Довольный собой, Космо двинулся дальше. Лорд Шортлендс радостно засмеялся.
— Ну как, Спинк? — осведомился он. Дворецкий не отвечал. Лицо его затуманилось.
— Если этот толстый нахал знает вашего племянника, — развернул свою мысль пятый граф, — навряд ли удастся выдать его за Росситера. Да, Спинк, вам крышка. Кончились ваши козни.
Мервин Спинк молчал. Подняв мотоциклет, он мрачно сел на него и мрачно направился в деревню.
Радость его сменилась скорбью. Синее небо было отвратительным. Бабочки — хуже некуда, колосья — это черт знает что! Словом, настроение пресловутой Пиппы,[12] столь понятное у человека, которому светят полторы тысячи фунтов, начисто исчезло.
— Тьфу, та-ра-рам! — мрачно бормотал Мервин Спинк.
Добравшись до почты, он отправил телеграмму племяннику и мрачно поехал обратно, в замок, чтобы укрыться в своем логове.
Просидев там немалое время с мыслью о том, что нет на свете слов, печальнее чем: «Так могло бы статься»,[13] он услышал звонок из комнат леди Аделы. Когда вызывает хозяйка, надо идти, что бы ты ни чувствовал.
— Да, миледи?
— О, Спинк, приехал мистер Кобболд. Вы не посмотрите, все ли в порядке? Быть может, ему что-нибудь нужно.
— Сию минуту, миледи.
— Мистера Росситера нашли?
— Нет, миледи. К сожалению, он уехал.
— Но вы с ним свяжетесь?
— Непременно, миледи.
Мервин Спинк удалился, ничуть не страшась встречи с новым гостем. Когда он (Спинк, не гость) служил в роскошном доме Кобболда-старшего, младший ему очень нравился, поскольку, от щедрости душевной, нередко заглядывал к нему, чтобы поболтать и выпить. Мало того, несколько раз они ходили вместе на матч.
Однако, приближаясь к голубой гостиной, он был достаточно сумрачен.
Глава XI
Майк сидел в своей комнате, переодевшись к обеду, и ему все нравилось. Пятый граф мог терзаться и томиться, как Шильонский узник, но на свежий взгляд комнаты замка были выше всех похвал.
Скажем, окна, как справедливо заметила хозяйка, выходили в розовый сад, а дальше ласкали взор поля и рощи, где каркали грачи и бегали кролики. В самой комнате было уютно, если не сказать — роскошно. Особенно понравилось Майку мягкое кресло. В сельских спальнях сплошь и рядом обнаруживаешь мебель, сделанную в далеком прошлом по заказу инквизиции; но тут было не так.
Сидя в этом кресле, положив на столик ноги, Майк думал о Терри. Мысли его прервало то, что дверь открылась и появился вальяжный незнакомец, по-видимому — дворецкий, то есть тот самый Спинк, соперник лорда Шортлендса. Вон он каков, этот Адонис или, если хотите, змий в эдемском саду! Что ж, понятно, почему пятый граф его боится.
— Добрый вечер, сэр, — сказал Адонис.
— Добрый вечер.
Хотя Спинк и страдал, уста его тронула улыбка, какой улыбается дворецкий, когда один из вышестоящих совершит промах. Хозяйка сказала ему, что в голубой спальне находится Стэнвуд Кобболд, однако в кресле сидел кто-то другой.
— Простите, сэр, — произнес Спинк. — Должно быть, я что-то перепутал. Мне показалось, что, по словам миледи, здесь обитает мистер Кобболд.
— Да. Это я.
Дворецкие не вздрагивают, и Спинк только покрылся зыбью.
— Мистер Стэнвуд Кобболд, сэр?
— Он самый.
Они помолчали, и Спинк осторожно спросил:
— Вот как, сэр?
Надо быть особенно глупым, чтобы ничего не заподозрить, если вместо гиппопотама видишь греческого бога. Спинк был умен. Он сразу распознал, что дело нечисто, и взгляд его стал суровым.
Повторим, Спинк был умен и тут же смекнул, что на этом можно нажиться, мало того — восстановить рухнувшие упованья. Молодые люди, приезжающие в замок под чужим именем, зачем-нибудь это делают. Значит, надо узнать их тайну и назначить свою цену. Дворецкий приободрился.
— Разрешите заметить, сэр…
— Да-да. Прошу.
— Дело в том, сэр, что я знаю мистера Кобболда.
