— О, ты знаешь, что хочешь, — он дразнит, когда снимает свою рубашку. — Идем дальше. Взгляни. Все равно, в конечном итоге, ты должна будешь это сделать.
Я тяжело сглатываю, смотря на его грудь. У него есть татуировка на каждой грудной мышце и по одной на каждом бицепсе. Я замечаю, что у него также есть какие-то слова на правом боку. Все это отлично продемонстрировано на его удивительно скульптурном теле. Святой ад.
Я борюсь с собой, чтобы не смотреть ниже пояса. Я не хочу, давать ему удовлетворение прямо сейчас, а он, конечно, ждет именно этого.
Я улыбаюсь.
— Всему свое время, мистер Тейт. Почему бы вам не пойти туда и не встать под светом?
Я двигаюсь по направлению к передней части своей студии, безопасное и почтительное расстояние от моего мольберта. Он уверенно шагает голышом на место. Я вдыхаю. Его задница, такая же скульптурная и идеальная, как и перед. Как это вообще возможно?
— Как ты хочешь меня? — спрашивает он, стоя лицом ко мне, руки болтаются по бокам. Это провокационный вопрос.
Я не могу удержаться и теперь смотрю ниже пояса, и я настолько впечатлена, дергая глаза обратно, чтобы обнаружить, что он смотрит на меня с изумлением. Мои щеки немедленно вспыхивают, горячо и быстро.
— Гм. Почему бы тебе не отвернуться немного и не посмотреть вдаль?
— Твое желание для меня закон, — он растягивает слова, отворачиваясь. Мышцы его спины перекатываются, и я смотрю на слова на его боку. Дерзкие и черные каракули ползут по его грудной клетке. Я читаю их вслух:
— Иди спокойно против шума и суеты.
Я смотрю на него с недоверием.
— Разве это не из поэмы «Желаемое»?
Он кивает, и я ошеломлена. Я должна посмотреть на него, потому что он смеется.
— Что? Ты думаешь, я неграмотный?
Он поднимает бровь, и я смеюсь.
— Нет. Это не то, что я думаю о тебе. Безмятежно. Или спокойно. Разве это не следующая строка, что-то о мире?
Он кивает.
— И помни, что мир существует в тишине. Я чуть было не наколол и это тоже, но решил этого не делать. Достаточно того, что я знаю. Ты знаешь, что «Пакс» означает мир по-латыни? Так что это подходит.
Я тяну холст к себе и начинаю рисовать его силуэт, решив сделать это абстрактно, как картину с Мэдисон.
— Думаю, что не знала этого. Интересно. И твоя татуировка красивая. Я просто не думала, что ты выберешь именно такую надпись. Это многое говорит о тебе.
Пакс смотрит на меня задумчиво.
— Почему? Потому что это глупо? Я глупый. Иногда. Хотя большую часть времени, я просто пытаюсь блокировать реальность. Я дам тебе это. Но есть мир в том, что, ты знаешь.
Я смотрю на него, рисуя линию его задницы и бедра.
— Может быть. Но это не настоящий мир. Это ложное чувство мира, вызванное забвением и отрицанием. Это не реально.
Я смотрю снова, и он, кажется, обдумывает это.
— Возможно, ты права, — говорит он тихо. — Но, тем не менее, это все еще мир. Это лучше, чем ничего.
— Я думаю, что ты установил планку слишком низко, — говорю я ему. — Ты должен стремиться к лучшему.
Я рисую край его грудной мышцы, что проходит вниз к его ребрам.
— Я буду, — говорит он серьезно. — С тобой.
Я смотрю в его глаза и пристальный взгляд, который я нахожу там, заставляет мурашки бежать по моей коже. Его карие глаза блестят, и я не могу думать.
— Во всяком случае, — он растягивает слова с усмешкой, его настроение снова поднимается, — ты держишь себя в руках гораздо лучше, чем я ожидал. Я предлагаю, поднять ставки.
Я смотрю на него нерешительно, моя рука застыла над холстом.
— Я почти боюсь спросить, — говорю я ему. — Что ты хочешь сделать?
Он рассматривает меня, стоя так высоко и гордо в своей наготе.
— Я хочу, чтобы ты была голой, когда будешь рисовать меня. Это меньшее, что ты можешь сделать, чтобы поставить меня в более непринужденное состояние. Здесь я в самом худшем положении.
Я оборачиваюсь и смотрю с удивлением, моя челюсть падает. Прямо сейчас он хуже, чем любой ненормальный человек, которого я когда-либо видела. Он гордится своей наготой и смеется над выражением моего лица.
