Командир полка еще раз поздравил меня.
— Снимай скорее парашют, Захар Артемович, сейчас митинг начнется, выступишь, — сказал он.
Признаться, я сильно смутился. Какой я оратор?! Но отказаться от выступления было нельзя.
Митинг открыл командир полка гвардии подполковник Маренко. Он напомнил о сафоновских традициях нашего Краснознаменного гвардейского полка, о боевых делах истребителей. Потом слово взял наш комиссар. Он выразил уверенность, что мои боевые полеты будут продолжаться.
Наконец я, как мог, рассказал боевым друзьям о своих мыслях и волновавших меня радостных чувствах.
Мне вручили поздравительные телеграммы от командующего Северным флотом, начальника военно-воздушных сил Северного флота генерал-лейтенанта Андреева А. X. и от политуправления Северного флота.
На следующий день на своем самолете я вылетел в штаб ВВС. Здесь собрались летчики Северного флота, недавно удостоенные звания Героя Советского Союза. Командование сердечно, по-отечески поздравило нас и предложило нам отдых. Все мы решительно отказались: не время отдыхать!
«Тихорецкий комсомолец»
Осенью 1944 года по состоянию здоровья мне пришлось поехать лечиться в Кисловодск.
— Подлечитесь, отдохнете. Вам это необходимо, — говорил мне подполковник Маренко.
— Война ведь еще не кончилась, — возражал я.
— Знаю, знаю! Но командование тоже знает, что делает. Раз посылают, значит, надо ехать, заодно побываете у матери. Расскажите там, как мы на Севере воюем, — дружески напутствовал Маренко.
Из Кисловодска поехал в Тихорецк. От вокзала до дома километра три. Это расстояние я решил пройти пешком. Здесь все было родное и близкое: окраины, улицы, пустыри, дома — места моего детства, юности. Вот и наша улица, вижу свой дом. У ворот, опершись на палку, стоит старушка.
— Мама! — дрогнуло сердце.
Мать сразу узнала меня, вскрикнула и пошатнулась. Я успел подбежать к ней. Что может быть дороже теплых материнских объятий.
Мы зашли в дом. Мать то и дело дотрагивалась до меня рукой, словно не веря, что это я.
— Нынче всю ночь я не спала, — сказала она, — чувствовала, что ты приедешь. Видишь — не ошиблась. А почему ты не известил?
— Хотелось неожиданно…
— Насовсем вернулся, Захарушка?
— Нет, мама… Рано еще насовсем. Погостить приехал. А потом поеду фашистов добивать.
— Другие вон дома сидят…
— Так они ведь тоже для фронта работают. Без них мы бы не смогли воевать. Каждому свое место. Я — летчик…
— Что ж, — тяжело вздохнула мать, — коль надо, воюй, — и тихо заплакала.
Вечером к нам пришли и знакомые, и незнакомые. В доме стало людно и тесно. До поздней ночи я рассказывал своим землякам о суровом Заполярье, о любимом герое-командире Сафонове, о боевых друзьях, об их подвигах.
Мать сидела рядом со мной, в ее глазах, полных любви, блестели слезы.
В эти незабываемые и счастливые для меня дни я выступал перед пионерами, комсомольцами, перед рабочими и служащими. Они внимательно слушали мои порой нескладные, порой неумелые рассказы о боевых делах летчиков-сафоновдев.
Однажды под вечер к нам пришли секретари райкома партии Ерошенко и Бородин. Они сообщили, что молодежь района собирает средства для постройки самолета «Тихорецкий комсомолец». На этом самолете я буду бить фашистов.
Взволнованный, я горячо поблагодарил земляков за доверие.
На следующий день поехал на паровозоремонтный завод, на котором работал до армии. Побывал в нескольких цехах, выслушал рассказы рабочих об их трудовых делах, о помощи завода фронту. В обеденный перерыв в сборочном — самом большом цехе завода — собрались рабочие.
Мы задушевно беседовали. И еще раз я убедился, как безгранична любовь народа к своему детищу — армии. И мы, воины, и работники тыла — это одна крепкая семья, готовая на любые жертвы во имя победы.