Майк обнаружил, что кресло не так уж удобно. Чем-то оно напоминало раскаленную сковороду.
— Знаете? — переспросил он, быстро вскочив.
— Да, сэр. Я служил почти целый год у мистера Кобболда-старшего, на острове Лонг-Айленд. С мистером Кобболдом-младшим мы виделись ежедневно.
— Тут есть над чем подумать, — проговорил Майк.
— Вот именно, сэр.
Словечко «сэр» подсказывало, что дворецкий не принимает его за вора. По-видимому, какая-то черточка, быть может — особое достоинство, побудила отвергнуть самую простую разгадку.
Что ж, подумал Майк, тем лучше. Должно быть, можно сговориться за сходную цену. Как видите, оба они стремились к одному и тому же.
— Присаживайтесь, — сказал Майк. — Ваша фамилия Спинк, если не ошибаюсь?
— Да, сэр.
— Так вот, дражайший Спинк, не будем делать глупостей. Договоримся тихо-мирно за круглым столом.
— Согласен, сэр.
— Начнем с того, что я не Стэнвуд Кобболд.
— Вот именно, сэр.
— Прекрасно. Теперь встает вопрос, кто же я. Как вам кажется?
— Фамилии не знаю, сэр, но имя ваше, по-видимому, Майкл. Кроме того, смею предположить, что вы — друг мистера Стэнву-да. Приехали вы вместо него, чтобы ухаживать за леди Терезой.
— Однако! Как это вам удается? Наверное, фокус с зеркалами.
Мервин Спинк снисходительно улыбнулся.
— Недавно леди Тереза получила… э-э… весьма пылкое послание с подписью «Майк».
— Господи! Она его показывала?
— Отнюдь, сэр. Одна из служанок нечаянно прочитала его, убирая туалетный столик, а позже пересказала в нашей гостиной.
Майк покраснел, что было ему к лицу, и слегка скрипнул зубами.
— Да? — зачем-то переспросил он.
— Да, сэр. Одна из горничных. Конечно, я сделал ей выговор.
— А шею не свернули?
— Нет, сэр.
— Зря. И как, ей понравилось?
— О нет, сэр. Я был очень строг.
— Не выговор. Письмо.
— Понравилось, сэр.
— Что ж, и то хлеб. Доставил человеку удовольствие. Огастес тоже его похвалил.
— Кто, сэр?
— Один лондонский критик. Если как-нибудь встретите, познакомьте его со служанкой. Явное родство душ. А что до ваших слов, вы правы. Что будем дальше делать? Кстати, фамилия моя — Кардинел.
— Я часто слышал о вас от мистера Стэнвуда.
— Мы старые друзья. Прибавлю, что он полностью согласен с моими теперешними планами.
— Так я и думал, сэр. Мистер Стэнвуд исключительно добр, тем более — к друзьям. Но вы говорили…
— …что будем делать дальше?
— Простите, сэр?
— Ну-ну, Спинк, где ваш разум? Прежде всего, надо обеспечить ваше молчание. Если Алела узнает, мне конец.
— Несомненно, сэр.
— Итак?
— Если разрешите, сэр…
— Разрешу, разрешу.
— …я бы предложил полюбовное соглашение.
— Финансового характера?
— Вот именно, сэр.
Майк облегченно вздохнул и улыбнулся Спинку, как улыбались жители Гента гонцам из Аахена.[14]
— Значит, дело ясно, — сказал он. — Как вам десятка?
— Ну, что вы, сэр!
— Это немалые деньги.
— Меньше, сэр, чем двести фунтов. Майк засмеялся.
— Что-то у меня со слухом. Мне послышалось «двести фунтов». Или с акустикой комнаты…
— Я так и сказал, сэр. Майк щелкнул языком.
— Слушайте, Спинк! Все мы любим пошутить, но это уж слишком. Вы, наверное, имели в виду двадцать?
— Нет, сэр, двести. Мистер Стэнвуд часто говорил о ваших доходах. Мне кажется, указанная сумма не так велика по сравнению с вашими чувствами к леди Терезе. Я сужу по письму.
— А если я дам вам в глаз?
— В глаз, сэр?
— Очень уж тянет, руки чешутся.
— Весьма прискорбно, сэр.
— Нет, это подумать — двести фунтов!
— Они мне нужны, сэр.
— Знаю.
— Его светлость поделился с вами, сэр?
— Еще как! Вот вам и другая причина. Я не хочу ему мешать.
