Мятежник - Бернард Корнуэлл 12 стр.


- Но...

- Работа проповедника, - оборвал его Траслоу. - Ропер! Лестницу.

Ропер спустил в яму самодельную лестницу, и Старбак, вздрагивая от боли в ладонях, поднялся по ее грубым перекладинам.

- У тебя есть с собой твоя книга? - спросил Траслоу, последовав за Старбаком вверх по лестнице.

- Книга?

- У всех проповедников есть книги. Неважно, дома есть одна. Ропер! Хочешь проехаться к дому Декеров? Скажи Салли и Роберту, чтобы быстро ехали сюда. Возьми его лошадь. Как тебя зовут, мистер?

- Старбак, Натаниэль Старбак.

Очевидно, это имя ничего не значило для Траслоу.

- Возьми кобылу мистера Старбака, - приказал он Роперу, - и скажи Салли, я не приму в ответ "нет".

Все эти инструкции Траслоу бросил через плечо, пока шел к своему бревенчатому дому. Собака стремглав отпрыгнула, когда мимо прошагал хозяин, а потом легла, злобно уставившись на Старбака и громко зарычала.

- Ты не возражаешь, если я возьму твою лошадь? - спросил Ропер. - Не волнуйся, я ее знаю. Я раньше работал на мистера Фалконера, Я знаю его кобылу, Покахонтас, это ведь она?

Старбак взмахнул усталой рукой в знак согласия.

- Кто такая Салли?

- Дочь Траслоу, - Ропер хихикнул, отвязывая поводья кобылы и поправляя седло.

- Дикая штучка, но ты знаешь, как о женщинах говорят. Они из гнезда дьявола, а юная Салли завлечет в капкан несколько душ, пока ей не надоест. Она сейчас здесь не живет. Когда ее мать умирала, она сбежала к миссус Декер, которая не выносит Траслоу.

Казалось, Ропера веселит этот людской клубок. Он вскочил в седло Покахонтас.

- Я отбываю, мистер Траслоу! - крикнул он в сторону хижины.

- Давай, Ропер! Поезжай! - Траслоу появился из дома с огромной библией в руках, у нее отсутствовала половина обложки и был надорван корешок. - Держи, мистер, - он сунул ветхую библию Старбаку, а потом склонился над бочкой с водой, вылив на голову горсть воды. Он попытался пригладить грязные спутанные волосы, придав им хоть какое-то подобие порядка, затем натянул лоснящуюся шляпу обратно и сделал жест Старбаку.

- Пошли, мистер.

Старбак последовал за Траслоу по поляне. В теплом вечернем воздухе жужжали мухи. Старбак засунул библию под мышку, чтобы избавить от нее израненные ладони, и попытался разъяснить Траслоу это недоразумение.

- Я не рукоположен, мистер Траслоу.

- Что означает не рукоположен? - Траслоу остановился на краю поляны, расстегивая грязные джинсы. Он уставился на Старбака, очевидно, ожидая ответа, а потом начал мочиться. - Это отгоняет оленей подальше от урожая, - объяснил он. - Так что означает "не рукоположен"?

- Это значит, что меня нельзя назначить пастором.

- Но ты же выучил эту книгу?

- Да, большую ее часть.

- И можешь быть рукоположен?

Старбака в тот же миг охватило чувство вины из-за мадемуазель Доминик Демарест.

- Я вообще не уверен, что я хочу стать священником.

- Но можешь им стать? - настаивал Траслоу.

- Полагаю, что да.

- Тогда ты мне подходишь. Пошли.

Он застегнул штаны и сделал Старбаку знак подойти к деревьям, где на ухоженном клочке травы под покрытым яркими красными цветами деревом находилась одинокая могила.

Могила была отмечена широким куском дерева, воткнутым в землю и содержащим единственное слово: "Эмили". Она выглядела довольно свежей, ее усыпанный опавшими лепестками холмик еще не порос травой.

- Она была моей женой, - сказал Траслоу удивительно слабым, почти робким голосом.

- Сожалею.

- Умерла на Рождество, - Траслоу моргнул, и внезапно Старбак ощутил волну печали, которая исходила от этого низкорослого и упорного человека, такую же горькую, сильную и непомерную, как и более привычные волны насилия, которые он излучал.

Казалось, что Траслоу потерял дар речи, будто в мире больше не было слов, чтобы выразить то, что он чувствует.

