Но не сегодня.
Я проснулся рано утром от беспокойного сна, меня разбудило то, что я ворочался. Я всегда немного страдал бессонницей, и на самом деле, поэтому я начал принимать таблетки много лет назад. Я понял тогда, как легко, как очень легко, проглотить таблетку и провалиться в небытие.
У меня был терапевт после того, как моя мама умерла. Я не могу вспомнить, как он выглядел, но помню, что он прописал мне снотворное. Оно помогло прогнать прочь ночные кошмары.
Сейчас я помню о кошмарах только то, что они были ужасны. Мало того, я использовал их, чтобы проникнуть в комнату отца и спать под его дверью. Он просыпался утром и находил меня распластанным на полу. И я просыпался, не помня свои сны.
Мой терапевт сказал отцу, что это мозг защищает меня от эмоциональной травмы.
Ну, мой мозг проделал хорошую работу. По сей день, я не помню о событиях, связанных со смертью моей матери.
Мой телефон гудит на тумбочке. Я беру его в руки, и ищу сообщение от моего отца.
«Тебе нужно прийти и подписать свои бумаги»
Черт. Уже?
Я швыряю телефон на стол, по которому он скользит, врезаясь в стену. Каждую четверть года я должен подписать бумагу для моего трастового фонда, поскольку он пополняется от семейного бизнеса моей матери. Технически я единственный наследник ее акций. Это заноза в заднице, но это необходимое зло.
Я на пути в душ, когда раздается звонок в дверь, и я останавливаюсь. Я не ждал никого. Лучше, чтобы никто не пытался продать мне религиозные книги.… Иначе они останутся без зубов.
Черт возьми.
Посмотрев через окно на свою дверь, я увидел, что шлюха-Джилл стоит на крыльце, нервно перенося вес с левой ноги на правую. Я вздохнул. Я, правда, не в настроении для этого, но все равно открываю дверь. Думаю, мне стало ее жалко из-за отчаянного взгляда. Она почти всегда приходит ко мне, когда у нее нет денег, чтобы купить товар у дилера.
Минет на линии горизонта. Это наша сделка. И сделка была ее идеей. Кто я такой, чтобы отказаться от этого?
Джилл улыбается, когда открывается дверь, показывая сероватые зубы. Это признак того, что она использовала дерьмо потяжелее, типа метамфетамина. Я съеживаюсь. Даже не буду затрагивать это дерьмо. Это — дьявол, так мне сказали. Какое-то время, даже самые сильные пользователи пристрастились. Но я в этом не нуждаюсь.
— В настроении, чтобы получить минет? — спрашивает она с улыбкой, ее пальцы, дрожа, бьются о ногу.
Она взволнованна и обеспокоенна, верный признак того, что прошло немного времени с тех пор, как она приняла наркотик и вновь жаждет его.
Это плохо.
— Не очень, — говорю я честно. — Я только что проснулся. И, честно говоря, мой член немного злится, что ты оставила меня умирать на пляже. Незнакомке пришлось звать на помощь. Ты убежала, как куриное дерьмо.
Джилл выглядит пораженной.
— Пакс, — она скулит. — Я не хотела этого. Я просто не могу сесть в тюрьму, ты ведь знаешь? У меня двое детей. Я мать-одиночка. Я не могу сидеть в тюрьме.
Она отчаянна, ноет еще громче, и я смотрю на нее с удивлением. В ужасе от шока.
— У тебя двое детей?
Я знаю ее несколько лет, но она никогда не упоминала то, что у нее есть дети.
Она кивает.
— Да. Девочка и мальчик. Пять лет и семь.
Все, что я чувствую — это отвращение, и отрицательно качаю головой.
— Тогда, какого хрена ты делаешь это дерьмо, Джилл? Болтаешься в баре весь день и всю ночь? Одно дело — трахать свой собственный образ жизни, но совсем другое, когда ты портишь чужую жизнь.
Я начинаю закрывать дверь, но она бросается внутрь, хватаясь за меня. Плачет. Ревет. Она в панике.
Я хватаю ее за запястья и удерживаю их, чтобы предотвратить себя от ее царапин.
— Пожалуйста, Пакс. Мне это нужно. Я остановлюсь. Я обещаю. Но мне нужно это еще раз. Просто еще один раз. А потом я пойду за помощью. Обещаю.
