Поскольку Верлецкий не включил в коридоре свет, они оказались в абсолютной темноте.
– Вы что?! – очень сердито зашипел он на Ингу. – За вами гонятся?!
– Да! – простонала она. – Меня хотели задушить возле подъезда. Вот я и рванула сюда...
– Но почему сюда?!
– Потому что вы врач, а мне чуть не сломали шею: И вообще. В последнее время мне кажется, что я сошла сума. Вы можете как-то определить – так это или нет?
– Для того чтобы поставить диагноз, – ответил он, – вас надо обследовать.
– Обследуйте меня! – потребовала она.
– От вас можно чокнуться! Что, прямо сейчас обследовать? Голыми руками?
– Тогда не могли бы вы позвонить в милицию? – Инга почувствовала, что щеки ее стали горячими и солеными. – Скажите им, что на меня напали. Предумышленно.
– Ну нет уж! – вознегодовал Верлецкий. – Сейчас я позвоню вашему будущему мужу, он вас заберет из моей квартиры и сам позвонит в милицию. А я...
Договорить он не успел, потому что беглянка в отчаянии хотела привалиться к стене, но вместо стены за ее спиной оказалась вешалка, загруженная верхней одеждой. И как только Инга зарылась в куртки и пальто, сверху на нее с душераздирающим воплем свалилось что-то живое, и острые гвозди впились ей в спину и в шею.
Инга тонко завизжала и кинулась вперед, на Верлецкого. И вцепилась в него намертво, как лесной клещ в собаку.
– Заткнитесь! – рявкнул он и схватил ее в охапку. Как тогда, в первый раз.
Дальше все произошло, как в первый раз. Под потолком вспыхнула лампочка, и в коридоре возникла сонная Вероника в неглиже.
– Ты?! – закричала она, увидев Ингу в объятиях Верлецкого. – Снова ты?!
И даже присела, уперевшись руками в колени, как это делают вратари в опасный момент.
– Ну, сейчас начнется, – пробормотал Верлецкий себе под нос.
Однако Инга расслышала, потому что ее ухо находилось в непосредственной близости от его губ. Ноги у нее подкосились, и она едва не рухнула на пол. Верлецкий, надо отдать ему должное, ее поддержал, хотя Вероника клокотала и дымилась. И вообще была похожа на ведьму, которая только что прилетела на помеле и готовится кого-нибудь растерзать.
– Что Валерик, – свистящим голосом спросила она, – я тебя уже не устраиваю? Тебе нужна эта конопатая выдра?
Инга высвободилась из объятий Верлецкого и, не обращая на Веронику никакого внимания, спросила у него испуганно:
– Что это было? Вот это? – И поводила в воздухе руками.
– Это Аладдин, – хмуро признался Верлецкий. – Он испортил вашу куртку.
– Она кривоногая! – не унималась Вероника. – И плоскогрудая! У нее не грудь, а два желудя!
Верлецкий протиснулся мимо вопящей невесты и скрылся в комнате.
– Не оставляйте меня одну! – закричала ему вслед Инга. – Я боюсь! У меня и так травмы! Меня душили, а вы!
– Катись отсюда щас же! – вопила Вероника, раздуваясь, как кобра.
– Вот он, – сказал Верлецкий, протискиваясь обратно.
В руках у него был упитанный серый кот, которого он держал под передние лапы. Кот индифферентно висел, глядя на Ингу томными зелеными глазами.
– Обожает прятаться среди шапок, – пояснил Верлецкий и опустил кота на пол. – Иногда гости, не глядя, тянутся за головными уборами, а он тут как тут. Бьет их лапой. Многие пугаются. Ничего не могу с ним поделать.
– Ва-ле-рик! – завизжала Вероника, доведенная до белого каления тем, что он не обращает на нее внимания. – Выгони ее! Иначе я уйду навсегда!
– Если хотите от нее избавиться, – предложила Инга, кое-как взяв себя в руки, – я могу остаться и подождать, пока она съедет.
Верлецкий бросил взгляд на Веронику, которая в своей воздушной ночной рубашечке выглядела, как какая-нибудь мисс Вселенная, и хмуро сказал:
– Не зарывайтесь.
– Пожалуйста, проводите меня до квартиры, – попросила Инга, бочком продвигаясь к двери.