- Эмили была хорошей женой, - наконец произнес он, - и я был ей хорошим мужем. Она сделала меня таким. Хорошая женщина может сделать таким и мужчину. Она могла сделать мужчину хорошим.

- Она была больна? - неловко поинтересовался Старбак.

Траслоу кивнул. Он снял свою засаленную шляпу, неуклюже сжимая ее в сильных руках.

- Кровоизлияние в мозг. Это не было легкой смертью.

- Сожалею, - не к месту заявил Старбак.

- Один человек мог ее спасти. Янки, - Траслоу произнес последнее слово с едкой ненавистью, заставив Старбака поежиться. - Модный доктор с севера. Он посещал родственников в долине в день благодарения, - он мотнул головой на запад, показывая на долину Шенандоа, лежащую за горами.

- Доктор Дэнсон рассказал мне о нем, сказал, что он делает чудеса, и я помчался туда и умолял его приехать и осмотреть мою Эмили. Ее нельзя было передвигать, видишь ли. Я умолял его на коленях.

Траслоу замолчал, вспоминая свое унижение, а потом встряхнул головой.

- Этот человек отказался сдвинуться с места. Сказал, что он ничего не может сделать, но правда была в том, что он не хотел пошевелить своей толстой задницей и сесть на лошадь в такой дождь. Они выгнали меня из своего дома.

Старбак никогда не слыхал, чтобы кого-нибудь излечили от кровоизлияния в мозг, и подозревал, что доктор-янки прекрасно понимал - что бы он не предпринял, это будет лишь потерей времени, но как кто-либо мог убедить в этом человека вроде Томаса Траслоу?

- Она умерла на Рождество, - тихо продолжал Траслоу. - Тогда здесь всё завалило снегом, как покрывалом. Мы остались лишь вдвоем, девчонка сбежала, будь она проклята.

- Салли?

- Черт, именно, - Траслоу теперь вытянулся по струнке, с руками, неуклюже прижатыми к груди, как если бы изображал положение в гробу своей возлюбленной Эмили.

- Мы с Эмили не были обвенчаны должным образом, - признался он Старбаку. - Она сбежала со мной за год до того, как я стал солдатом. Мне было всего шестнадцать, а ей ни днем больше, но она уже была замужем. Мы поступили неправильно и оба это знали, но вроде как не могли ничего с собой поделать.

В его глазах выступили слезы, и Старбак внезапно почувствовал, что рад узнать, что этот грубый человек когда-то повел себя так же глупо, как и Старбак не так давно.

- Я любил ее, - продолжал Траслоу, - вот в чем правда, хотя пастор Митчелл не повенчал нас, потому что сказал, что мы грешники.

- Уверен, он не имел права вас судить, - серьезно сказал Старбак.

- Думаю, имел. Его работа в том и заключается, чтобы нас судить. Для чего ж еще нужен проповедник, как не учить нас правильно себя вести? Я не жалуюсь, но Господь наказал нас, мистер Старбак. Только один наш ребенок выжил, и она разбила наши сердца, а теперь Эмили умерла, и я остался один. Бог не шутит, мистер Старбак.

Внезапно и совершенно неожиданно Старбак ощутил невероятный прилив сочувствия к этому неуклюжему и твердому человеку с непростым характером, стоящему в неловкой позе возле могилы, которую, должно быть, выкопал своими руками.

Или, может быть, ему помогал Ропер, или один из других беглецов, что жили в этой высокой долине вдали от взоров судей и сборщиков налогов, заразивших своим присутствием низменности. И к тому же в Рождество. Старбак представил, как он, прихрамывая, тащит тело по снегу и бросает его в холодную могилу.

- Мы не были обвенчаны должным образом, и ее не похоронили должным образом, ни один Божий человек не навестил ее, и я хочу, чтобы ты именно это для нее и сделал. Скажешь нужные слова, мистер Старбак. Скажи их для Эмили, потому что если ты произнесешь нужные слова, Господь заберет ее к себе.

- Уверен, так он и сделает, - в этот момент Старбак чувствовал себя на редкость неловко.

- Так скажи их, - теперь в голосе Томаса Траслоу не слышались никакие ноты насилия, лишь ужасная уязвимость.

На маленькой поляне воцарилась тишина. На землю легли длинные вечерние тени. "Боже милостивый, - думал Старбак, - но я же недостоин, совсем недостоин. Господь не услышит меня, грешника, но разве не все мы грешники?"

