— Пакс, — кричит она и бросается к нему, — о, мой Бог. Проснись. Проснись! Я не должна была оставлять тебя.
Святое дерьмо, святое дерьмо.
— Что с ним случилось? — быстро спрашиваю я ее, — я позвонила 911, потому что не смогла разбудить его.
Она отворачивается от него.
— Ты позвонила в полицию? — она встает, — зачем ты это сделала?
Я недоверчиво взглянула не нее. Очевидно, что ее логика сильно отличается от моей. Ее приоритеты, безусловно, в другом месте.
— Потому что ему нужна помощь, — ответила я, — очевидно, помощь уже едет.
Она снова смотрит на меня, но парень в машине, Пакс, начинает снова булькать. А потом он резко останавливается.
Его подбородок по-прежнему лежит на груди, которая больше не двигается.
Мы с девушкой смотрим друг на друга.
— Он не дышит! — плачет она, хватая его, — Пакс! Проснись!
Она так сильно его трясла, что даже зубы бились друг о друга, издавая клацанье. Я хватаю ее за руку.
— Это не поможет, — говорю я ей быстро
Святое дерьмо. Он не дышит. Мой ум гудит, пока я думаю, что делать, и, прежде чем принимаю решение, мое тело начинает двигаться из-за тела Пакса.
Он наполовину выходит из машины, а затем, резко падая на землю, слегка ударяется головой о бетон. Ноги запутались под рулевым колесом, и теперь мы обе были покрыты его вонючей рвотой.
— Помоги мне, — кричу я на неподвижную женщину. Она встает, несмотря на свою истерику, и мы дотаскиваем парня до песчаного тротуара. Я встаю на колени рядом с ним и чувствую, как его сердце тихо бьется. Хотя, было невозможно и предположить, сколько это будет длиться, потому что он уже не дышал.
Черт.
Я пытаюсь вспомнить детали того, как делать искусственное дыхание, но я не в состоянии, а затем просто делаю все от меня зависящее. Я зажимаю ему нос, наклоняю голову назад и вдыхаю ему в рот. На вкус это было как пепел, Джек Дениелс и рвота. Я борюсь с желанием бросить все это к черту, но делаю еще пару вдохов.
Я останавливаюсь и прислушиваюсь к сердцебиению.
Ничего.
Он по-прежнему не дышит.
— Сделай что-нибудь, — запищала девушка
Я снова вдохнула ему в рот.
И снова.
И снова.
Ничего.
Какого черта мне теперь делать? Я отбиваюсь от вкуса во рту. Сейчас я сосредоточена только на том, чтобы наполнить его легкие кислородом, пытаясь заставить его дышать. Но это не работает.
Он не дышит.
Я в бешенстве и на грани истерики, когда делаю два последних тщетных вдоха. И вдруг он начинает кашлять, отворачивается и его вырывает.
Я быстро переворачиваю его на бок, чтобы он не подавился.
К этому моменту мы оба были полностью в его блювотине. Это неприятно, но, по крайней мере, теперь он дышит. Медленно, но дышит. Его глаза все еще закрыты, но я замечаю, как они двигаются под его веками.
И тогда он начинает биться в конвульсиях.
О, мой Бог. Я не знаю, что делать.
— Что нам делать? — спрашиваю я у девушки позади меня.
Я даже не смотрю на нее, я просто сосредотачиваюсь на оранжевой пене, выходящей изо рта этого парня.
Я хватаю его за руку и начинаю придерживать. Он сильный, даже в таком состоянии, и это забирает у меня всю силу, отчего держать его неподвижно становится все сложнее и сложнее. Я практически лежу грудью на руке, лежащей подо мной. Через некоторое время его судороги заканчиваются. Но он все еще дышит. Я слышу стук его сердца. Кажется, будто каждый вздох для него был пыткой.
Я на грани истерики от незнания того, что делать, когда вижу красные и синие огни.
Я облегченно выдыхаю. Помощь прибыла.
Слава Богу.
— Беги и приведи их сюда, — говорю я девушке, оборачиваясь, но ее уже нет.
Что за черт?
Я смотрю в темноту, пытаясь высмотреть, куда она могла убежать. Судя по всему, она не хочет быть здесь, когда приедет помощь.
Интересно.
Парамедикам понадобилась всего минута, чтобы выпрыгнуть из машины и начать оказывать помощь парню, лежащему передо мной.