Тихорецкая районная газета через несколько дней сообщила, что на постройку самолета «Тихорецкий комсомолец» уже собрано 147 тысяч рублей.
Вскоре земляки торжественно передали мне новенький истребитель с надписью на борту «Тихорецкий комсомолец».
Трудно выразить словами чувства, которые охватили меня в тот момент, когда я любовался этой прекрасной машиной.
— Спасибо, сердечное спасибо за подарок! — растроганно благодарил я своих земляков.
— Самолет осмотрен и готов к выполнению боевого задания, — доложил техник.
Я сел в кабину, опробовал работу мотора и, получив разрешение на взлет, взвился в воздух. Сначала проверил самолет на большой высоте, потом снизился до бреющего полета, на полной скорости прошел над аэродромом, а потом «горкой» снова взмыл вверх. На прощание дал салют из боевого оружия.
Воздушные разведчики
В Н-скую эскадрилью прибыл долгожданный эшелон с новыми самолетами. На разгрузку поспешили все, кто был свободен от дежурства и полетов, — техники, инженеры, летчики. Работали с охотой, весело, споро.
Командир эскадрильи майор Валуйко, опытный, бывалый летчик, с посеребренными ранней сединой висками обрадовался новым самолетам и в то же время забеспокоился: в последние дни налеты на аэродром участились. Фашистские бомбардировщики с авиационной базы в Северной Норвегии прилетали и утром, и днем, и вечером. И если они обнаружат не собранные машины… Страшно подумать! Выход был один — рассредоточить ящики, в которых находились аккуратно упакованные части самолетов, чтобы они не оказались объектом для бомбежки. А сейчас предстояла самая трудная задача: срочно собрать машины.
«Поручу Токмачеву, — решил майор Валуйко. — Токмачев — лучший в эскадрильи летчик, отличный организатор».
Высокий, худощавый капитан с живым, сильно обветренным лицом вошел в землянку командира.
— Явился по вашему приказанию, — отрапортовал он.
— Капитан Токмачев, немедленно займитесь сборкой самолетов. Один самолет соберете для себя.
В глазах Токмачева промелькнула радость и тут же исчезла, когда Валуйко уточнил:
— Как только освоите новую материальную часть, слетаете в разведку.
«Опять в разведку, когда же наконец в бой?» — огорченно думал Токмачев.
— Все машины должны быть собраны в кратчайший срок, — закончил командир.
* * *
Срубленные низкорослые сосны, молодые березы и вороха зеленых веток лежали около каждой площадки, на которых поспешно собирали новые самолеты.
Николай Иванович Токмачев, проверив, как идут дела, пришел на свою площадку, где работали два техника, и принялся им помогать. Один из техников, пожилой уже человек, хорошо разбирался в новой материальной части. Токмачев настойчиво расспрашивал его о всех тонкостях эксплуатации материальной части. Капитан уже познакомился с формуляром, где были записаны тактические свойства новой машины, и сейчас старался на практике вникнуть во все «тайны», начиная от смазки шарниров, системы бензопитания и кончая электрооборудованием.
Он увлеченно слушал объяснения техника и, когда сигнал боевой тревоги прервал «урок», сказал с досадой:
— И работать мешают, и учиться спокойно не дают!.. — Николай Иванович, сердито махнув рукой, принялся вместе с техниками укрывать зеленью наполовину собранную машину. Теперь фашистские летчики увидят сверху негустой смешанный лес — и только.
* * *
Сборка закончилась благополучно. Личный состав эскадрильи все время был начеку. Стоило раздаться сигналу тревоги, как все площадки, на которых работали авиаторы, ловко и быстро маскировались зелеными деревцами.
Теперь истребители готовы к взлету; летчики, теоретически изучившие материальную часть, начали проверять свои машины в воздухе.
Первым освоил новый самолет капитан Токмачев. «Хорошая боевая машина», — дал он восторженную оценку.
Николай Иванович шел по вызову командира эскадрильи на командный пункт, и в его сердце теплилась надежда: может быть, разрешат ему принять участие в воздушных боях с противником.
Майор Валуйко усадил его за дощатый стол, на котором лежала карта района боевых действий.
