— Ты снова надо мной смеешься?..
— Можешь ты понять своей милой хорошенькой головкой, дорогая моя, что никто над тобой не смеется? И даже не собирается? Ты — дьявол в юбке, тридцатилетний суккуб,[6] выдающий себя за девятнадцатилетнюю девушку.
— То, что ты сказал, звучит не очень симпатично, как ты считаешь?
— А стоит ли стараться говорить симпатичные вещи? Мы уже это проходили. Я люблю тебя. Я искал тебя всю мою жизнь. А теперь говори, что ты хотела рассказать о смерти Евы Ферье?
Слово «смерть» упало между ними и осталось. Раскрасневшаяся Одри отвернулась от Брайана, затем повернулась к нему вновь:
— Ева кричала мне, что я… я украла у нее кого-то. Естественно, я думала, что она имела в виду своего нынешнего мужа. Однако имени она ни разу не назвала. Многое из того, что она говорила, не имело большого смысла. А если предположить, что она имела в виду своего предыдущего мужа?
— Того, который умер?
— Предположительно умер. Кроме того, по твоим словам, был еще и первый муж. Что узнал о нем доктор Фелл?
— Не так уж много. Можешь у него спросить. — Брайан задумался. — Предположить можно все, что угодно. По мнению доктора, самое важное — второй муж. Ферье считает так же, хотя ни тот ни другой не пожелали объяснить почему. А поскольку доктор Фелл помогает Ферье, так же как и тебе…
— Брайан, почему доктор Фелл решил помогать мне?
— Потому что он не хочет, чтобы тебя арестовали за то, чего ты не делала. Он так захотел. Если говорить об убийстве, то слабость гипотезы о первом или втором муже состоит в том, что Еву разозлило то, что она прочитала в дневнике.
— Интересно, что это могло быть? Я вела дневник. Как, думаю, и многие другие в том доме. В дневнике пишут самые разные вещи, и это необязательно какие-то признания о себе самом. Мистер Ферье мог написать о ком-то другом.
— Включая и тебя? Помнишь, написанное касалось именно тебя?
Одри побледнела:
— Так, значит, ты думаешь, что в конечном итоге это я ее убила?
— Ничего подобного я не думаю!
— И что мы с мистером Ферье, б-безусловно…
— Ну хватит болтать ерунду, ей-богу!
— Если ты так не считаешь, — неожиданно сказала Одри, — то остается только одна возможность. — На нее словно сошло вдохновение. — Может быть, я смогу тебе помочь? Может быть, я смогу оправдаться?
Брайан обнял Одри за плечи, но, предупрежденный истеричным, однако решительным взглядом, вспомнил о ее нервном состоянии и отпустил, взглянув на тикающие часы на книжной полке.
— Тебе нет нужды оправдываться. Ты просто устала; мы оба устали. Знаешь, сколько времени?
— Б-без двенадцати девять? Или что-то около этого?
— Недалеко отсюда, на улице Станд, есть тихий ресторанчик, где очень хорошо готовят. Пойдем туда и постараемся хоть ненадолго забыть об убийстве.
— Да, ты прав. Извини меня.
— Тогда готовься. После хорошего обеда с хорошим вином мы будем в состоянии рационально обдумать проблему, которая сейчас, как кажется, не имеет значения. И кстати, забросим твой чемодан в «Метрополь».
— Чемодан?
— Ты что, забыла, что оставила в своей комнате на вилле наполовину упакованный чемодан? Я привез его с собой. Он сейчас внизу, в машине.
— Но, Брайан…
— Что-то не так?
— Нет, конечно нет. Только я не могу больше вернуться в «Метрополь»; по крайней мере, не хочу этого. Это будет ужасно смешно.
— Почему же? Разве номер еще не числится за тобой?
— Уже нет. Когда ты отправил меня сюда сегодня утром, я была страшно растеряна. Думала, что ты хочешь спрятать меня до тех пор, пока я не смогу уехать из страны, поэтому отказалась от номера и велела переслать остальной мой багаж в аэропорт. А теперь я не хочу уезжать. Вдруг полиция подумает, что я сбежала?
— Ты не можешь сбежать, дорогая моя. А вот чемодан тебе пригодится. Лучше спущусь и принесу его сюда.