И правда, конечно, была в том, что Господь уже услышал молитву Томаса Траслоу, так как страдания Траслоу были гораздо красноречивее любой литании, которую могло подсказать Старбаку его образование.

И все же Траслоу нуждался в успокоительном ритуале, в древних, с любовью произнесенных словах, и Старбак крепко сжал книгу, закрыл глаза и поднял лицо к подернутым сумраком цветам, но неожиданно почувствовал себя дураком и самозванцем и никак не мог вспомнить слова. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова.

- Правильно, - сказал Траслоу, - не торопись.

Для начала Старбак попытался вспомнить отрывок из Писания. В горле у него пересохло. Он открыл глаза и неожиданно вспомнил стих.

- Человек, рожденный женою, - начал Старбак, но его голос звучал хрипло и неуверенно, поэтому он начал заново. - Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями [4].

- Аминь, - произнес Томас Траслоу, - да будет так.

- Как цветок, он выходит...

- Так и есть, так и есть, хвала Господу, так и есть.

- И опадает.

- Господь забрал ее, Господь забрал ее, - Траслоу раскачивался взад и вперед с закрытыми глазами, пытаясь собрать всю свою силу.

- Убегает, как тень, и не останавливается.

- Боже, помоги нам, грешникам, - промолвил Траслоу, - Боже, помоги нам.

Старбак внезапно онемел. Он процитировал два первых стиха из четырнадцатой главы книги Иова и неожиданно вспомнил четвертый стих, в котором спрашивалось: "Кто родится чистым от нечистого?" Ответ дался ему с трудом: "Ни один". Конечно же неосвященное семейство Траслоу было нечистым?

- Молитесь, мистер, молитесь, - умолял Траслоу.

- О, Господь Бог, - Старбак подставил закрытые глаза гаснущему свету, - вспомни об Эмили, служившей тебе, о твоей рабе, которую забрали из этого мира к твоей вящей славе.

- Так и есть, так и есть! - Траслоу чуть ли не стенал в подтверждение.

- Вспомни об Эмили Траслоу, - нескладно продолжал Старбак.

- Мэллори, - вмешался Траслоу, - так ее звали, Эмили Марджори Мэллори. Разве мы не должны преклонить колени?

Он стянул с головы свою шляпу и упал на мягкую глинистую землю.

Старбак тоже опустился на колени.

- О, Боже, - снова начал он, он помолчал какое-то мгновение, затем, словно ниоткуда, на него нахлынули слова. Он почувствовал наполнявшее Траслоу горе и в свою очередь попытался переложить это горе на Господа.

Траслоу стонал, слушая молитву, в то время как Старбак поднял лицо к зеленым листьям, словно его слова могли полететь на мощных крыльях за кроны деревьев, за пределы чернеющего неба, за пределы первых слабо мерцающих звезд туда, где правил Господь в своем ужасно задумчивом величии.

Молитва была хорошей, и Старбак чувствовал ее силу и удивлялся, почему он не может молиться о себе так же, как он молился об этой незнакомой женщине.

- О, Боже, - сказал он напоследок, и на его глазах блестели слезы, когда молитва подошла к концу, - Боже милостивый, услышь нашу молитву, услышь нас, услышь нас.

И затем снова наступила тишина, слышно было только шум ветра в листве, пение птиц и где-то в долине одинокий лай собаки.

Старбак открыл глаза и увидел следы слез на грязном лице Траслоу, странно, но этот низкорослый человек казался счастливым. Он наклонился вперед, запустив короткие сильные пальцы в грязь могилы, словно мог разговаривать с Эмили, схватившись вот так за землю над ее телом.

- Я отправляюсь на войну, Эмили, - произнес он, нисколько не стесняясь того, что обращался к своей умершей жене в присутствии Старбака.

- Фалконер - дурак, и я пойду не ради него, но среди его солдат есть наши родственники, и я пойду ради них. В так называемый легион вступил твой брат, кузен Том тоже там, и ты бы хотела, моя девочка, чтобы я присмотрел за ними, поэтому я пойду. И у Салли все будет превосходно. Теперь у нее есть муж, он позаботится о ней, ты просто подожди меня, дорогая, и я буду с тобой, когда Бог даст. Это мистер Старбак, он помолился о тебе. Он справился, не так ли?

