Клавка нахохлилась и замолчала. А я внезапно испытала приступ небывалого человеколюбия, погладила ее по голове и, ругая себя распоследними словами, примирительно произнесла:
— Ладно, Клавочка, попробуем что-нибудь придумать. Давай номер жениха.
Клюквина торопливо продиктовала номер и уставилась на меня в ожидании чуда. Я достала свой сотовый телефон и потыкала в кнопочки.
— Слушаю вас, — отозвался приятный мужской голос. Такие еще называют бархатными.
— Александр Михайлович? Здравствуйте! — вежливо поздоровалась я. — Афанасия Сергеевна беспокоит...
— A-а, здравствуйте, здравствуйте, Афанасия Сергеевна, рад вас слышать! Что-нибудь случилось?
— Нет, то есть да... — я не знала, что говорить, поэтому замолчала.
Молчал и мой собеседник. Пауза затягивалась.
— Кхм... Афанасия Сергеевна, вы еще здесь?
— Да, да, здесь... — эхом откликнулась я
— Я могу быть вам чем-нибудь полезен? — поинтересовался Александр Михайлович.
— Можете. Понимаете, мы с сестрой сегодня гуляли в парке...
При этих словах глаза у Клюквиной округлились от ужаса, но я сделала предупреждающий жест рукой и продолжала:
— ...и нашли там мобильный телефон. Вещь дорогая, ее владелец, наверное, переживает. Мы хотим вернуть телефон хозяину, но не знаем его адреса. Вы не могли бы нам помочь?
— Каким же образом?
— Мы позвонили с найденного телефона на мой, а у меня определитель. Так что номер мы знаем. По номеру ведь можно узнать адрес клиента, то есть, я хотела сказать, абонента?
— В принципе, да... — Александр Михайлович, судя по всему, задумался. — Вот что. Вы, Афанасия Сергеевна, продиктуйте номер и перезвоните мне через полчасика. Посмотрим, что можно сделать. Хорошо?
— Да, конечно. Спасибо большое.
— Да пока не за что, — он положил трубку.
На улице темнело.
— Осень, — поставила я в известность Клавку.
Она согласилась и спросила:
— Ты кому звонила?
— A-а... Это брат Нинки, англичанки нашей. Он работает в системе МВД.
— Кем? — не унималась сестрица.
— Не помню. Он что-то говорил, но мне это как-то без надобности.
— Глупая ты, Афоня! Таких людей беречь надо, холить и лелеять. Сама знаешь, у нас в государстве от сумы да от тюрьмы... Симпатичный?
— Кто? — не поняла я, так как мыслями была далеко.
— Мент в пальто! — огрызнулась Клавдия. — Этот Александр Михайлович твой...
Я покосилась на Гену и неопределенно пожала плечами:
— Нормальный.
Клавка закатила глаза и глубоко вздохнула. Из этой небольшой немой сценки я должна была сделать вывод, что умирать буду за письменным столом в почетном звании старой девы.
— И что, холостой? — продолжала допытываться Клавка.
— Кажется, холостой... Постой-ка, на что это ты намекаешь?!
— А я не намекаю, я прямо говорю — замуж тебе надо, Афанасия!
Секунд десять я возмущенно моргала и издавала нечленораздельные звуки. Потом гордо распра-вила плечи, задрала подбородок и бросила презрительный взгляд на Клюквину.
— Никогда, — принялась чревовещать я, — никогда мент не станет моим мужем!
— Ой-ой-ой, вы посмотрите на нее! — всплеснула руками Клавдия. — Прямо-таки Сивка-Бурка и огнедышащий дракон в одном флаконе! Да чтоб ты знала...
Зазвонил мой сотовый, и договорить Клавка не успела, поэтому то, что я должна была знать, так и осталось загадкой. В трубке возник Александр Михайлович.
— Афанасия Сергеевна, — с места в карьер начал он, — я все выяснил и решил вам сам позвонить. Значит, записывайте: улица Ферганская, дом 16, квартира 92. Зовут хозяина Матвеев Павел Леонидович.
— Павел Леонидович? — растерялась я. — Вы ничего не путаете?
— Я, дорогая Афанасия Сергеевна, никогда ничего не путаю! Профессия не позволяет. Информация абсолютно точная, не сомневайтесь.