— Капитан Токмачев, вы должны не позже чем через пять — десять минут быть над целью. Вот здесь! — командир указал точку на карте. — Ваша задача: сфотографировать корабли противника до появления наших торпедоносцев, а затем после боя. Обстановка в районе вражеских кораблей и транспортов такова: облачность — десять баллов, высота ее — пять тысяч метров. Учтите, над конвоем патрулируют «мессеры» и «стодесятые». Их разгонят наши истребители. Залейте в дополнительные бензобаки горючее, а боекомплект не берите. На цель зайдете с территории противника. Сейчас полетите над морем к берегам Норвегии, чтобы вас не обнаружили. Если встретитесь с самолетом врага, уходите в облака с разворотом на запад и оттуда возвращайтесь обратно. Ясно?
— Ясно. Разрешите выполнять?
— Желаю успеха. — Майор Валуйко крепко пожал руку Николаю Ивановичу.
Капитан Токмачев хорошо понимал важность порученного ему задания. Его назначили разведчиком за высокое летное мастерство, за выдержку, за храбрость. И все же… если бы можно было принять участие в сражении, а не прятаться в облаках…
На аэродроме его техник нечаянно «посыпал соль на рану».
— Рисовать фашистов будете? — спросил он Николая Ивановича.
«Рисовать» — так называли в авиачасти фотосъемку боевых объектов.
— Да-а… — неохотно ответил Токмачев, надевая парашют. Он поспешно забрался в кабину, проверил мотор, опробовал рацию и дал знак технику, чтобы тот вынул колодки.
Самолет взмыл в воздух и устремился на север. Вскоре, изменив курс, Токмачев повел машину над морем, на запад.
Точно выполнив все указания командира эскадрильи, летчик оказался невдалеке от каравана противника. Вражеские самолеты группами кружились по секторам, охраняя с воздуха корабли и транспорты.
Пора начинать фотографировать караван. Но это не так-то просто… Фашистские самолеты ходят плотным строем. «Надо обмануть их бдительность», — решает Токмачев. Форсировав двигатель, он круто набирает высоту и прячется в облаках, затем стремительно и, самое главное, неожиданно для фашистов вываливается уже над кораблями. Послушный его воле самолет на предельной скорости несется над фашистским караваном с включенными фотоаппаратами.
Позади и ниже своей машины капитан Токмачев видит частые зенитные, разрывы.
«Запоздали…» — мысленно отмечает он и, развернув машину, снова прячется в облаках.
Первая часть задания выполнена. Теперь надо ждать, когда придут наши торпедоносцы…
Они появились в сопровождении истребителей точно в указанное время и, несмотря на мощный заградительный огонь зениток кораблей, сразу пошли в атаку на вражеский караван. Капитан Токмачев, поспешно покинув свое убежище в облаках, кружил над местом, где происходило морское сражение. Атаку торпедоносцев он видел впервые в жизни… Поверхность моря около плывущих кораблей вздыбилась. То тут, то там из глубин вырывались водяные столбы, крутились, как смерчи, и рушились, рассыпаясь брызгами. Но вот один фашистский транспорт, накренившись на левый борт, начал медленно погружаться в пучину.
Увлеченный фотосъемкой, Токмачев не заметил, как два вражеских самолета зашли сзади.
— «Ястреб», у вас в хвосте «мессершмитты», — услышал он по радио тревожное предупреждение и тут же, положив свой самолет в глубокий вираж, спрятался за спасительную облачную завесу.
Бой над морем разгорался. Воздушный разведчик с непрерывно работающими на борту фотоаппаратами носился над полем сражения, стараясь запечатлеть на фотопленке картину морского боя. Невдалеке он увидел мрачные гранитные скалы. Сверху казалось, что они загорелись от двух прижавшихся к ним пылающих кораблей. Через несколько минут скалы потемнели: вражеские корабли скрылись в водах Баренцева моря…
Выполнив задание, Токмачев возвращался на свой аэродром.
Погода изменилась. Неожиданно поднявшийся сильный встречный ветер, разорвав облака, угнал их далеко-далеко, туда, где море сливается с небом. И вдруг неяркую голубизну неба, освещенную скупым полярным солнцем, заслонил самолет со свастикой. Он бросился на Токмачева и выпустил длинную пулеметную очередь.