Слезы катятся по ее лицу черными полосами от макияжа. Солнечный свет разоблачает закаленные линии на ее лице, линии, которые в ночное время прячутся за макияжем. При свете дня, она выглядит мерзкой и использованной.
Потому что так и есть. Я вздыхаю еще раз.
— Хорошо. У меня есть, только немного. Я не собираюсь принимать. Ты можешь взять то, что у меня осталось. И тогда ты должна пойти в больницу за помощью. Получи свое дерьмо прямо сейчас.
Она дрожит, ее дыхание застревает в горле, когда она ждет, что я принесу ей кокса. Это все, на чем она может сосредоточиться прямо сейчас, так что я затыкаюсь и сохраняю свое спокойствие с лекцией, которую хотел ей прочитать.
Я веду ее к своим кухонным столам, и отрезаю один Литл-рок, оставшийся у меня. Высыпаю его в линию и смотрю, как она вдыхает его в две ноздри. Она откидывается в кресле и позволяет вступить наркотикам в силу. Повернувшись ко мне, она явно спокойна.
— Готов к минету?
Она смотрит на меня в знакомом ожидании. И мысль о минете, заставляет мой пах автоматически реагировать, он смещается в относительно ограниченном пространстве моих джинсов. Но я отрицательно качаю головой.
— Я не в настроении, Джилл.
Я оборачиваюсь и иду по каменному полу босыми ноги в сторону гостиной. Она сжимает мою руку.
— Ты не можешь ничего мне не дать, Пакс. Я чувствую, что не права. Кроме того, я ужасно себя чувствую за то, что оставила тебя в тот вечер. Просто позволь мне заплатить за это. Пожалуйста.
Женщина просит, чтобы я позволил сделать мне минет. О-о, ирония. И особенно странно то, что я просто не хочу этого. В последнее время все мои мысли занимала Мила Хилл. Мысль об этой шлюхе, откровенно говоря, выворачивает мой желудок.
Я отрицательно качаю головой.
Но Джилл тоже трясет головой, и теперь она, опираясь на меня, проводя рукой по голой коже груди, ведет пальцами вниз к моему поясу и расстегивает мои джинсы. Она наклоняется и обводит языком вокруг моего соска, а затем берет мой член в свои руки. Я мгновенно возбуждаюсь.
Я немного вздыхаю, она работает пальцами вверх и вниз по моему члену, за пределами моего нижнего белья. Черт. Я проклинаю свои тестостероны.
— Хорошо, — вздыхаю я. Как будто трудно получить минет. Я спускаю штаны, и она опускается на колени передо мной, беря в рот. Я теряю себя в данный момент в удовольствии, ее губы образуют вакуум вокруг моего члена. Они раздвигаются, перемещаются, сосут, а я смотрю на озеро.
Пока голова Джилл качается, я наблюдаю за течением, волнами и парусниками. Я смотрю на летающих чаек, смотрю на солнце. И тогда лицо Милы непрошено вторгается в мой разум. Ее лицо отличается от лица Джилл, насколько это возможно; свежее и невинное. Я сконцентрировался на нем, затем представил ее пышные сиськи, с розовыми сосками, которые указывают на солнце.
Это заставляет меня кончить намного быстрее, чем обычно. Я стону и делаю рывок в рот Джилл, даже не смотря на нее. В моей голове — это рот Милы. Это руки Милы держат мои яйца, слегка сжимая их.
Я кончаю.
И, открыв глаза, я с ужасом вижу лицо Милы.
По-настоящему.
Мы с Джилл находимся на пляже, ниже моего дома. Я прекрасно вижу свой дом, и прекрасно вижу, что Джилл наклонилась передо мной и сосет мой член.
Еще, я вижу лицо Милы.
И я чувствую, что она в ужасе.
Глава 8
Мила
О, Боже мой.
Я чувствую, будто товарный поезд просто врезался в мою грудь, выбивая весь воздух из легких. Но не знаю, почему. Пакс, даже в малой части, не под моей опекой. Но он приезжал ко мне каждый день, поэтому я чувствовала, что между нами было взаимное притяжение. Я имею в виду, он приезжал в город на весь день, только для того, чтобы побыть со мной. Честно говоря, это все, о чем я могла думать. Он даже вторгся в мои сны. Но ясно, что я была неправа. Мое увлечение к нему не взаимно.
Девушка, сделав ему минет, оставила его на пляже.