— Брайан, дорогой, я не могу остаться здесь, с тобой! Я хочу сказать…
Он не отреагировал на мисс Одри Пейдж, как не отреагировал бы на подобные слова и любой другой женщины на свете. Брайан был страшно серьезен — такой уж это был человек. Даже не улыбнулся.
— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. И это может быть единственным способом предупредить еще большие неприятности. И все же при любом раскладе тебе нужен чемодан. Подожди минутку!
Наружная дверь захлопнулась за ним. Он спустился на лифте вниз. Однако и тридцати секунд не чувствовал себя свободным от ощущения, что кто-то преследует его.
Дом Брайана находился почти в тени моста Кулувреньер — серо-белого сооружения из семи мостов на Роне. На фоне прекрасного ясного вечера, правда не очень теплого, его огни отражались в стремительных водах реки.
Однако маленькая боковая улица почти не освещалась. В свете уличного фонаря на набережной Брайан увидел, как какая-то едва заметная тень открыла заднюю дверцу его машины и, кажется, уселась на заднее сиденье.
Он набросился на незваного гостя, схватил его за запястье, вытащил из машины и поволок на свет.
— Какого черта! — завопил знакомый скрипучий голос. — Ты соображаешь, что делаешь?
Брайан отпустил руку, выругавшись от разочарования, а маленькая, коренастая, бочкообразная фигура закачалась и чуть было не упала наземь. В свете фонаря он увидел Джералда Хатауэя без шляпы, злобно уставившегося на него.
— Итак, друг мой? Что ты, по-твоему, здесь делаешь?
— Нет, это что ты здесь, по-твоему, делаешь, если уж об этом зашла речь?
— Ты что, живешь здесь, а? И это твоя машина, да?
— Отвечаю «да» на оба твои вопроса. Откуда ты так много знаешь?
— Я знаю, что ты живешь в одной из этих квартир, — бойко пояснил Хатауэй, — потому что звонил сюда вчера вечером. Какая-то мадам Дюваллон или Дювалле, которая, как она сказала, «открывала» для тебя квартиру, сообщила, что ты должен приехать из Парижа. Я знаю, что это твоя машина, потому что утром, еще до того, как не смог позвонить тебе и остановить, увидел, как ты на ней уехал. Или мои глаза меня обманывают?
— То есть?
— Неужели это ультраконсервативный и важный мистер Брайан Иннес? Ведешь себя так, будто за каждым углом видишь гангстера. Полагаю, это из-за той девушки?
— Да, думаю, что так. А как насчет коварного и трусливого сэра Джералда Хатауэя…
Только чувство собственного достоинства Хатауэя удержало его от того, чтобы изобразить на мостовой нечто вроде танца.
— Ах ты, рыжий идиот! — заорал он. — Я собирался подождать тебя здесь, потому что я — человек очень деликатный. Ты же, конечно, повел ее к себе.
Эти слова не требовали ответа, потому что прозвучали не как вопрос, а как утверждение. Брайан воспринял их как нападение.
— Почему ты решил, что она здесь?
— Не уклоняйся от ответа, друг мой! В «Метрополе» ее нет; на вилле «Розалинда» — тоже. Больше ей негде быть.
— Снова дедукция? Хатауэй, так зачем ты меня ждал?
— Чтобы предупредить об одной вещи. Если ты влюбился в эту девушку, будь осторожен. Ты видел вечерние газеты?
— Нет.
В кармане Хатауэя лежала сложенная в несколько раз газета. Он достал ее и помахал ею, но Брайан не мог видеть ничего, кроме силуэта его лысой головы и ощетинившейся бороды.
— Расписано во всех газетах. Похоже, что пресса здесь так же несдержанна, как во Франции, — с горечью заметил он.
— Я все еще ничего не понимаю…
— Де Форрест Пейдж тоже мой друг. Он попросил тебя позаботиться о его дочери и не допустить, чтобы ее преследовала полиция. Когда эти новости долетят до Лондона, отцу будет не очень-то приятно о них узнать.
— Неужели имя Одри Пейдж упомянуто в газетах?
— Неужели? Взгляни сюда! И это не все. Не очень-то верь Гидеону Феллу. Согласно отчетам, которые публикуются чуть ли не во всех газетах, он говорит только загадками, скрывая очень важную информацию.
— Тогда как человек по имени Хатауэй никогда не делает этого, да? И забудь о том, что пишут в газетах. Что говорят на вилле «Розалинда»?
— Не знаю, что говорят на вилле «Розалинда». Я там не был.
— С какого времени?
— С раннего утра.
— Так кто после этого чокнутый, Хатауэй? Ты хочешь, чтобы тебя тоже разыскивала полиция?
Собеседник Брайана выпрямился, вздрогнув от волнения. Его высокий, резкий голос победно зазвучал:
— Я обошел Гидеона Фелла! Я обошел его по всем статьям! Часть этого дела может объясняться одной субстанцией — серной кислотой; другая же часть объясняется другой субстанцией — маслом горького миндаля.
— Маслом горького миндаля? Что это такое?
— Яд, которым убили миссис Ферье. Иди сюда!
Глава 12
Непредсказуемый, охваченный каким-то смешанным чувством между триумфом и смутным страхом, Хатауэй бросился через дорогу к парапету набережной. Брайан последовал за ним. Хатауэй остановился под фонарем с газетой в руках.
— Если ты прочтешь, что здесь написано… — начал он с горячностью.
— Не хочу я ничего читать! Скажи лучше, что такое масло горького миндаля?
— То же самое, что нитробензол.
— Звучит как производное синильной кислоты. Я не прав?
— Фу-ты! Твое невежество просто преступно! Прочти книгу Мьюрелла о ядах. Хотел бы отметить, — провозгласил далее Хатауэй, поднимая газету, как статуя Свободы — факел, — что Гидеон Фелл лгал.
— Что ты имеешь в виду?
— Если бы ты был на вилле вчера поздно ночью, то слышал бы, как он говорил (нет, скорее намекал!), что впервые узнал о смерти Гектора Мэтьюза от Десмонда Ферье совсем недавно в Лондоне.
— А это не так?
— Он узнал об этом от меня, причем несколько лет тому назад, в Клубе расследования убийств.
— Какое это имеет значение?
— Клуб расследования убийств, — отчетливо произнося каждое слово, продолжил Хатауэй, — это группа людей, собирающихся в ресторане «Белтринг» в Сохо, чтобы обсудить разные проблемы. Однажды я присутствовал там в качестве гостя. Когда я попытался заинтересовать твоего слоноподобного друга историей Гектора Мэтьюза, он сделал вид, что его это мало волнует.
— Так что, твое самолюбие было уязвлено?
— Молодой человек, вы меня обижаете.
— Спасибо за «молодого». И это все, что произошло?
— Я не намерен выслушивать оскорбления. Вот так-то! — Хатауэй громко сглотнул. — Разве мог я предположить, что миссис Ферье убьют сегодня утром? Вряд ли. Даже самый проницательный из живущих не мог бы предвидеть это. Поэтому…
— А теперь послушай, — с ощущением безнадежности перебил его Брайан и кивнул в сторону своего дома. — Одри там одна. Я должен вернуться. Ты пришел ко мне, чтобы подстраховаться, — так я постараюсь подстраховать тебя. А теперь говори, что у тебя на уме?
— Сегодня утром (следишь за моей мыслью?) я отправил телеграмму из «Отель дю Рон».
— Нет, я не понимаю твоей мысли.
— В клубе «Сэвидж» прекрасно знали, что Ферье советовался с Гидеоном Феллом, и если бы Феллу понадобились дополнительные факты о миссис Ферье или о ком-нибудь еще, то куда бы он обратился? В Скотленд-Ярд! Каждый дурак об этом догадается. Его коллега Хэдли вышел на пенсию. Я почти уверен, что он разговаривал с заместителем командира Эллиотом. Согласен?
— Да, он разговаривал с ним.
— Что ты говоришь?! Фелл признался в этом?
— Ничего особенного. Он сам сказал нам об этом сегодня утром.
— Неужели? Со мной они были не так любезны. Для меня было разумнее подождать, пока Фелл оказался здесь, в Женеве, а потом послать Эллиоту телеграмму с запросом за подписью Фелла.
— О господи! Час от часу не легче! Ты что, послал в Скотленд-Ярд поддельную телеграмму?
— Одну телеграмму. Только одну! В отеле я мог бы проследить за получением ответа. Конечно, какой-то элемент риска предполагался.
— Держу пари, что риск был, потому что подделка вышла довольно неважной.
— Ох уж этот твой детский сарказм!..
— Хатауэй, я тебя не осуждаю. Все мы — лжецы в одной лодке. Но если ты опасаешься последствий…
Хатауэй изумленно взглянул на Брайана:
— Последствий? Ну и ну! Думаешь, я стал бы связываться с таким рискованным предприятием? Нет, нет и нет! Я составил послание в самых общих словах: «Располагаете ли вы дополнительной информацией, касающейся обсуждаемого объекта?» Фелл мог не видеться с Эллиотом, или Эллиот мог не ответить, даже если бы был оплачен ответ на сто слов. В конце концов, он мог ответить по официальным каналам. Риск!
— Так, значит, он не ответил?
— О нет, ответил. — Хатауэй схватил газету двумя руками. — Очевидно, они с Феллом обсуждали двух первых мужей леди. Я знал об этих двух мужьях уже давно, но тогда не обратил на них внимания, потому что ни от одного из этих бедолаг она не унаследовала ни пенни. С моей стороны это было ошибкой.
— Значит, ответ Эллиота касался ее второго мужа? Летчика-истребителя Королевских ВВС?
Хатауэй оглядел Брайана с ног до головы:
— Откуда моему славному другу это известно?..
— Не имеет значения! Так это касалось ее второго мужа, не так ли?
— Нет. Там речь шла о первом муже. Я уже знал, что это был очень молодой и нервический химик-аналитик, работавший в компании «Ферндейл Энилин Дай». В марте 1936-го они разошлись, а через месяц он покончил с собой, приняв яд под названием нитробензол. Эта информация и была в телеграмме. Может ли теперь кто-то сомневаться в том, что, где бы ни появлялась эта женщина, там происходило самоубийство или убийство?
Брайан отвернулся.
Дома на набережной Туреттини стояли словно темно-серые столпы, освещенные светом уличных фонарей и восходящей луны. Брайан взглянул на огни «Отель дю Рон». Он колебался; затем, обернувшись, снова внимательно посмотрел в лицо человека, стоявшего перед ним.
— Смеешься над моими умозаключениями? Смейся! — сказал Хатауэй. — Они были верными во всех отношениях.
— Я не смеюсь. С помощью этого нитробензола, или масла горького миндаля, миссис Ферье и покончила с собой?
— Да, и вскрытие это подтвердит.
— В таком случае почему ты здесь?
Теперь смутился Хатауэй.
— Не понимаю, — произнес он.
— Думаю, понимаешь. Почему ты не поехал на виллу, чтобы отпраздновать победу над Феллом и полицией? Почему остался здесь и трясешься, будто боишься их вопросов?
— Дело в том, дорогой друг…
— Так в чем же?
— Дело в том, дорогой друг, — громко повторил Хатауэй, — что я не хочу, чтобы они задавали мне вопросы. Вот так! Я могу доказать каждую деталь способа, с помощью которого была убита миссис Ферье, однако не могу объяснить способ, использованный в случае с Гектором Мэтьюзом.
— Мэтьюзом? Мэтьюзом в Берхтесгадене? Ты ведь говорил, что можешь объяснить именно этот случай! Кричал об этом всем и каждому прошлой ночью!
— Я был слишком оптимистичен. Я могу объяснить все, кроме одной очень маленькой детали. Мне не нравится, когда кто-то сомневается или насмехается надо мной. Короче говоря…
— Короче говоря, ты умышленно лгал?
Хатауэй швырнул смятую газету через парапет в реку. Даже его лысая голова выражала нешуточную злобу.
— Я не лгал, — отрезал он, — не терплю, когда меня называют лгуном.
— Тогда как это называется? Нитробензол, очевидно, оставляет следы в теле жертвы?
— Естественно.
— Значит, на самом деле не существует никакой тайны о способе, которым была убита миссис Ферье? Он отличался от того, который использовали в случае с Мэтьюзом?
— Нет тайны? Другой способ? — Хатауэй перевел дыхание, чтобы не задохнуться от собственной честности. — Думаю, тебе следовало бы знать, мой славный друг, что в обоих случаях применялся один и тот же способ. Сегодня утром я завтракал в обществе миссис Ферье, так вот она ничего не ела и не пила, точно так же, как и Мэтьюз в свое время. Инъекции с ядом ей тоже не делали, и никто не подходил к ней с ядом. Тайна, если ты желаешь это так называть, по-прежнему остается.
— Значит, ты не можешь объяснить эти две смерти? Брось курить, отвечай! Почему ты не можешь объяснить эти смерти?