Пули застряли в фюзеляже, одна прошла совсем близко от кабины, оставив за собой дымный шлейф.
Спрятаться было негде — ни одного облака.
«Что делать? — молнией пронеслось в мозгу. — Снимки ценные… могут погибнуть…»
У Токмачева не было ни одного патрона, чтобы вступить в бой, и… все-таки он решил сражаться. Форсировав мотор до отказа, сотрясая воздух ревом двигателя, Токмачев бросился на вражескую машину. Фашист немедленно лег в вираж, было видно, что он вновь готовится к атаке. Снова воздух разрезали летящие пули, еще одна отметка появилась на плоскости его машины.
Токмачев словно слился со своей быстрой и верткой машиной. Он носился над морем, то круто взмывая ввысь, то резко снижаясь, почти задевая волну, то шел в лоб на врага, имитируя боевую атаку. Рядом с его самолетом пролетали пули, рвались снаряды, а Токмачев все продолжал свою отчаянную, бесстрашную игру.
Два краснозвездных истребителя появились совсем неожиданно, один из них с ходу зашел в хвост «мессершмитту» и ударил из всех пулеметов. Самолет со свастикой заскользил на крыло, охваченный огнем, и рухнул в море. К небу поднялся столб воды и тут же рассыпался блестящими на солнце брызгами.
«Благодарю, друзья!» — радировал капитан Токмачев.
Три истребителя строем возвращались на свой аэродром.
Когда сели, Николай Иванович выскочил из машины, подбежал к летчикам Рассадину и Бурматову и крепко обнял их.
— Если бы не вы, возможно, пришлось бы мне «купаться» в Баренцевом море.
В свою землянку капитан Токмачев вернулся хотя и усталым, но возбужденным: картина морского боя стояла у него перед глазами.
Когда в фотолаборатории проявили снимки, доставленные Токмачевым, стал ясным итог этого боя: эсминец, три транспорта и тральщик из фашистского каравана нашли свой конец в пучине Баренцева моря.
* * *
Все чаще и чаще приходилось Токмачеву разведывать пути вражеских караванов, фиксировать на фотопленке результаты морских и воздушных сражений. Его полеты стали дальними и рискованными. Но возвращался он всегда благополучно, отлично выполнив приказ командования, и хотя брал теперь с собой боевые запасы, вступить в бой с врагом ему не удавалось. Работа воздушного разведчика, серьезная, ответственная и опасная, в конце концов увлекла его. Он научился безошибочно определять с воздуха типы фашистских кораблей, изучил районы, где они предпочитали отстаиваться. В небе над Северной Норвегией Токмачев чувствовал себя так же уверенно, как над своим аэродромом.
В эскадрилью, которой командовал майор Валуйко, поступили сведения, что к берегам Северной Норвегии приближается караван неприятельских судов с военными грузами. Необходимо было уточнить местонахождение этих судов, навести на них наших торпедоносцев и высотных бомбардировщиков. Это ответственное и сложное задание поручили Токмачеву.
— Сегодня вы в последний раз летите на разведку, а завтра пересядете на ДБ-3. Подходящий для вас штурман уже есть, — добавил майор Валуйко.
Через сорок минут Токмачев уже летал над вражеским караваном. Ему оставалось лишь зафиксировать результаты атак торпедоносцев высотных бомбардировщиков.
Выскользнув из облака, он сделал заход, собираясь сфотографировать результаты морского боя, но навстречу ему сомкнутым строем кинулась четверка «мессершмиттов». Пришлось спрятаться в облаках.
«Вернуться? Но командованию важно, очень важно получить полную картину боя».
И Токмачев делает одну попытку за другой. Но «мессершмитты» каждый раз преграждают ему путь. Тогда он опять уходит в облака, чтобы через несколько мгновений снова вынырнуть из них…
Настойчивость Токмачева победила. Улучив момент, он под носом у «мессершмиттов» сделал отличные фотоснимки.
Вернулся Николай Иванович к обеду. Товарищи, как всегда, встретили его радостно, забросали вопросами.