Мы еще немного поболтали с Александром Михайловичем о разных пустяках. В продолжение разговора Клюквина здорово нервничала, делала страшные глаза и ерзала на сиденье, рискуя провертеть в нем дырку.
— Ну, что?! — нетерпеливо воскликнула она, едва я закончила разговор.
— Знаешь, Клав, его... — я мотнула головой назад. — Его, оказывается, зовут Павел Леонидович, а вовсе не Гена...
— Как так?
— А так!
Я пересказала Клавке разговор с Александром Михайловичем и, помолчав, неуверенно предположила:
— Может, этот телефон ему папа подарил? На двадцать третье февраля, например? А может, Гена тебя обманул и назвался чужим именем...
Клавка задумалась, обрабатывая полученную информацию, и задала глупейший, на мой взгляд, вопрос:
— А зачем?
Ответа я не знала, поэтому лишь слабо дернула плечом, что означало «отстань», и завела двигатель.
— Ты куда? — почему-то испугалась сестренка.
— На Ферганскую, по месту прописки этого Гены-Павлика...
Клюквина неопределенно хрюкнула, и мы поехали. На улице уже стемнело совсем, а фонари по странной прихоти муниципальных служб горели, в лучшем случае, через один. Я здорово вымоталась, пока нашла Ферганскую улицу и нужный дом. К счастью, Клавдия всю дорогу молчала, видимо, размышляя о судьбах Отечества, а заодно и наших тоже. В конце концов, изрядно поплутав, мы прибыли на место назначения. Я затормозила, заглушила движок и вопросительно посмотрела на Клюквину:
— Что дальше?
Клавка помолчала, а потом, нервно сглотнув, предложила:
— Давай сперва без этого... ну, Гены, поднимемся. Вдруг нужно родственников предупредить, подготовить... Люди сейчас, знаешь, какие нервные стали!
Немного подумав, я решила, что сестра права, и подняла рычаг ручного тормоза. В этот момент моя рука коснулась чего-то мягкого. Я зажгла в салоне свет и осмотрелась. Между передними сиденьями стояла небольшая мужская сумка, именуемая «барсеткой». Мы с Клавкой уставились на нее с таким ужасом, словно увидели перед собой директора преисподней.
— Афоня, надо бы барсетку осмотреть... — нарушила молчание Клавдия.
— Ага... надо... — пискнула я.
Мы снова замолчали, буравя глазами то друг друга, то барсетку.
— Вот и смотри! — велела мне Клавдия.
— А почему сразу я?
— Потому что ключи от машины я искала. Давай-ка, не рассуждай, принимайся за дело!
Похныкав для порядка, я все же взяла сумку Гены и, ожидая чего угодно, дрожащими руками открыла ее.
— Чего там? — полюбопытствовала Клюквина.
— Чего, чего! — неизвестно почему разозлилась я. — Фотографии из порножурналов и целая куча презервативов.
— Правда, что ли? — не поверила сестра.
Я молча извлекла из барсетки какие-то бумажки, небольшой ключ, мобильник, пропуск и паспорт.
— А где презервативы? — разочарованно протянула сестрица.
— Клава, я же пошутила! На-ка вот, посмотри!
С этими словами я протянула Клавке паспорт, а сама раскрыла пропуск.
«Спортивно-оздоровительный центр «Импульс», — прочитала я, — инструктор по фитнесу Дука Николай Владимирович».
Переместив взгляд на фотографию, я легко опознала на ней моего покойного жениха. На всякий случай я оглянулась. Сходство между типом на заднем сиденье и этим инструктором поразительное! Я бы даже сказала: одно лицо!
— Кто же ты на самом деле, а? — спросила я молодого человека, не надеясь на ответ.
— Да-а, — протянула Клавдия. — Занятный тип.
— Угу, — согласилась я. — И за него ты меня сватала, между прочим! Позволь спросить, дорогая, кто же на самом деле был моим избранником: Гена, Павел Леонидович или Николай со смешной фамилией Дука?
Сестра озадаченно потерла нос и заявила:
— Какая разница? Лишь бы человек хороший был.
— У хорошего человека только одно имя, — припечатала я, — и он им очень дорожит!
— Вот ведь, какая ты... категоричная! Может, этот парень очень добрый и нежный и морских свинок разводит? Ну, назвался человек Геной, подумаешь! Считай, что это его псевдоним, а на самом деле товарища зовут Коля. Между прочим, у всех великих людей были псевдонимы. Горький, например, или Сталин... Тот же Марк Твен...
