Вечерний ветер гнул голые березовые ветки. Сьюзи машинально бросила взгляд на часы и забеспокоилась: Эндрю пора было возвращаться. Ей пришло в голову, что он не устоял перед соблазном что-нибудь вытянуть из сына бакалейщика. У нее не было желания долго оставаться на ветру, но мысль, что Эндрю надо помочь с тяжелой поклажей, заставила ее сложить инструменты у крыльца и зашагать к озеру, спрятав руки в карманы.
Подходя к пристани, она услышала всплеск и глухое бульканье. Звуки нарастали, она ускорила шаг. Сдавленные крики заставили ее замереть. На краю причала стоял на коленях человек крепкого телосложения, склонившись к воде и по самые локти опустив в нее руки. Внезапно из воды вынырнула багровая физиономия Эндрю, которую человек на коленях поспешил опять толкнуть вниз.
Она не испугалась, ей показалось, будто время пошло очень медленно, и она сейчас в точности знает, что собирается сделать в следующий миг, и каждое движение ее будет очень точно рассчитано. Голова Эндрю снова вынырнула, и в этот момент Сьюзи помчалась к нему. Прежде чем коленопреклоненный незнакомец обернулся на шум, она выхватила из кармана куртки Эндрю револьвер, сняла его с предохранителя и дважды выстрелила в упор.
Первая пуля угодила незнакомцу под лопатку, и он с воплем вскочил. Вторая попала в затылок, раздробила позвоночник и прошила артерию. Человек ткнулся лицом в доски, кровь закапала в озеро.
Сьюзи выронила револьвер и плюхнулась на живот, протянув руку вынырнувшему Эндрю. Он ухватился за швартовочное кольцо и из последних сил выполз на берег.
— Тихо! — приказала Сьюзи, растирая его. — Теперь все хорошо, дышите и ни о чем больше не думайте. — Она ласково погладила его по щеке.
Эндрю перевернулся на бок и закашлялся, выплевывая воду. Сьюзи стянула с себя куртку и укрыла его.
Эндрю отстранил ее и, наклонившись над трупом, обхватил руками голову. Сьюзи молчала, готовая его удержать, если он потеряет равновесие.
— Я думал, это сын Бруди, — забормотал он, икая. — Я даже помог ему причалить. Увидел, что это не он, но не испугался. Он вылез на берег и, прежде чем я успел вымолвить слово, схватил меня за горло и давай душить, а потом спихнул меня в озеро…
— И тут подоспела я, — подсказала Сьюзи, глядя на неподвижное тело.
— Сядем в его моторку и поедем за полицейскими, — решил Эндрю, выбивая зубами дробь.
— Первым делом идем переодеваться, а то вы насмерть замерзнете. Полиция подождет, — решила Сьюзи.
Она помогла ему подняться и повела к дому. Потащила его на второй этаж, в спальню, и, приказав раздеваться, скрылась в ванной. До Эндрю донесся шум воды. Сьюзи вернулась с большим полотенцем.
— Жесткое, как деревяшка, но лучше такое, чем ничего. — Она кинула ему полотенце. — Скорее под душ, а то заработаете воспаление легких!
Эндрю побрел в ванную, волоча за собой полотенце.
Он не сразу согрелся. Струящаяся по лицу вода не могла прогнать страшную картину — окровавленный человек на узком дощатом причале.
Наконец он, закрутив кран, тщательно вытерся и обмотался полотенцем. Поморщившись от собственного отражения в зеркале над раковиной, он машинально открыл дверцу шкафчика для лекарств. Там в круглой лакированной коробочке, с виду китайской, обнаружилась кисточка, безопасная бритва и кусок мыла. Он наполнил раковину, окунул в горячую воду кисточку, намылил бороду и, чуть помедлив, приступил к бритью.
Постепенно открылось его прежнее лицо.
Выйдя из ванной, он нашел на кровати приготовленные для него льняные брюки, рубашку и шерстяной жилет. Натянув все это, он спустился в гостиную, к Сьюзи.
— Чья это одежда? — спросил он.
— Точно не бабушкина. О ее любовнике я теперь знаю хотя бы, что он был одного с вами телосложения.
Подойдя, она провела ладонью по его щеке.
— Сейчас со мной совсем другой человек, — проговорила она.
— Прежний был вам больше по душе? — спросил Эндрю, отводя ее руку.
— Один стоит другого, — отрезала Сьюзи.
— Нам пора.
— Никуда мы не поедем!
— Вы действительно странная!
— Это комплимент?
— Вы только что убили человека. Можно подумать, вам все равно.
— Я разучилась удивляться, когда Шамир пожертвовал собой, спасая меня. Да, я кого-то убила, это ужас, конечно, но ведь он пытался вас утопить, мне что же, оплакивать его горькую судьбу?