– Ни за что, – покачал головой Верлецкий. – Я не разрушаю чужих отношений, даже если мне этого очень хочется. Я позвоню вашему сердечному другу, пусть приходит и провожает вас хоть до посинения. Какой там у него телефон?
– Нет! – Инга зажмурилась, представив, как она «возвращается из командировки» в непотребном виде и ложится в постель, из которой только что бежала Надя.
Лучшая подруга была уверена, что Григорьев притащит Надю на ночь. А уж у Таисии большой опыт общения с мужчинами, не то что у Инги.
– Что «нет»? – нетерпеливо спросил Верлецкий и помутузил повалившегося на спину Аладдина тапочкой.
– Мяу! – пронзительно сказал тот и впился в тапочку зубами.
– Нет – это значит нет. Я не хочу, чтобы вы звонили Григорьеву. Прекратите играть с котом и сделайте что-нибудь, – потребовала Инга.
– Эта выдра уже командует тобой! – закричала Вероника и, фыркнув, унеслась из коридора. – Я все-таки ухожу навсегда!
– Простите, – всхлипнула Инга и принялась вытирать нос косынкой, которая висела у нее на шее.
– С удовольствием прощу, – галантно сказал Верлецкий, – если вы наконец уберетесь. Из-за вас мне предстоит бессонная ночь – уговоры, обещания, поцелуи, то, се... Надоело, честное слово.
Только все наладилось, и тут вы. Снова.
Он распахнул входную дверь, выглянул в мрачный, плохо освещенный подъезд и с неудовольствием согласился:
– Ладно, черт с вами, сам провожу. Надеюсь, мы с вашим Григорьевым не подеремся, как в прошлый раз. У него ярость опережает мысли.
– Я не пойду к нему! – успокоила его Инга. – Я пойду домой. К себе.
Не успела она договорить, как откуда-то снизу, из глубины подъезда, раздался удивленный вопль:
– Инга?! Ты здесь?
И по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел Стас Еремин. Физиономия у него была несчастная и разгневанная одновременно.
Увидев открытую дверь, а за ней Ингу и Верлецкого – босиком ив халате, – он остановился и изумленно спросил:
– Что у, вас тут случилось?
– Меня душили, – коротко ответила Инга, обратив внимание на то, что Стас был уже без перчаток.
– Ты выдернула меня из ночного клуба, где я прекрасно проводил время, попросила приехать и проводить тебя до квартиры. Я приехал, но не успел и глазом моргнуть, как ты убежала к Верлецкому, НИ слова не говоря! Может быть, объяснишь в чем дело?
– Драная выдра! – закричала откуда-то из комнаты Вероника.
Вероятно, она металась по комнате, потому что даже отсюда было слышно, как гневно стучат по паркету ее босые пятки.
– Конечно, объясню, – пообещала Инга. – Только, умоляю, не здесь.
– Вы что, уже уходите? – не без ехидства спросил Верлецкий.
– Я хочу, чтобы вы знали, – обратилась к нему Инга. – Может, вы мне и не поверите, но я сожалею. Честное слово. Просто так сложились обстоятельства...
– Драная конопатая выдра! – стояла на своем Вероника, выгребая из шкафа что-то шуршащее.
– Пожалуй, нам пора, – услышав в ее голосе истерические нотки, сориентировался Стас.
Он вывел Ингу на улицу, придерживая под локоть и приговаривая:
– Сейчас все будет хорошо.
– Ты говоришь так, будто собираешься вырвать мне зуб, – угрюмо заметила она.
– Не понимаю, – вместо ответа сказал Стас, – почему ты не хочешь разбудить Борьку? Тебе не стоит сегодня оставаться одной. Ты дрожишь, как овечий хвост! И зачем ты полезла к Верлецкому?
Знаешь же, что вместе с ним живет злая Вероника.
– И, что вы все, дураки? – закричала Инга. – Я вам толком объясняю: меня хотели задушить! Заду-шить! Я спасала свою жизнь! И какое мне было дело – есть там Вероника или нет?!
– Задушить? – опешил Стас. – Ты не говорила!
– О!
– Значит, так. Я разбужу Борьку. – Они как раз вошли в лифт, и Стас сам нажал на кнопку. – Он должен быть в курсе.
– Зачем?
– Ну, знаешь! Вы женитесь или нет?
– Я еще не получила официального предложения.
Она достала из сумочки связку ключей, но Стас отвел ее руку от замка:
– Нет, мы позвоним в звонок. Пусть он сразу поймет, что с тобой произошло! Если ты расскажешь ему утром, он не прочувствует ситуацию.