— У каждого бывают неудачи. То солнце, сэр, то дождик.
— Что-что?
— Другими словами, сэр, омлета не сделаешь, не разбив яиц.
— До омлета ли нам, Спинк? Надеюсь, вам понятно, что вы — подлый шантажист?
— Понятно, сэр.
— И вы не стыдитесь?
— Нет, сэр.
— Тогда говорить не о чем.
— Перья и чернила на письменном столе, сэр. Майк медленно подошел к столу и взял ручку.
— Что ж, утешение одно, — сказал он. — Рано или поздно вы за это ответите. Так и вижу, как вы, шаг за шагом, погружаетесь в трясину зла. Аппетит растет во время еды.
— Несомненно, сэр.
— Не хотите остановиться, пока не поздно?
— Нет, сэр.
— Дело ваше. Что ж, бегите к печальной развязке. Шантажируйте, но однажды вы оступитесь и — бамц! — упадете в яму. «Рад познакомиться», — скажет судья и вынесет приговор. Буду вас навещать, поболтаем через решетку.
— Весьма признателен, сэр.
— Не за что. Какое сегодня число?
— Двенадцатое мая, сэр.
— А как вас зовут?
— Мервин, сэр.
— Красивое имя.
— Моя матушка, сэр, тоже так считала.
— Вам не стыдно о ней вспоминать, когда вытягиваете двести фунтов из незнакомого человека?
— Нет, сэр.
— Подумайте, Спинк. Она смотрит на вас с небес.
— Она в Далидже, сэр.
— Значит, из Далиджа. Смотрит и…
— Если не трудно, сэр, чек на предъявителя.
— Ладно. Вот, прошу.
— Большое спасибо, сэр.
— Итак, ваша матушка…
Майк замолчал, услышав, что кто-то к нему стучится.
— Войдите! — сказал он. Вошла леди Адела.
— Решила посмотреть, как вы устроились, — сияя, сообщила она. — Вам ничего не нужно?
— Нет, спасибо.
— Наверное, вы болтаете со Спинком о старых временах? Он ведь служил у вашего отца. Мистер Кобболд очень изменился?
Многое в Мервине Спинке могло и не понравиться, но деньги он отрабатывал.
— Ничуть, миледи. Мы вспомнили разные оказии. Мистер Стэнвуд был чрезвычайно добр ко мне, когда я пребывал в Соединенных Штатах.
Издалека донесся жалобный голос мужа в беде. Дезборо Топпинг, страдающий подагрой, пытался завязать галстук. Леди Адела кинулась к нему, словно тигрица — к детенышу.
— Спасибо, Спинк, — сказал Майк.
— Не за что, сэр.
— Теперь я в безопасности.
— Несомненно, сэр.
— Хотел бы я вас отблагодарить. Мервин Спинк благосклонно улыбнулся.
— Вы отблагодарили, сэр.
— Как, чеком? С вас этого хватит?
— Конечно, сэр.
— Очень рад. Вижу, вам легко угодить. Но чек не годится. Он подписан «Майкл Кардинел». А я, видите ли, Майкрофт, как брат Шерлока Холмса.
Мервин Спинк, наконец, дрогнул. Лицо его перекосилось. Если бы у него были усы, он был бы похож на сбитого с толку баронета.
— Я пойду к миледи… — проговорил он.
— И признаетесь? Не советую. Придется многое объяснять. Нет-нет, инцидент исчерпан. Ваша матушка счастлива, Спинк. Любимый сын избежал ловушки. Скорее всего, — прибавил Майк, — она поет от радости.
Глава XII
Отцу, чья дочь обращается с ним, как с трудным ребенком, непрестанно угрожая поставить в угол и не давать карманных денег, нелегко ввести в ее дом подкидыша, и потому на первых порах граф очень волновался. Можно сказать, что он пережил целую гамму эмоций.
Поначалу главенствовал страх, побуждавший вздрагивать при громких звуках и припоминать Дамокла, о котором он читал в школьные годы. Потом пробудилась слабая надежда. Только на третий день, под вечер, когда он сидел в кабинете, ожидая обеда и почесывая собаку, пятый граф ощутил, что бояться нечего. Интрига, чувствовал он, удалась на славу.
Конечно, этот змий еще мог преподнести сюрпризец. Да, он повержен в прах, но очень живуч. Подумать страшно, что он едва не одержал победу. Если бы не редкостная сметливость нового друга, Кардинела, именно в эти дни дворецкий праздновал бы свой триумф.