Я не уверена, что мне следует делать, поэтому я отхожу назад и начинаю ждать. Я вижу, как они засовывают дыхательную трубку ему в горло. А потом я замечаю, как они делают непрямой массаж сердца, что может означать только одно.
Его сердце остановилось.
Я вдруг почувствовала себя так же.
Не знаю почему. Я ведь даже не знаю его. Но, будучи брошенной с ним в этой тяжелой ситуации, я почувствовала связь с ним. Это глупая мысль, но я не могу избавиться от нее. Несмотря на то, единственное, что я знаю о нем: как его зовут.
Пакс.
Я слышу отвратительный звук хруста костей. Это произошло от того, что медработники пытаются снова заставить его сердце биться. Это заставляет меня съежиться, и я с нетерпением иду прочь, пытаясь немного успокоиться.
Полицейский подходит ко мне и начинает задавать вопросы.
Знаю ли я его?
Что я делаю здесь?
Как я нашла его?
Был ли он один?
Знаю ли я, как долго он находится здесь?
Знаю ли я, что он принимал?
Как много он выпил?
Копы работают монотонно, поэтому я стараюсь отвечать как можно понятнее.
К тому времени, как все вопросы заканчиваются, медики загружают Пакса в машину скорой помощи и везут по дороге, ведущей в город.
Это должно быть хорошо.
Это означает, что он все еще жив.
Правда?
Я застываю на месте, пошатываюсь и смотрю на уезжающий медецинский фургон, сквозь полицейскую машину. Коп отмечает некоторые пункты, складывает что-то в пластиковые мешочки и качает головой.
— Не знаю, почему я беспокоюсь. Его отец в прошлый раз добился этого же,— пробормотал коп. Я не уверена, говорит он со мной или про себя. Поэтому я спрашиваю у него.
Он мрачно улыбается:
— Ситуация просто неприятная. Вот парень, который может построить мир, но он, кажется, решительно настроен трахнуть тебя. Прости мой язык. Но ему нужно быть в тюрьме или в реабилитационном центре, чтобы исправиться. Но у него есть деньги, а его отец большая шишка среди адвокатов Чикаго, так что он всегда получает пропуск. По крайней мере, до тех пор, пока его не увезут в мешке для трупов. Ему просто повезло, что ты нашла его сегодня. Иначе это был бы тот самый день.
Какая удача.
Я представляю оранжевую пену, которая исходила из его рта. Что бы он ни съел, ему повезло.
Все еще потрясенная, я иду к своей машине и падаю на сидение. Я вся в блювотине, и мой рот на вкус как пепельница. Я хватаю бутылку воды, залпом выпиваю ее, и прополаскиваю рот.
Какого черта только что произошло? Я пришла сюда, чтобы сделать несколько снимков красивого, спокойного полнолуния и закончилось это тем, что я спасла чью-то жизнь. Если только он не умрет.
Думаю, в конечном итоге, я вообще ничего не сделала... за исключением того, что приобрела ужасный привкус чужой рвоты во рту.
Я выпиваю еще одну бутылку воды и поворачиваю ключ зажигания.
Надеюсь, он не умрет.
Очень надеюсь.
Глава 3
Пакс
Я чувствую свет, угрожающе просачивающийся в мои закрытые глаза, поэтому сжимаю их крепче. Я еще не совсем готов проснуться.
Чтоб тебя, мир. Ты можешь подождать?
Упрямо отказываясь открыть глаза, я тянусь за флаконом, который должен быть рядом со мной на тумбочке, вместе с пачкой сигарет, зажигалкой и бритвой.
Мои пальцы неловко нащупывают, что кровать стоит не там, где она должна быть.
Бормоча себе под нос, я решаю, что если моя гребаная домработница продолжит перемещать это дерьмо, то я уволю ее.
Но, когда мое сознание возвращается по крупицам, я понимаю, что я не там, где должен быть.
Кровать подо мной твердая и маленькая, и на мне эти пластиковые извилины, которые чувствуются, когда я двигаюсь.
Что за фигня?
Я открываю глаза и понимаю, что я, кажется, в больничной палате. Игла IV, приклеена к моей руке, я одет в тонкую больничную одежду, а одеяло огибает мои ноги.
Что.
За.
Фигня.
Я смотрю вокруг и быстро понимаю, что я один. Стены голые и белые, на доске нацарапано «Ваша медсестра на сегодня – Сьюзен», а рядом висят тикающие часы.
Тик, тик, тик.
Этот шум раздражает. Эти черные стрелки говорят мне, что сейчас 3:07.
Как долго я здесь? Я вижу пластиковый мешок. На нем черным маркером написано мое имя.
Мешок лежит на соседнем стуле, а мои сапоги стоят на полу под ним.
Вот и все.
Я один. В больничной палате и я не помню, как попал сюда.
Это дезориентирует.
Я сосредотачиваюсь, пытаясь сохранять спокойствие; пытаюсь вспомнить последнее место, где был.
Возникает вихрь туманных воспоминаний: сокрушительный звук, лунная ночь. Песок. Звезды.
Пляж. Я был на пляже с этой шлюхой, с Джилл. Она всегда готова сделать все, за несколько порций кокса. И так как я был в настроении для минета, то позвонил ей. Но все равно, я не помню многое другое.
У меня есть несколько туманных воспоминаний о том, как Джилл уходила. Вроде бы, она кричала.
И все.
И теперь я здесь.
Блиииииииин.
Я застонал. Как только я это сделал, медсестра зашла через дверь в выцветшем голубом халате, с усталым выражением и стетоскопом, обернутым вокруг ее шеи. Она, должно быть, Сьюзен. И глаза Сьюзен загорелись на мгновение, когда она увидела, что я в сознании.
— Мистер Тейт, — сказала она с интересом. — Вы проснулись.
— Да, вы гений, — я устало вздыхаю, ложась на подушки. Мне должно быть стыдно лежать с голым членом рядом с ней, но мне все равно. Я чувствую себя усталым и больным. Я вытащил свою IV иглу из руки. Липкая лента тянет за волоски на моей руке.
— Можете ли вы убрать эту вещь? Она щиплет.
Усталые глаза Сьюзен выглядят веселыми, она понимает, что выводит меня из себя.
— Вы находите здесь что-то смешное? — огрызаюсь я.
Она качает головой, закатив глаза.
— Не-а. Нет ничего смешного в том, что двадцатичетырехлетний ребенок испытывает свой организм. Я нахожу интересным то, что вы жалуетесь на иглу капельницы, которая кормит вас, но вас не заботит, что щипало ваш нос, когда у вас была передозировка.
Я посмотрел на нее так резко, как смог, хотя это трудно сделать, когда на тебе надето прозрачное больничное платье, завязанное на спине.
— Я не испытываю свое тело, — прорычал я. — Черт. Если бы я хотел убить себя, я бы сделал это давным-давно. Только слабаки убивают себя. А я не гребаный слабак. Кто ты такая, чтобы судить меня? Ты не знаешь меня.
Я сейчас зол, из-за ее осуждающего лица и ее заблуждений. Какая-то сука в изношенном хлопковом халате, работающая за пятнадцать баксов в час, серьезно думает, что может сказать мне, что к чему?
— Пожалуйста, не кричите на меня, мистер Тейт, — вежливо говорит озлобленная медсестра, тыча по кнопкам на моей IV машине. — Я здесь только для того, чтобы помочь. Я не осуждаю вас. На самом деле, я видела ситуации и похуже. Я позвоню вашему доктору и скажу, что вы не спите. Ваш отец оставил кое-что для вас.
Она подходит к маленькому комоду, который стоит напротив кровати и поднимает сложенный лист бумаги, предназначенный для меня. Когда она протягивает его мне, ее сухие пальцы касаются моей кисти. Выражение ее глаз меняется, в них появляется сочувствие. Сентиментальность можно только приветствовать.
Я беру бумагу, хрустящую в моей руке.
— Как долго я здесь? — спрашиваю я.
Я спокойнее, более вежлив. Она права. Она здесь, чтобы помочь, или, по крайней мере, она заботиться обо мне. Это, наверное, в мою пользу не обоссать ее. Судьба моих обезболивающих таблеток находится в ее руках.
Медсестра смотрит на доску.
— Похоже, четыре дня.
— Четыре дня? — Я поражен. — Я был тут в течение четырех дней? Что за черт?
Она смотрит на меня, строгое выражение лица для нее в порядке вещей.