— Да? А Павлик? Или это еще один псевдоним?
— Ты же сама говорила, что телефон мог кто-нибудь подарить. Ладно, хватит фигней страдать! Пошли родственников к трагедии готовить.
Я покачала головой, сильно сомневаясь в правильности этих действий. Но спорить с Клавкой не хотелось, и я принялась складывать документы обратно в сумочку трупа. Неожиданно что-то выскользнуло у меня из рук, легонько звякнув о «молнию» куртки.
— Ой, ключик! Смотри, Клав, какой хорошенький! — обрадовалась я находке.
— Такой маленький! Интересно, какую дверцу он открывает?
Вопрос был риторический и ответа не требовал. Чисто автоматически я сунула ключик в карман курточки и тут же забыла о нем. Мы с Клавдией с облегчением покинули салон шикарной иномарки. Согласитесь, путешествовать столь длительное время с покойником — занятие малоприятное. Тем более когда выясняется, что труп очень подозрительный и имеет несколько псевдонимов.
Квартира, где жил мой бывший жених, располагалась на седьмом этаже обычного девятиэтажного дома. Для того чтобы это выяснить, нам с Клюквиной пришлось топать пешком вверх по лестнице, несмотря на работавший лифт. Как и в большинстве московских подъездов, стены здесь были расписаны местными художниками. Приводить примеры надписей не стану, потому что меня, как филолога, глубоко возмущают грамматические ошибки и в тетрадях, и на стенах. На каждом этаже было по шесть квартир: три слева и три справа. Каждая из этих троек объединена общим тамбуром и, как правило, солидной металлической дверью. Такая дверь была и у нужного нам тамбура. Чтобы не оставлять времени на рассуждения и размышления, я отважно позвонила в девяносто вторую квартиру.
— Ты уже придумала, что будешь говорить несчастным родственникам? — прошептала Клюквина.
— Нет, — тоже шепотом ответила я. — Это будет экспромт.
Открывать нам не хотели, поэтому пришлось еще несколько раз позвонить. И снова безрезультатно.
— Клава, — я задумчиво почесала за ухом, глядя на негостеприимную дверь. — А ведь у нас ключ есть...
— Что предлагаешь? — озадачилась Клавка.
— Войти и посмотреть! — досадуя на бестолковость сестры, пояснила я.
— A-а... А зачем?
Клюквина снова задала вопрос, не имеющий ответа. Действительно, зачем? Доброе дело мы уже сделали: юношу доставили по месту проживания. А ведь могли бы и в парке оставить! Но была здесь какая-то тайна. Парень представился Клюквиной как Гена, удостоверение и паспорт у него на имя Николая, а телефон, судя по всему, принадлежит Павлу. Ничего интереснее чужих тайн человечество еще не придумало, а я существо до крайности любопытное. Вот и сейчас, стоя перед дверью, я изнывала от любопытства, хотя и понимала, что история, в которую мы с сестрой попали по воле случая, очень неприятная и, скорее всего, сулит мам большие проблемы. Однако я ничего с собой поделать не могла, оттого разозлилась и грозно рыкнула:
— Так надо! Не задавай глупых вопросов!
Клюквина быстро сообразила, что я гневаюсь,
тихо охнула и заткнулась.
Квартира, где мы оказались после недолгой возни с ключами, была просторной и сверкавшей модным нынче «евроремонтом». Впрочем, мебели в ней было несколько маловато. Диван, кресло, телевизор с видеомагнитофоном на полу и стеклянный журнальный столик — вот и все убранство ультрасовременной комнаты. Даже занавески на окнах отсутствовали, а с потолка свешивалась одинокая лампочка на длинном проводе без какого-либо абажура. Правда, на стене висела очень неплохая репродукция с картины Сальвадора Дали «За несколько секунд до пробуждения». Мы с Клавдией взялись за руки и пошли на кухню. Она гоже носила следы свежего ремонта — настолько выглядела чистой и аккуратной. При этом она была просто напичкана новой бытовой техникой, начиная от тостера и кончая посудомоечной машиной «Bosh». В углу тарахтел двухдверный холодильник шоколадного цвета с таким же именем. Клавдия отпустила мою руку и решительно распахнула обе дверцы морозильного агрегата.