— Возможно. Меня хотя бы подташнивает, а вы, я смотрю, не испытываете ни малейших угрызений совести.
— Согласна, я чокнутая, совершенно чокнутая! Я всегда такой была, а вам-то что? Не терпится все вывалить легавым? Ну и ступайте, скатертью дорога!
— Уже слишком поздно, чтобы плыть на тот берег, — тихо ответил Эндрю, глядя в окно, за которым опускались вечерние сумерки. — Мой мобильный телефон в кармане куртки, я им позвоню.
— Уже пыталась. Сигнал отсутствует.
Мертвенно-бледный Эндрю опустился на стул. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним возникала сцена на причале.
Сьюзи села на пол рядом с ним и положила голову ему на колени.
— Хотелось бы мне вернуться в прошлое и никогда не ступать на этот злосчастный остров…
Теперь руки дрожали у нее, и Эндрю не мог оторвать от них взгляд.
Они долго сидели молча. Сьюзи колотило, Эндрю гладил ее по голове.
— Зачем Бруди вернулся и оставил нам номер своего телефона, если отсюда все равно не позвонить? — пробормотала она.
— Чтобы у нас не было никаких подозрений. Уплыв в лодке, он отрезал нас от мира.
— Вы подозреваете, что он все подстроил?
— Кто еще знал о нашем приезде? — Эндрю встал и подошел к камину. — Давно вы получали известия о подруге, у которой снимаете квартиру на Мортон-стрит?
— Давно. Почему вы спрашиваете?
— Если бы не ваши старания вызвать у меня интерес к вашим делам, я бы решил, что вы принимаете меня за идиота.
— Вовсе я не старалась!
— Еще одна ложь — и я уеду в Нью-Йорк, — припугнул ее Эндрю.
— Ну и уезжайте, я не вправе подвергать вас опасности.
— Да уж, такого права у вас нет. Но вернемся к вашей подруге: давно вы с ней знакомы?
Сьюзи не ответила.
— Мне уже приходилось становиться объектом манипуляций, я дорого за это заплатил, и больше мне платить нечем. Того, что произошло здесь сегодня, я никогда не смогу забыть. Вчера в «Дикси Ли», когда вы схватились за телефон, едва я отвернулся, мне захотелось бросить вас на произвол судьбы.
— Почему же вы передумали?
— Не знаю, передавала ваша бабушка документы на Восток или нет, но отныне я совершенно уверен, что кое-кто ни перед чем не остановится, лишь бы помешать вам узнать о ней больше.
— Кнопф меня предупреждал. Какая же я дура!
— Возможно, ваша бабка действовала не в одиночку. Если ее сообщникам или сообщницам столько лет удавалось выходить сухими из воды, то они пойдут на все, чтобы до них никто не добрался. Случившееся на причале — тому доказательство. А теперь признавайтесь, кому вы звонили из «Дикси Ли»?
— Кнопфу, — прошептала Сьюзи.
— Сейчас, прежде чем убедиться, что здесь нет связи, вы тоже пытались позвонить ему?
— У меня на совести труп. Напавший на вас не был вооружен, в отличие от меня. Обратимся в полицию — и нашему расследованию конец. Кнопф — мастер выходить из таких ситуаций, вот я и хотела спросить у него совета.
— Какие у вас интересные знакомые! Какого же совета вы от него ждали?
— Он бы кого-нибудь прислал.
— А вам не приходило в голову, что он уже сделал это, хотя вы его не просили?
— Чтобы Кнопф подослал убийцу?! Это невозможно! Он — мой ангел-хранитель с самого детства, он волосу не позволит упасть с моей головы.
— С вашей — допустим, а как насчет моей? Бруди не успел бы спланировать это нападение. А Кнопф по вашей милости еще со вчерашнего дня в курсе, куда мы отправились.
— Что, если бакалейщик мечтал оставить этот дом себе, и наш приезд нарушил его планы?
— Не мелите чушь! По-вашему, он похож на убийцу, с его очечками и гроссбухом?
— Разве та женщина, которая вас пырнула, была на вид прирожденной убийцей?
Эндрю безропотно снес удар.
— И что же мы будем делать? — спросила Сьюзи.
Эндрю принялся шагать по комнате взад-вперед, собираясь с мыслями. Отсутствие алкоголя мешало ему думать, сопротивляться решению, шедшему вразрез со всеми его принципами. Он бросил на Сьюзи испепеляющий взгляд и выскочил из дома, хлопнув дверью.
Выйдя, она увидела, что он сидит с отсутствующим видом на перилах крыльца.
— Мы зароем тело, — процедил он.
— Почему не сбросить его в воду?
— Вы на все способны, да?
— А вы собрались копать могилу в темноте? Мрачноватая перспектива!
Эндрю спрыгнул с перил и негодующе уставился на Сьюзи.
— Согласен, надо только найти груз, который утащит его на дно.
Он зажег фитиль керосинового фонаря, висевшего у входной двери, и повел Сьюзи в темноту чащи.
— Как же моя бабка не боялась проводить тут в полном одиночестве воскресные дни?
— Наверное, она была находчивой особой, прямо как вы, — отозвался Эндрю, заглядывая в сарай. — В самый раз! — Он поднял с верстака тяжелый ящик с инструментами.
— Бруди хватится своего имущества.
— Раз вы считаете его заказчиком несостоявшегося убийства, то ему не придется долго ломать голову. Вряд ли нападавший, сделав свое грязное дело, оставил бы наши трупы в доме. Вот только мне как-то не верится в виновность Бруди.
— Уверяю вас, Кнопф ни при чем.
— Поживем — увидим. Берите этот моток веревки — и вперед.
Они вернулись на причал. Эндрю поставил керосиновую лампу рядом с мертвецом, привязал конец веревки к ручке ящика и крепко обмотал ею туловище трупа.
— Помогите!
Сьюзи, ежась от отвращения, подхватила тело за ноги, Эндрю поднял его за плечи. Они перенесли свою ношу в лодку, Эндрю сел к мотору.
— Ждите здесь с лампой, она послужит мне маяком при возвращении.
Сьюзи оставила лампу на досках и спрыгнула в лодку.
— Я с вами!
— Вижу… — буркнул Эндрю, запуская мотор.
Лодка стала удаляться от берега.
— Если лампа погаснет, нам ни за что не найти причал, — уныло произнес Эндрю, оглядываясь.
Свет лампы становился все слабее. Эндрю заглушил мотор, лодка проплыла по инерции еще немного и замерла.
Вдвоем они сбросили убитого и ящик с инструментами за борт. Труп медленно погрузился в черную воду.
— Надо было привязать его за ноги! — спохватилась Сьюзи, наблюдая, как исчезают пузыри на воде.
— Почему?
— Потому что он будет болтаться у дна вниз головой. «Это кем же надо быть, чтобы такое натворить?!» — передразнила она официантку Аниту.
— От вашего цинизма у меня волосы дыбом.
— Убийца — я, ваше дело — проливать слезы по невинно убиенному. Плывем обратно, а то ветер потушит наш маяк.
Назад они плыли в гробовом молчании. Холодный ветер, хлеставший их по щекам, принес запах снега и смолы. Зимний аромат, источаемый лесом, вернул их к жизни.
— Бруди-сын оставил нас без еды, — молвила Сьюзи, входя в дом.
Эндрю задул лампу, повесил ее на место и направился в кухню.
— Проголодались? — спросил он, моя руки под краном.
— А вы?
— Я — нет.
— Тогда я с вами не поделюсь. — Она достала из кармана пальто батончик мюсли.
Жуя, она насмешливо поглядывала на Эндрю. Наконец не выдержала, достала еще один батончик и протянула ему.
— По-моему, нам ничего не остается, кроме как отправиться спать. Если вам так необходимо облегчить совесть, то завтра мы пойдем в полицию.
Она поднялась наверх и скрылась в спальне.
Немного погодя Эндрю присоединился к ней. Она лежала в постели совершенно голая. Он разделся и навалился на нее, пылкий и неуклюжий. Жар ее тела разбудил желание. Она почувствовала напор его члена, обняла Эндрю, провела кончиком языка по его шее.
Он осыпал поцелуями ее грудь, плечи, впился в губы. Она стиснула его ногами. Он врывался в нее, она его отталкивала — и снова тянула к себе. Их дыхание смешивалось и, полное нетерпения и жизни, гнало прочь недавние мрачные картины. Они перевернулись, она оседлала его, откинулась назад, крепко, до боли, вцепилась пальцами в его бедра. Ее живот напрягался и опадал в нарастающем ритме, груди подпрыгивали вверх и тяжело шлепались вниз. Эндрю кончил в нее, она закричала, забилась и долго не могла успокоиться.
Она вытянулась рядом с ним, он нашарил ее руку и хотел поцеловать, но она молча встала и заперлась в ванной.
Когда она вернулась в спальню, Эндрю там уже не было, из гостиной доносились его шаги. Она скользнула под простыню, погасила свет и впилась зубами в подушку, чтобы он не слышал ее рыданий.
* * *
Ее разбудил назойливый стук. Открыв глаза, она с удивлением обнаружила, что спала в постели. Шум не утихал. Она оделась и спустилась вниз.
Эндрю залез так глубоко в дымоход, что в камине виднелись только его ноги.
— Ты никогда не спишь? — спросила она, зевая.
— Я сплю мало, зато крепко, — гулко прозвучало из дымохода под аккомпанемент молотка.