Даже думать не могу. Моя голова закрутилась в тумане гнева и обиды. Я просто схватила вещи, ключ от автомобиля и побежала. Думаю, я слышу его голос, зовущий меня по имени, но не оборачиваюсь. Я открываю свою машину и сваливаю все свои вещи в нее.
С надеждой я смотрю в зеркало заднего вида, но его там нет.
Я выдыхаю.
Я не уверена в том, что сейчас чувствую. Разочарована я, или нет? Часть меня хочет, чтобы он заботился обо мне, чтобы бегал за мной. Но он этого не делает. Таким образом, я поняла, что ему все равно. Мне хочется плакать. Это смешно. Но я плачу.
Я плачу из-за того, чего даже не началось.
А потом я плачу, потому что чувствую себя еще глупее из-за таких глупых мыслей.
Я — идиотка.
Я еду к своему магазину. Приехав, сижу какое-то время в машине. Наконец, я взяла себя в руки и вошла внутрь. Я перевернула табличку на «Открыто», надела фартук и принялась делать то, что всегда делаю, когда счастлива или грущу, или мне скучно, или хорошо, что угодно.
Я рисую.
Я рисую солнце, нависающее над краем озера у дома Пакса. Я рисую серую расплескивающуюся воду, а затем перехожу к темному солнцу, позволяя краске капать на воду. Оно идеально подходит, я его чувствую. Бурное, черное, сердитое. Все слова, которые могут быть использованы для описания солнца, соответствуют моему настроению.
Колокольчик у двери зазвенел, и я вздохнула. Обычно я не надеюсь, что клиенты не придут, но сегодня я бы хотела побыть одна. Я поворачиваюсь, готовая, чтобы улыбнуться клиенту, моя кисть еще в руке.
Но это Пакс.
Улыбка угасает на моих губах. Я зла.
Он недавно принял душ. Его волосы мокрые, и я могу чувствовать запах мыла, когда он приближается.
Его лицо такое серьезное. Этому парню только что сделали минет. Он не имеет права просто прийти и поговорить со мной.
Тогда, почему я так счастлива, что он пришел?
Это не поддается логике.
Я сжимаю челюсти
— Прости, ты не должна была видеть этого, — тихо говорит Пакс, даже не поздоровавшись. — Пожалуйста, Мила. Мне очень жаль.
Я стиснула зубы и вернулась к своей картине, размазывая солнце по серому небу.
— То, что ты делаешь — твое дело, — говорю я ему коротко. — Не мое.
Пакс вздыхает, и я слышу его шаги. Он останавливается неподалеку от меня.
— Я могу сказать тебе, что это не то, что ты могла подумать, но это было бы ложью. Это было именно тем, что ты видела. Я могу это объяснить, но ты не поймешь
— Тогда, почему ты здесь? — шепчу я в замешательстве. Если он не хочет объяснять, то какой смысл? Я не смотрю на него, вместо этого я просто смотрю на свои движения кистью и замечаю, что моя рука дрожит.
А потом я чувствую его позади себя.
Его рука оказывается на моей талии. Такая теплая и большая. И я должна бы вырваться, но не делаю этого.
Его теплота вокруг меня, и я хочу быть поглощена ею.
— Я не знаю, почему здесь, — признает он мягко, и голос его так близко у моей шеи. — Может, потому что я не могу перестать думать о тебе. Или, потому что я никогда не забуду твое выражение лица. Мне очень жаль, что я так поступил. Просто знай, что она ничего не значит для меня. Она была настойчива, а я не отказал. Это привычка. Мне очень жаль.
Мое сердце безумно быстро стучит в груди. Я не знаю, что сказать. Я знаю, что должна сказать ему что-то такое, чтобы он оставил меня навсегда, но мое сердце — предатель и хочет, чтобы он остался со мной.
— Ты даже не знаешь меня, — говорю я ему, и оборачиваюсь, чтобы, наконец, посмотреть на него. Я смотрю в его карие глаза, улавливая взгляд, который не видела прежде. Трепет.
— Зачем тебе извиниться перед кем-то, кого ты едва знаешь? Ты ничего мне не должен.
Он пожимает плечами и его движения сопровождаются мужским ароматом. Я вдыхаю его и борюсь с желанием закрыть глаза, чтобы лучше насладиться запахом.