Траслоу рыдал, но теперь вытащил пальцы из земли и вытер их о свои джинсы, прежде чем похлопать себя по щекам.

- Ты хорошо молишься, - сказал он Старбаку.

- Думаю, вашу молитву услышали и без меня, - скромно ответил Старбак.

- Никогда нельзя быть полностью уверенным, правда? А Бог скоро оглохнет от молитв. Из-за войны. Поэтому я рад, что мы сказали свое слово прежде, чем его уши утонут в потоке слов, когда начнутся сражения. Эмили понравится твоя молитва. Ей всегда нравились хорошие молитвы. А теперь я хочу, чтобы ты помолился о Салли.

О, Боже, думал Старбак, это уже слишком!

- Что я должен сделать, мистер Траслоу?

- Помолиться о душе Салли. Она разочаровала нас, - Траслоу поднялся на ноги и натянул на голову свою широкополую шляпу. Он смотрел на могилу, пока продолжал свой рассказ.

- Она не похожа ни на свою мать, ни на меня. Не знаю, каким дурным ветром ее принесло к нам, но она появилась, и я обещал Эмили присмотреть за ней. Ей всего пятнадцать, и у нее уже будет ребенок, видишь ли.

- О... - Старбак не нашелся с ответом. Пятнадцать! Ровесница его младшей сестренки Марты, а ведь он все еще считал ее ребенком. Нат подумал, что в свои пятнадцать даже толком не знал, откуда дети то берутся. Ему казалось, что они появляются по распоряжению властей путем неких суетливых и суматошных обрядов с участием женщин, докторов и церкви.

- Она говорит, что это ребенок молодого Декера. Может и так. А может и нет. Так ты говоришь, Ридли был тут на прошлой неделе? Меня это беспокоит. Он вертелся вокруг моей Салли, словно у нее течка. Откуда мне знать, где она ошивалась, я как раз на прошлой неделе уезжал по делам.

Сперва Старбака подмывало объявить о помолвке Анны Фалконер и Ридли и, следовательно, непричастности последнего к беременности Салли, но что-то ему подсказало - Траслоу отреагирует на подобную наивность лишь горькой усмешкой. Поэтому он благоразумно промолчал.

- Она непохожа на мать..., - произнес Траслоу, адресуясь не столько Старбаку, сколько самому себе. - В ней есть какая-то дикость, что ли? Может, в меня, но точно не в Эмили. Но раз она говорит, что беременна от Роберта Декера - пусть будет так. Он ей верит, обещает жениться - пусть и это будет так, - Траслоу нагнулся и выдернул сорняк, выросший на могиле.

- Салли теперь там, - объяснил он Старбаку, - с Декерами. Она сказала, что не может жить со мной, но на самом деле она не вытерпела боли и смерти матери. Теперь она беременна, так что ей нужно супружество, свой дом, а не прозябание на средства от милостыни. Я пообещал Эмили, что присмотрю за ней. И я присматриваю. Отдам Салли и ее парнишке участок, пусть ребенок растет здесь. Я им не нужен. Салли со мной никогда не уживалась, так что пусть заберут эту землю и будут надлежащей семьей. Вот чего я хочу от тебя, мистер Старбак - чтобы ты обвенчал их надлежащим образом. Они уже едут сюда.

- Я не могу их обвенчать! - запротестовал Старбак.

- Если у тебя получилось отправить душу моей Эмили на небеса - получится и обвенчать мою дочь и Роберта Декера.

Великий Боже, подумалось Старбаку, и каким же образом объяснить Томасу Траслоу его вопиющее заблуждение касательно разницы между церковной и светской властью?

- Для надлежащего бракосочетания, - продолжил настаивать он, - ей следует отправиться к мировому судье и...

- Власть Господа превыше любого судьи, - Траслоу зашагал прочь от могилы. - Салли будет обвенчана слугой Божьим, а не каким-то адвокатом, которому лишь бы денег стрясти.

- Я не рукоположен!

- Не надо таких отговорок. Ты меня целиком устраиваешь. Я ведь слышал твои слова, мистер Старбак, и если Господь не прислушается к твоим словам - значит, он вообще ни к чьим не прислушается. И если моей Салли суждено выйти замуж, я хочу, чтобы ее обвенчали по всем законам Божьим. Я не хочу, чтобы она снова беспорядочно гуляла. Когда-то она была взбалмошной, но ей пора осесть. Так что помолись за нее.

Назад Дальше