— Ты маленькая красная курица?
Мое сердце стучит так громко, что я практически могу слышать его.
Он смотрит на меня, смех в его глазах, и против моего лучшего суждения, я кладу кисть вниз и начинаю расстегивать свои джинсы.
— Хорошо, — говорю я ему. — Если ты думаешь, что можешь справиться с этим, я буду рисовать голой. Несмотря на то, что это не совсем нормальное поведение на втором свидании. Но ты должен сосредоточиться, оставаясь на месте. Ни одна часть твоего тела не может двигаться. Сможешь ли ты это сделать?
Он смотрит, полностью очарованный, когда мои джинсы падают на пол, и я выхожу из них, пиная их в сторону. Мои черные кружевные трусики следуют за ними, а затем свитер и лифчик. Он выглядит равнодушным, как будто это не имеет ни малейшего значения для него, но движение ниже его талии раскрывает правду.
Я ухмыляюсь.
— Сможешь ли ты справиться с этим? — спрашиваю я дерзко. — Потому что ты двигаешься.
Его губы дергаются.
— О, Красная. Если ты хочешь поддать жару, то должна быть осторожна, чтобы не обжечься об него.
И, посмотрев, на золотое пламя его карих глаз, у меня возникает отчетливое чувство, что я могу получить очень, очень сильный ожег.
Глава 12
Пакс
Мой член тверже, чем был в течение долгого времени. Я знаю, что Мила видит это.
Не могу удержаться и смотрю на нее. Она так чертовски красива.
Она смотрит на меня, стоя у своего мольберта, и я могу видеть изгиб ее груди. Ее груди кремово-белые и мягкие. Я борюсь с желанием прошагать по комнате, погладить их и затянуть сосок в рот. От своего разыгравшегося воображения я чувствую, что член стал твердым, как камень. С каждым движением ее руки, я вижу изгиб и длину ее бедра. Ноги у нее идеально длинные для того, чтобы обернуть их вокруг моих бедер.
Мой пах затягивает еще больше.
Мертвые щенки, монахини, холодная рыба. Я представляю все эти вещи, но это не работает. Черт. Мой член дергается.
Мила улыбается.
— Ты не будешь обжигать меня, — уверенно говорит она мне, когда ее рука движется по холсту. — Ты пообещал.
Я сглатываю.
— Я обещал попробовать, — напоминаю я ей. — Но я не так совершенен, как ты.
Она снова улыбается, ее глаза сосредоточены на том, что она рисует. Я могу только увидеть силуэт ее бока и тонкую двигающуюся руку. Напрягаюсь, чтобы увидеть больше.
— Я не совершенна, — говорит она мне. — На самом деле, это далеко не так.
Я закатываю глаза и переношу свой вес. Удивительно трудно оставаться на одном месте без движения.
— Я как-то сомневаюсь в этом.
Она смотрит на меня сурово.
— Ты должен оставаться на месте, — делает она мне выговор. — Ты нужен мне в одном положении.
— Может быть, мне принять какую-нибудь позу? — спрашиваю я, стараясь не улыбаться. — Миссионерскую? По-собачьи? Может, откопируем Камасутру в библиотеке?
— В этом нет необходимости, — говорит она, обходя мольберт и шагая ко мне, абсолютно великолепная в своей наготе. — У меня есть один экземпляр, в моей прикроватной тумбочке.
Я втягиваю воздух и смотрю на нее, а она смеется, наслаждаясь моим шоком.
— Шучу, — говорит она, подходя ко мне. Потом останавливается напротив меня и перемещает мою руку. Ее прикосновение — хотя оно всего лишь мимолетно — оставляет мою кожу в огне. Когда она чуть-чуть наклоняется вперед, ее грудь такая мягкая и теплая, давит на мою грудь. Сейчас мой член жесткий, как камень, и он изогнут к потолку. Я борюсь с желанием схватить ее и погрузить свой язык в ее горло.
— Забавно, — говорю я сухо. А потом у меня появляется идея.
Дьявол.
— Я передумал, — говорю я ей, и она стоит так близко, что я могу чувствовать тепло ее обнаженного тела. Ее соски такие же, какими я их представлял. Розовые, наклоненные к небу. Я тяжело вздыхаю. Эта девушка жарче, чем любая из тех, кто у меня был.
— Да? — спрашивает она невинно, регулируя другую мою руку.
Я киваю.