— Можно поинтересоваться, что ты там делаешь?
— Не спится, вот и придумал себе дело. Ни черта не видно!
Она принесла с крыльца керосиновую лампу, зажгла фитиль и поставила лампу на золу.
— Так лучше?
— Другое дело! — И он отдал ей чистый, совершенно без копоти, кирпич.
— Собираешься разломать весь дымоход?
Под его гулкий смех сверху в камин свалился еще один кирпич, разлетевшийся на куски.
— Подними-ка лампу! — скомандовал он.
Сьюзи постаралась его не разочаровать.
Он жестом приказал ей отодвинуться, вылез из камина и встретился с ней взглядом.
— В чем дело?
— Ни в чем. Я провожу ночь с мужчиной, который делает выбор в пользу дымохода. А так все в порядке.
— Получай! — Эндрю отдал ей какой-то предмет, завернутый в крафт-бумагу.
Сьюзи от неожиданности вскрикнула:
— Что это?!
— Схожу за ножом. Сейчас увидим.
Она бросилась за ним в кухню, и они уселись за стол.
Сверток оказался пачкой фотографий Лилиан, сделанных, без сомнения, ее возлюбленным, с которым она уединялась на этом острове, затерянном в горах Адирондак. Здесь же были ноты и конверт с выведенным от руки словом «Матильда».
Сьюзи схватила конверт.
— Как насчет того, чтобы передать его адресату? — спросил Эндрю.
— Через год после заплыва в бостонском порту мама снова бросилась в воду. На этот раз полицейского патруля поблизости не случилось…
Сьюзи вскрыла конверт и развернула письмо.
Матильда,
остров, откуда я тебе пишу, приютил женщину, не похожую на твою мать. Эта женщина любила одного мужчину, но он любил ее гораздо меньше, чем она его. В полдень он уплыл и больше не вернется.
Не думай, что я предала твоего отца. Он преподнес мне чудеснейший подарок, о каком я только могла мечтать, — тебя, мое дитя, наполнившее мою жизнь. Но когда тебе было пять лет, я застала его в нашей постели. Он был в ней не один… Мне понадобилось время, чтобы его простить. Прощение пришло тогда, когда я сама полюбила и поняла, что границы приличий делали его узником собственной жизни. Возможно, придет день, когда мир станет таким же терпимым, как я, научившаяся терпимости. Как можно осуждать тех, кто любит?
Дом, где я пишу это письмо, приютил того, кто не был твоим отцом. Этот человек говорил мне то, что я всегда мечтала услышать. Мы с ним беседовали о будущем, о наших общих ценностях, о политике во благо народа, а не власти. Забыв о том, что он политический противник твоего отца, я поверила ему, поверила его пылу, страсти, искренности.
Но жажда власти всесильна, она обращает в прах самые благие намерения.
Я наслушалась стольких альковных тайн, такой лжи, но молчала до тех пор, пока из любопытства не прочла то, что не предназначалось для моих глаз.
Люди, обладающие властью и желающие создавать у нас иллюзии, первым делом нуждаются в нашем доверии. Иллюзия должна выглядеть такой же естественной, как скрываемая за ней реальность. Малейшее несовершенство — и иллюзия лопается, как шарик, проткнутый иголкой. И тогда наружу вылезает кричащая реальность.
Мне пора уходить, Матильда, отступать назад слишком поздно. Если меня постигнет неудача, то тебе наговорят о твоей матери много всякого, но ты ни за что не верь.
Думая об этом, я пишу тебе сегодня вечером, молясь, чтобы тебе никогда не пришлось это читать.
Завтра я вручу пакет своему единственному другу, чтобы он передал его тебе, когда станешь достаточно взрослой, чтобы все понять — и начать действовать. Ты найдешь здесь музыкальную партитуру, которую сумеешь прочесть, и ключ. Если со мной произойдет худшее, то, скучая по мне, вспоминай то место, где мы с тобой бывали тайком, когда уезжал твой отец. Там и горюй по мне.
Поступай так, как подскажет совесть. Тебе самой решать, встать ли на мое место. Ты не обязана это делать.
Если решишься, то я, прошу тебя только об одном: никому не доверяй.
Люблю тебя, доченька, люблю так сильно, что ты не сможешь этого понять, пока сама не станешь матерью.
Прости меня за то, что меня нет с тобой, за то, что я выбрала путь, лишивший тебя матери. Мысль, что я тебя больше не увижу, чудовищна и невыносима. Но есть вещи важнее собственной жизни. Хочется верить, что на моем месте ты поступила бы так же.
Знай, где бы я ни находилась, я никогда не перестану тебя любить. Ты со мной каждое мгновение, навсегда.
В тебе весь смысл моей жизни.
Твоя, любящая мама.