— Я не знаю. Я знаю только то, что с тех пор, как я встретил тебя, я хочу узнать тебя. Вот почему я приезжал в город на этой неделе. Я хотел увидеть тебя. Что-то в тебе заставляет меня думать, что я могу быть лучше. Я не чувствовал такого уже очень долго. И еще, я чувствую, что должен тебе что-то.
Черт. Его слова тронули мое сердце, и я с трудом сглотнула. Его тон нерешительный, мягкий. И мое сердце тает. Я ничего не могу с собой поделать. И я ничего не могу исправить.
— Почему? — спрашиваю я, мой взгляд застыл на нем. Он качает головой.
— Я не знаю. Ты такая хорошая и отзывчивая. Я не могу это объяснить.
Теперь я смеюсь, жестом указывая на свою картину.
— Значит ли это, что я хорошая и отзывчивая для тебя?
Мы оба смотрим на устрашающий черно-серый холст.
Пакс, наконец, улыбается.
— Ну, тогда, Красная Шапочка, похоже, у тебя есть и темная сторона. Но разница между мной и тобой в том, что у тебя здоровый образ жизни, а у меня нет.
Я смотрю на него, пытаясь решить, что сказать. Этот момент, кажется, хорошее время для честности, поэтому я не стесняюсь и говорю честно:
— Я не знаю, что меня в тебе привлекает, — признаю, наконец, я. — Мне никогда не нравились плохие мальчики.
Он так близко ко мне, что его близость немного опьяняет. Я чувствую головокружение, смотря на него, ожидая ответа. Кроме того, я будто чувствую опасность, исходящую от него...
Пакс молчит несколько мгновений. Его лицо покрыто однодневной щетиной.
— Ну, я никогда не хотел быть с хорошими девочками раньше, так что, думаю, это первый раз для нас обоих.
Мы смотрим в глаза друг другу, казалось бы, целую вечность.
Я не знаю, должна ли верить ему, но он кажется таким искренним. Я знаю, что хочу ему доверять, даже если это глупое чувство.
Я не знаю, что сказать и, по-видимому, он тоже.
Не говоря ни слова, он наклоняет голову и его губы встречаются с моими.
Это очень неожиданно и удивительно.
Его губы мягкие и на вкус как мята. Больше нет вкуса сигарет и рвоты. Они ушли в прошлое, в котором был человек из другой ночи, тот, кто лежал в конвульсиях на тротуаре. На его месте сейчас кто-то живой. Тот, кто вкусно пахнет и невероятно сексуален.
Тот, кто плох для меня.
Его язык мягко проникает в мой рот, и я борюсь с желанием утонуть в этом поцелуе. Его руки сцепляются где-то позади меня, и я не знаю, куда они легли, но склоняюсь в его объятия, держась за талию. Я наслаждаюсь тем, как его пальцы слегка мнут мою кожу, и он жестоко прижимает меня к своим бедрам. Это сногсшибательно.
Когда, наконец, понадобился воздух, он отстранился.
Я смотрю на него.
Он смотрит на меня сверху вниз.
Он ждет реакции, но я не знаю, что делать. Поцелуй был идеальным. Пакс адски сексуален.
Но он так отличается от меня. И совсем недавно ему сделала минет другая девушка.
Я вспоминаю, как эта ужасная девушка стояла на коленях перед Паксом, и меня передергивает.
Если я дам ему шанс, он сделает мне больно. Я испытала уже достаточно боли за всю свою жизнь. Мне больше не нужно.
— Я не думаю, что это хорошая идея, — наконец, сказала я неохотно. И эти слова было так трудно сказать…
Теплый свет тускнеет в глазах Пакса, когда он смотрит на меня, и я вижу в них разочарование от отказа. От этого мне хочется плакать.
— Прости, что ты так думаешь, — говорит он спокойно. — Потому что я думаю, что это очень хорошая идея. Ведь ты — лучшее, что было со мной за долгое время.
Он разворачивается и уходит из моего магазина.
Уходит от меня.
Не говоря больше ни слова.
Я смотрю на его широкие плечи, когда он уходит с моих глаз.
Тогда я опускаюсь на колени прямо посереди магазина. Мои руки дрожат, а голова разрывается на части от боли.
Что я только что сделала? Я сошла с ума?
Я встретила человека, который заставил меня чувствовать что-то в первый раз за два года, с тех пор как умерли мои родители.
Я жалкая.
Я хватаюсь за телефон и звоню сестре. И говорю прежде, чем она успевает открыть рот: