, золотая спина, алое брюхо, каштановые, бурые, красные перья крыльев и золотой длинный хвост.
Мы поднимались долго, медленно, с камня на камень, Лёня опирался на штатив от камеры, он шел за мной и говорил:
— Ох ты, Марина, ноги у тебя плоскостопые, косолапые, именно на таких ногах нужно идти и покорять Аннапурну!
Я сразу вспомнила свою подругу Таньку:
— Ноги совсем уже больные, — она мне заявила, — а сердце юное, как не знаю что!..
И девяностолетнюю бабу Катю — та часто впадала в глубокую задумчивость, молчит-молчит, а потом скажет как отрежет:
— И в землю не хочу, и в печку не хочу!
— Знаешь, — она признавалась, — какой у меня в жизни был самый счастливый момент? Когда мой муж Миша сделал мне предложение:
10 глава
Следы снежного человека
К ночи мы добрались до первой стоянки. Это было счастье, поскольку внезапно из-за поворота выплыла грозовая туча и накрыла нас с головой. Хлынул такой ливень, что перед ужином мы руки с мылом помыли под дождем.
Нашим первым пристанищем оказалось бунгало из досок, покрытое тростником, поделенное на крошечные клетушки. Еще была кухня, где готовился так называемый рис на огне — в том смысле, что плитки не было, а кроме риса — в доме хоть шаром покати!
«На веранде» при свете керосиновой лампы уже сидели, ожидали рис двое шотландцев — звали их Скотт и Ричард. Рослые, крепкие, с большими ладонями, такие молодцеватые парни! Им хорошо бы шотландский виски рекламировать. А они пустились в Гималаи на поиски йети!