— Вы были в очень плохом состоянии, Мистер Тейт. В очень плохом. Поймите, вам очень повезло. Ваше сердце останавливалось дважды, вам делали искусственное дыхание. Вы были в сильной отключке, чтобы ваш организм смог вернуться к нормальному состоянию после всех стрессов передозировки. Вы, наверняка, заметили небольшую боль в груди. Нужно было просунуть дыхательную трубку. Несколько ваших ребер были сломаны в момент усиления искусственного дыхания.
Я смотрю на нее тупо.
— Я умер?
Она кивает.
— Видимо. Но вы не мертв. Вам сделали подарок, мистер Тейт. Вы должны обдумать это. Я собираюсь пойти за врачом.
Она поворачивается на каблуках и уходит. Ее белые теннисные туфли скользят по полу.
Я полностью ошеломлен.
Я, черт возьми, умер.
И теперь, когда она сказала это, мои ребра заболели. Черт. Я начинаю стонать, когда боль доходит до моего живота. А потом я вспоминаю, что скомкал записку в руке. Я смотрю на бумажку, на ней смелые каракули.
Почерк моего отца.
Пакс,
Я кое-как помог тебе в этот раз. Я позвонил в последний момент. В следующий раз, когда ты оступишься — будешь отбывать срок.
Возьми себя в руки. Если тебе нужна помощь — попроси ее.
Думаю, ты должен переехать в Чикаго, так ты сможешь быть ближе ко мне. Я помогу тебе в любом случае, если смогу. То, что у тебя есть деньги, не означает, что тебе не нужна эмоциональная поддержка. Ты не можешь делать все в одиночку.
Подумай об этом.
И держись подальше от неприятностей.
— Папа.
Я борюсь с желанием смеяться, потому что знаю, что моим ребрам будет больно. Что за фигня? Идея того, что мой папа думает, будто он может предложить мне эмоциональную поддержку, слишком смешная, чтобы принимать ее всерьез. Я не думаю, что он имеет хоть какие-нибудь эмоции. С тех пор, как умерла мама. Она забрала человеческую сторону Пола Тейта с собой.
Я бросаю записку в мусорную корзину, но она отскакивает от края и падает на пол. Дерьмо.
Я пытаюсь подняться и подобрать ее, но решаю этого не делать. Это слишком тяжело и это не так важно. Уборщица заберет ее позже.
Однако, прежде чем я смог обдумать это, кончик обуви появился рядом с ней. Мой взгляд поднимается вверх и находит девушку, которая стоит там. Она смотрит на меня ясными, зелеными глазами, держа при этом вазу с цветами.
Она чертовски прекрасна.
Моя кишка сразу сужается. Святое дерьмо.
Она небольшая, с длинными темными волосами, лежащими на одном плече, и ясными зелеными глазами, которые обрамлены густыми черными ресницами. Ее кожа светлая и сияющая. И почему я заметил ее кожу, когда у нее такая замечательная фигура? Я борюсь, чтобы убрать взгляд от ее большой груди и сосредоточиться на лице.
Она улыбается широкой, белоснежной улыбкой. Великолепная улыбка.
— Привет, — говорит она тихо. — Я не знала, что ты не спишь.
Есть что-то нежно-знакомое в ее голосе, как будто она меня знает.
Я в замешательстве. Как сильно я облажался? Знаю ли я эту девушку? Мои инстинкты говорят, что нет. Она не из тех девушек, которые бродят около меня. Я обычно держусь вокруг тех девушек, которые готовы сделать все, что я захочу, только потому, что я могу дать им то, что нужно. Эта девушка не является одной из них. Это совершенно очевидно. Она пахнет солнцем и здоровьем. Это чуждо мне. И это увлекательно.
Я провожу рукой по волосам.
— Прости. Мы знакомы?
Красивая девушка краснеет, слабый розовый оттенок появляется вдоль нежного изгиба ее щеки. У меня сразу же появляется желание провести пальцами по ее лицу, хотя я не знаю, почему.
— Нет, — отвечает она, кажется, смущенная. — Я знаю, что это, вероятно, странно. Но я та, кто нашел тебя на пляже. Я приехала на днях, чтобы убедиться, что ты в порядке. А потом, хотела принести тебе цветы, потому что твоя комната казалась немного голой. Я художник, поэтому люблю цветы. И теперь, кажется, похожа на преследователя, не так ли?
Она несет какую-то ерунду. И это мило, как ад. Я улыбаюсь. И мне кажется, что я Большой Плохой Волк, а она Красная шапочка.