– Ну-ну, – горько ухмыльнулась Инга. – Флаг тебе в руки.
Она была уверена, что Григорьев с Надей лежат на кровати, надев на одеяло черный шелковый пододеяльник, а вокруг расставлены ароматические свечи, и в ведерке охлаждается шампанское. В общем, все в точности так, как показывают в кино.
– Кто там? – спросил Григорьев таким хриплым голосом, как будто накануне съел сотню окаменевших во льду пломбиров.
– Друзья, – сварливо ответил Стас. – Открывай быстрее.
Григорьев немедленно распахнул дверь. Он был в «семейных» трусах с растянутой резинкой, в застиранной футболке и в носках. Увидев его, Инга онемела. Он, впрочем, тоже на некоторое время лишился дара речи.
– Может быть, пустишь нас? – с нарочитой грубостью сказал Стас. – Посторонись давай. Оттолкнул его плечом и ввел Ингу в квартиру, взяв ее за плечи.
– Почему вы вдвоем? – растерянно спросил Григорьев и с силой потер лоб. – Почему вы ночью? – Потом повернулся к Инге:
– Почему ты плакала? Ты же поехала за хулахупами!
– Я не поехала. И меня душили возле подъезда, – торопливо объяснила она, не в силах поверить, что все тонкие психологические расчеты Таисии – не более чем игра воображения.
– Кто тебя душил? – Григорьев чуточку повысил голос.
– Не знаю! Просто набросились и душили.
Сзади.
– А при чем здесь Стас?
– Я знала, что меня будут душить, и позвала его на подмогу.
– Но почему его?!
Григорьев уставился на приятеля испепеляющим взглядом, а тот подтянул плечи к ушам, показывая, что он понятия не имеет почему его.
– Потому что тебе не нравится, когда я прошу о помощи! – сварливо заявила Инга.
Теперь, когда она убедилась, что Нади в квартире нет, что она все себе напридумывала (не без помощи Таисии, кстати), нервы ее сдали окончательно, и захотелось устроить настоящий скандал. Высказать Григорьеву все!
– Ты привык, что свои проблемы я решаю сама! – запальчиво продолжала она. – Что я всегда держу себя в руках, хорошо выгляжу и ни на что не жалуюсь. И когда вдруг со мной начали случаться всякие... странности, ты немедленно отстранился, отошел в тень.
– Нырнул в кусты, – подсказал Григорьев с печальной ухмылкой. – Это не правда. Я просто очень за тебя испугался, стал волноваться, нервничать и не сумел этого скрыть.
Тут Инга бросилась ему на грудь и расплакалась.
– Отлично, – пробормотал Стас. – Влюбленные голубки снова вместе, и я могу идти и допивать свой коктейль.
Когда дверь за ним захлопнулось, Инга отстранилась от своего будущего мужа и виновато забормотала:
– Мне нужно в душ. Извини, что разбудила...
У тебя такая сложная работа... Тебе нужно быть бодрым утром...
– Инга, перестань, – он поднял руки вверх, будто сдаваясь. – Хотя я и в самом деле должен немного поспать. А утром мы все обсудим. И обязательно пойдем в милицию. Обязательно. Надо что-то решать с этим душителем.
– Извини меня, – сказала Инга и потянулась к нему.
Он поцеловал ее в лоб и пошлепал в спальню.
– Носки сними! – крикнула она ему в спину, и он досадливо пошевелил лопатками.
В ванной комнате Инга быстро стянула с себя одежду, включила воду и взяла заколку с полки, чтобы подобрать волосы. Заколка выскользнула у нее из пальцев и с приятным нежным звоном улетела неизвестно куда.
– О нет! – простонала Инга и, встав на четвереньки, заглянула под ванну. Да так и осталась стоять.
Нет, Нади там не было. Зато стояли три низких круглых подсвечника с ароматическими свечами.
Она протянула руку и выгребла их оттуда. Свечи уже зажигали, и вокруг скрюченных фитильков темнели аккуратные лунки. Она машинально поднесла одну свечу к лицу и понюхала. Ваниль. Любимый запах гадкой Нади.
Инга поднялась на ноги и поглядела на себя в зеркало. Где-то она слышала, что ревность – это темная сторона любви. Ничего особенно темного она в себе не заметила. И вообще. Чувство, которое ее охватило, больше напоминало оскорбленное достоинство, Григорьев обещал; на ней жениться, а сам... Это не по-джентльменски.