— Да. Сейчас я хочу рисовать.
Она удивлена.
— Хочешь? Ты, вроде бы, сказал, что не художник.
Я улыбаюсь улыбкой, растянувшейся от уха до уха. Она снова идет прямо, а я наслаждаюсь этим.
— О, я думаю, что смог бы, — говорю я ей. — Если я имею право на холст.
Она по-прежнему озадачена, и я нарушаю образ, хватая ее за руку, и веду обратно к ее мольберту, находящемуся на небольшом стенде, который держит поднос с красками. Она смотрит на меня в замешательстве. Одна бровь приподнимается, пока она ждет, когда я начну объяснять.
Я смотрю в ее глаза, что невероятно трудно сделать, так как остальная часть ее тела обнажена. Я заслуживаю медали за это шоу самообладания.
— Знаю, что ты хочешь двигаться медленно, и я уважаю это. Обещаю, что остановлюсь сразу же, как ты скажешь, хорошо?
Она выглядит неопределенной, и я борюсь с желанием посмотреть на ее грудь снова.
— Я обещаю, — уверяю я ее. — У меня есть очень интересная идея. Но, чтобы ее осуществить, я должен касаться тебя. Есть ли у тебя проблемы с этим?
Она выглядит еще более неохотно, но качает головой. Она мне доверяет. Я не знаю, как и почему, но она доверяет. Поняв это, мои кишки сжимаются тисками.
— Нет, — говорит она тихо. — У меня нет проблем с этим.
Я улыбаюсь, и мои мышцы живота расслабляются.
— Хорошо. Мне нужно, чтобы ты стояла на месте. Художник должен сосредоточиться.
Мила закатывает глаза и стоит на месте, руки болтаются рядом с ее совершенными бедрами. Я сглатываю. Мой член так чертовски тверд, что им можно резать стекло.
Вытягивая руку вокруг нее, я зачерпываю каплю красной краски пальцами. А потом, недолго думая, прикасаюсь к ее груди, скользя малиновым цветом по ее коже. Это выглядит так, словно красная птица летит через ее грудь.
От такого контакта она задыхается, а ее глаза поднимаются ко мне.
— Пальцевая живопись, — удается выдавить ей. — Интересно. Я делала это в детском саду.
— О, не таким образом, — отвечаю я уверенно, скользя пальцами по ее мягкому боку к бедру. — Я гарантирую тебе это.
Она выглядит так, будто проглотила язык, когда я очерчиваю контур ее задницы, а затем направляю пальцы на ее стройное бедро, затем к колену. Я встаю на свое колено и целую ее спину. Она неуверенно вдыхает.
Я слышу это и улыбаюсь.
Снова тянусь к краске и выбираю черную краску, прочерчиваю цветом ее спину и плечи, закручиваю и устремляюсь вниз. У меня нет конкретного изображения или слова в памяти, я просто скольжу цветом по ее безупречной коже. Я наслаждаюсь трением моей кожи против ее. Я не могу остановиться, но хочу, чтобы она была прижата ко мне.
Я разворачиваюсь и тяну ее к себе. Мои ладони находятся на ее плоском животе, когда я прижимаюсь губами к ней, скользя вниз. Я утыкаюсь лицом в верхнюю часть ее задницы. Она такая мягкая и круглая. Ее женственный аромат наполняет мой нос, и я глубоко дышу, впитывая его.
— Пакс, — шепчет она.
— Ты хочешь, чтобы я остановился? — спрашиваю я спокойно, но все во мне молится, чтобы она сказала нет.
— Нет, — отвечает она, и я снова дышу. — Мне нравятся твои руки на мне.
Ее голос звучит тихо и мягко, и я закрываю глаза.
Скользнул руками вокруг ее бедра, я почувствовал ее пульс. Я смотрю вокруг и нахожу отпечатки моих ладоней на ее животе.
— Я запечатлен на тебе, — говорю я ей, смеясь тихо. — Теперь ты моя.
И это правда. Теперь она моя. Она может не знать этого, но это правда.
Она сглатывает. Я могу слышать ее влажный язык в ее рту, и желаю, чтобы он был во мне. Она оборачивается вокруг и ее глаза встречаются с моими. Я провожу пальцами по ее шее, держа ее за подбородок, и подношу свои губы к ее.
Медленно.
Болезненно медленно.
Ее губы теплые и мягкие, и она надавливает ими на меня сильнее, повернувшись, ко мне, голая и податливая. И я получаю свое желание. Ее язык погружается в мой рот, тихий и нуждающийся.
Она тает во мне, и я нажимаю ладонями на ее спину, притягивая ее к груди, держа ее там плотно.
Она стонет, и мой член вклинивается против нее, горячий и твердый.
Блять!
Я не рассчитывал на это. Мне нужен очень холодный душ. Но это еще не конец. Пока нет. У меня есть она, голая и прямо передо мной. Я не могу упустить эту возможность. Я хочу, чтобы она поняла, что тоже хочет меня.
Я скольжу руками вниз, вниз... пока они не достигают мягкости ее бедра. Я глажу там мягко, едва касаясь, пока ее глаза не закрываются. Ее дыхание быстрое и мягкое, и я улыбаюсь.
— Тебе нравится это? — спрашиваю я спокойно. — Мой вид искусства?
Она кивает.
— Ты... очень творческий человек, — прошептала она.
Я хихикаю, потом передвигаю руку в сторону самого чувственного места, между ее ног. Она задыхается, когда я придерживаю ее ноги и прикасаюсь к ней, двигаюсь вокруг ее наиболее чувствительной части. Она опирается на меня, позволяя мне поддерживать ее, когда я глажу ее.
Я склоняю голову и втягиваю ее розовый сосок в рот, мягко сосу, затем позволяю ему выскользнуть обратно. Она сладкая на вкус, как я и думал. Я массирую ее нежную кожу, вдыхая ее запах и тепло, в то время как пальцы другой руки не останавливаются ни на секунду.
Она стонет, и я почти гибну от этого звука. Я никогда не хотел ничего больше, чем погрузить себя в нее прямо сейчас. Я сглотнул. Я не могу. Но я могу заставить ее хотеть, так сильно, что, когда, наконец, это произойдет, это будет чертовски взрывоопасно.
Я наклоняюсь, прочертив контур шеи губами, а потом снова целую ее, жестко и глубоко, ускоряя движения пальцами. Сейчас она чертовски мокрая и мои пальцы плавно двигаются в ней, потирая, поглаживая, подводя ее к краю.
Она скулит.
— Я хочу тебя, — она дышит в мои губы. — Пожалуйста. Я хочу тебя.
Я сдерживаюсь так сильно, как могу, желая не отступать.
— Отпусти себя, — говорю я ей. — Прямо сейчас. Я хочу чувствовать, как ты кончишь на мои пальцы, Мила.
Ее глаза внезапно открываются, и она смотрит на меня, ее глаза наполнились раскованным удивлением, как будто никто никогда не говорил с ней так. И тогда я понимаю, что это, вероятно, правда. Я стону и опускаю голову, целуя ее в очередной раз. Я скольжу пальцами, и выхожу, быстрее, быстрее, сильнее, а затем она задыхается, выгибаясь, сокрушаясь против меня
Я втягиваю воздух, поскольку чувствую ее дрожь. Она сильно кончает, и это так чертовски сексуально.
Она влажная и дрожит, и я поддерживаю ее перед собой, завернутую в моих руках, пока она, наконец, не открывает глаза.
Мы оба теперь покрыты краской и когда она слегка отстраняется, чтобы посмотреть на меня, ее щеки вспыхивают, и она выглядит смущенной. Я улыбаюсь.
— Тебе понравился мой арт-проект? Думаю, это был шедевр.
Она закатывает глаза и слегка улыбается, наклоняясь, чтобы поднять разрозненные художественные принадлежности с пола. Я смотрю на ее задницу, так как она выставляет ее так прекрасно передо мной.
— Почему ты не трахнул меня, когда я попросила?
Звук этого слова идет из ее сладкого ротика, возвращая жизнь в мой член, и, замечая это, она поднимает брови.
Я улыбаюсь.
— Потому что ты еще не готова. Но будешь. И когда будешь, это взорвет твой разум.
— Я не сомневаюсь, — отвечает она тихо, снова наклоняясь, чтобы поднять халат, который она скинула. — Но это было несправедливо. Ты ничего не получил от этого. Я плохо себя чувствую.
Я смотрю на нее с недоверием. Серьезно? Этот маленький эпизод будет возбуждать меня в утреннем душе каждое утро с этого времени и навсегда.
— Поверь мне, — говорю я ей. — Я получил кое-что из этого. Не беспокойся об этом.
Она смотрит на меня с сомнением.
— Думаю, в это трудно поверить, но у нас большие проблемы. Куда еще можно пойти на свидание после такого?
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю. Ты эксперт по нормальному проведению свиданий.