Когда Майк описывал поединок, лорд Шортлендс был потрясен. Он понять не мог, почему его младшая дочь не кидается на шею этому замечательному юноше. Она как раз пришла и тоже занялась собакой, пощекотав ей брюшко.
— Вот что, — сказал отец.
Но тут дверь снова открылась, и вошел Майк. Семейная сцена умилила его донельзя. Будущая жена, будущий тесть и будущий свойственник Усик предстали его взору. Поистине, сам домашний уют! Жаль нарушать его, но он, Майк, пришел сообщить новость и должен это сделать.
— Привет, лорд Шортлендс, привет, — начал он. — Собственно, какие лорды? Вообще-то полагалось бы назвать вас «папаша» или «папочка», раз уж я буду вашим зятем. Кстати, этот Дезборо ни на что не годится. Я надеялся перенять обращение от него, но он говорит вам: «Э-э…»
— Моя сестра, — объяснила Терри, — хотела, чтобы он говорил: Papa.[15]
— Отвратительно!
— Папе тоже не нравится, это уж слишком. Вот Дезборо и крякает.
— Может, и мне крякать? Лорд Шортлендс думал иначе.
— Называйте меня Шорти, — предложил он.
— Спасибо, — ответил Майк. — Что ж, Шорти, вам хочется узнать, зачем я нарушил ваш покой?
— Ни в малой мере, мой мальчик, ни в малой…
— Нарушил, тут спору нет. Но я принес новости, и не очень хорошие. Держитесь за кресло.
При этих словах граф снова пал духом. Задрожав, как желе, он последовал совету Майка.
— Она все узнала? — проговорил он.
— Нет-нет, дело не так плохо. Приехал Стэнвуд Кобболд. Если можно покачнуться, сидя в кресле, пятый граф покачнулся.
— Быть не может!
— Может, может. Приехал. Собственной персоной.
— Сюда, в замок? — вскрикнула Терри.
— Пока что — в местную гостиницу. Прислал мне записку, я к нему пошел. Он собирался нанести визит.
Собачка Усик дала понять, что остались непощекоченные места, но графу было не до этого.
— Господи, он встретится с Аделой!
— Мало того, — поддержал его Майк, — он представится: «Стэнвуд Коббодд». Вот я ему и растолковал, что сюда ходить не надо, и пообещал, что лучшие умы займутся его проблемой. Понимаете, отец прислал ему телеграмму. Хочет, чтобы он сфотографировал здешние интерьеры.
— О, Боже ты мой!
— Видимо, она пришла, когда мы уже уехали. Он совсем растерялся, но вчера вечером его осенило. Я сниму его в этих интерьерах очень рано утром.
Граф опять задрожал, а Терри — вскрикнула.
— Рано утром! — простонал отец.
— Самое плохое время, — пояснила дочь. — Всюду кишат служанки.
— Они примут его за взломщика…
— Начнут верещать…
— Привлекая тем самым леди Аделу, — завершил Майк, — которая нас и укокает. Именно такая картина стояла передо мной, когда он излагал свой замысел. Но не тревожьтесь. Оснований нет.
Казалось бы, приятное сообщение, однако Терри снова вскрикнула, на сей раз — от гнева, вызвав тем самым вдумчивый вопрос Майка.
— Скажите, как вам удается издавать этот удивительный звук? Я полагал, что он доступен только нескольким щенкам сразу.
Терри не собиралась обсуждать звуки.
— Зачем же вы нас напугали?
— А зачем вы пугались? Вы же знаете, что со мной не пропадешь.
— У вас не было случая это показать.
— Верно, не было. Но это правда. Могли бы привыкнуть к тому, что мой могучий разум решает любую проблему.
— Вы что-нибудь придумали?
— Естественно.
— Вот и рассказали бы сразу, чем пугать. У Шорти высокое давление.
— Наследственное, — заметил граф. — Выше некуда. Майк понял их доводы.
— Да, вы правы. Не подумал. Я всегда сперва сообщаю худшее, чтобы потом сильнее обрадовать. Многие жалуются.
— Не удивляюсь.
— Что поделаешь, художественная натура! Люблю довести до предела, а уж после — снять напряжение. Значит, снимем? Пожалуйста. Насколько я понял, в теплые месяцы ваш замок открыт для обозрения по субботам.
— Конечно.
— Что за легкий тон! Вы об этом не думали так с миллион лет.
— Стэнвуд придет с экскурсией…