Неужели Надя действительно окопалась здесь?!
Нет, не может быть.
Инга заставила себя не суетиться, приняла душ и только после этого пришла в спальню. Григорьев лежал на боку. Значит, еще не уснул. Когда он засыпал, то переворачивался на спину.
– Я нашла под ванной ароматические свечи.
Ее без пяти минут муж открыл глаза и моргнул.
И ошалело спросил:
– Чего?
– Ароматические свечи. На полу под ванной.
Их жгли. Это было романтическое свидание?
– Ну, ты даешь! – восхитился Григорьев и сел в постели. – Что это тебе такое пришло в голову?
Разве ты не знаешь, что у нас рядом идет строительство и без конца отключают свет? Вот я и купил несколько свечей на всякий случай. И даже ими пользовался.
– Но они ванильные.
– Мне нравится, что их продают в стаканчиках, – добродушно пояснил он. – В последний раз я пользовался ими, когда делал наброски и отключили свет, а потом просто не придумал, куда их деть. Хотел поставить в шкафчик с банными принадлежностями, но тут зазвонил телефон, и я просто задвинул их ногой под ванну. Перестань сходить с ума и ложись.
Он похлопал ладонью рядом с собой. На одеяле был самый обычный пододеяльник – белый в розовый цветочек. Никакого черного шелка.
– Прости, – растрогалась Инга. – Сейчас приду, только стакан воды выпью;
Она отправилась на кухню, держа свечи в руках.
В этот момент какой-то странный звук вторгся в тишину квартиры. Скрежещущий. Царапающий.
Непонятный. Инга замерла, словно суслик возле норки, и расширила глаза. Звук доносился из коридора. Сначала она хотела было окликнуть Григорьева, но в последний момент раздумала, прокралась к входной двери и заглянула в глазок.
На лестничной площадке стоял Валерий Верлецкий, одетый в спортивный костюм и кроссовки. Физиономия у него была такая решительная и одновременно зверская, точно он дал себе слово кого-нибудь прикончить.
Инга открыла дверь и первым делом приложила палец к губам.
– Что? – шепотом спросила она, не приглашая его войти.
– Вы ушли, – сказал Верлецкий тоже шепотом, не меняя выражения лица, – и тут только я понял, что вы пытались мне втолковать.
– Что? – снова повторила она;
– Вас душили! – Он приставил указательный Палец к ее носу.
– Ну да.
– Покажите шею.
– Она на месте, – ответила Инга и поглубже запахнула халат. – Чего ее показывать? Удушение провалилось. Кроме того, какое вам дело?
– Я врач, – с приглушенной гордостью заявил Верлецкий. – И должен был сразу вас осмотреть.
И уж потом реагировать... на все остальное. Покажите шею, иначе я не уйду.
– А где Вероника? Съехала?
– Легла спать. Мы помирились.
Инга распахнула дверь и прошипела:
– Входите. Только не топайте, ради всего святого.
Верлецкий осторожно переступил порог. На врача он был похож меньше всего. Врачи, в представлении Инги, должны быть усталые, с печальными глазами, с интеллигентской сутулой спиной и, конечно, в очках, как Антон Павлович Чехов. А у этого на морде было написано удовольствие от жизни и неистребимое здоровье. Впечатляющий разворот плеч и руки, как у каратиста. Он схватил ее этими руками за плечи и велел:
– Показывайте.
Она взялась за воротник и слегка приспустила халат. Вся ее грудь в районе ключиц была исполосована кошачьими когтями. После душа царапины вздулись.
– Аладдин, скотина, – помрачнел Верлецкий. – Ну, я ему покажу лазить в шапки!
Потом он осторожно взял Ингу двумя руками за шею и начал ощупывать. Наклонился пониже, и тут в коридоре появился Григорьев в своих потрясающих «семейных» трусах.
– А! – коротко и страшно крикнул он и побледнел так, словно в него плеснули белилами.
Однако остался стоять на месте, хотя Инга была уверена, что Борис кинется на Верлецкого с кулаками. У нее уже был случай убедиться, что Борис совершенно не умеет справляться с ревностью. А может, он вовсе не ревнует? Просто задето его чувство собственника? И именно оно заставляет его сражаться за свою женщину?