— Ого! — присвистнула она. — Такого я даже в кино не видела!
Движимая любопытством, я приблизилась.
Недра огромного, приближающегося по размерам к моей большой комнате, холодильника были забиты до отказа. Продукты, несомненно, высо-чайшего качества и совершенно фантастической стоимости.
— Живут же люди, — завистливо вздохнула Клюквина, — ты тоже могла бы так жить!
— На мою-то зарплату? — усмехнулась я.
— Нет, дорогая, на зарплату мужа!
— Мой будущий муж умер. И нечего теперь плакать по тому, что могло бы быть. Сама знаешь: снявши голову, по волосам не плачут!
С этими словами я, гордо подняв подбородок, удалилась в ванную.
...Он сидел в джакузи, до краев наполненной водой, и вода отчего-то была красного цвета. По странной прихоти мужчина принимал ванну полностью одетый: в джинсах, ботинках и кожаной куртке.
— К-Клава! — заикаясь, позвала я.
Клюквина не замедлила явиться на зов, уловив
панические нотки в моем голосе.
— А что у него с горлом?
Клавка сегодня побила все мыслимые и немыслимые рекорды по задаванию глупых вопросов.
— Я, конечно, не специалист, но мне кажется, что оно перерезано от уха до уха, — стуча зубами, пояснила я.
— И ты думаешь, он умер?
— По-моему, да...
Пару секунд мы пялились на гражданина в ванной. Если бы не ужасный разрез на шее, его вполне можно было бы назвать симпатичным. Но в данный момент товарищ выглядел, прямо скажем, паршиво.
Не сговариваясь, мы с Клюквиной бросились к выходу. Клавка при этом издавала сдавленное попискивание, а я только и смогла распахнуть рот в беззвучном крике.
Каким-то образом мы оказались в метро. В вагоне, битком набитом народом, нас загнали в угол и крепко стиснули со всех сторон.
— Афоня, — Клавдия прижалась ко мне, дрожа всем телом. — Тебе не кажется, что два трупа в один день — это перебор?
— Кажется...
— Ты думаешь, его убили?
— А ты решила, что это он сам? Я понимаю, можно вскрыть вены, выпить таблетки, повеситься, устроить самосожжение, в конце концов! Но чтоб горло самому себе перерезать...
Я с сомнением покачала головой. Клавка понимающе кивнула и снова спросила:
— А кто это?
— Я думаю, это Павлик, хозяин квартиры.
— Они педики? — удивилась сестренка.
— Почему?
— Ну, раз вместе жили...
Честно говоря, я уже не была уверена, что парни жили вместе. Но все же какая-то связь между ними была.
— Нет, не думаю, что они педики. Квартира Павлика, это почти точно. А вот Коля... Может, они вместе работали? — я вопросительно посмотрела на сестру.
Она пожала плечами и закрыла глаза. Клавдия, честно говоря, выглядела плохо: бледная, как простыня, с капельками пота на лбу и над верхней губой. Я тоже чувствовала себя не лучшим образом. Тоска по прежней спокойной жизни иногда становилась просто щемящей. Но шестое чувство подсказывало мне, что спокойная жизнь надолго сделала мне ручкой. Невыносимо хотелось хлопнуться в обморок и хоть таким образом дать отдохнуть мозгам. Но, к сожалению, никак не получалось. Тогда я мрачно заявила:
— Надо в милицию идти.
— Опять ты со своими ментами! — воскликнула Клюквина. — Иди, кто тебя держит?! Только предупреждаю: эти деятели от закона повесят на тебя оба трупа. Передачи в тюрьму таскать не буду, и не надейся!
Я затравленно оглянулась. Вокруг нас образовалась небольшая пустота, а пассажиры изумленно хлопали глазами.
— Ты меня совсем за идиотку держишь?! — вполголоса возмутилась я. — Между прочим, я литературу преподаю. И не где-нибудь, а в гуманитарном лицее! Столько книг перечитала, тебе даже во сне не снилось!
— Ха-ха-ха! Можно подумать, вы в своем лицее Агату Кристи изучаете. Или Корецкого!
— А «Преступление и наказание»?! — изумилась я. — Чем не детектив?
— Ой, Афоня, брось! Это не детектив, а руководство по эксплуатации старушек и топора. И вообще, — резюмировала Клюквина, — смотри на жизнь реально, а не с позиции учителя литературы!