— Смотри, куда прешь.
— Извини, — искренне сказал Ромка. — Залюбовался…
Он обожал вызывать в собеседнике это состояние подвешенности, когда надо что-то быстро сказать… а быстро не придумывается.
— …клинком, — продолжил он после паузы.
Однако собеседница сравняла счет на удивление быстро.
— Клинок, достойный Высокого Лорда, — фыркнула она.
— Да, — вздохнул Ромка. — Такой я фехтовальщик.
Вот это, как ни странно, заставило его собеседницу оторваться от созерцания Ромкиной гары и посмотреть на ее хозяина.
— Ты НАСТОЛЬКО плохо фехтуешь? — поинтересовалась она.
— Я вообще не фехтую, — признался Ромка.
— И кто твой партнер на сегодня? — прищурившись, поинтересовалась Векки.
— Э… сопровождающий? Кто мой партнер на сегодня?
— Векки Лоан из клана Ледяной Горы.
— Очень приятно, — осторожно произнес Ромка.
— А уж мне как приятно, — довольно отозвалась та. — Ты маску-то надень!
И сделала из него бифштекс.
Собственно, занятие проходило под бдительным руководством наставника Радира и еще троих его помощников… Вот только Векки это нимало не заботило. Также ее не заботило наличие на Ромке защиты — ее удары были абсолютно точны, болезненны и очень обидны. И всегда точно соответствовали инструкциям наставников — не придерешься. Ромкины же удары, когда подходила его очередь нападать, вязли в защите, скользили в сторону по нагрудным щиткам, но ни разу не достигли цели.
Вообще, когда тебя бьют, всегда обидно. Ромка помнил, как пару лет назад врезался головой в почтовый ящик — сам врезался, просто не заметил висящей на столбе железной коробки, шел, повернув голову, отвлекся… но даже тогда первой эмоцией была не боль, а именно обида. До слез.
А здесь его били сознательно. И что делать? Ведешь себя как игрок в покер, а тебя канделябром по голове. Нечестно же!
— Спасибо, — сказал Ромка, когда тренировку объявили законченной. Он старался, чтобы его голос не дрожал.
— Пожалуйста, — несколько озадаченно произнесла Векки. — Ты… неплохо держался.
— Нехорошо, — буркнул Ромка, направляясь в сторону раздевалки, — издеваться над маленькими и слабыми.
И вздрогнул — его собеседница сложилась пополам от хохота и упала на колени.
— Слабый! — Она молотила затянутыми в чешую кулачками по плитам дорожки, выбивая из них дробный стук. — Маленький!
— И пушистый, — назидательно произнес Ромка и пошел дальше, оставив ее стоять на коленях с раскрытым ртом.
* * *
С тех пор Векки взяла над Ромкой негласное шефство, периодически подсказывая ему всякие полезные мелочи, вроде того, как использовать устройства для копирования на бумагу того, что преподаватели пишут на доске, или продвинутых способов общения с библиотечным персоналом.
В паре на уроке фехтования они потом были один раз, и она честно пыталась объяснить и помочь. И честно вынесла вердикт под конец тренировки.
— Я не бездарь, — возразил Ромка. — Я научусь. Я упрямый. Только полчаса в день мало.
— Используй свободное время, — удивилась Векки.
— Как?
— Иди в тренировочный зал, заставь слуг тебя учить. — Векки удивленно посмотрела на мальчишку. — Ты как с луны свалился. Любой здешний слуга фехтует на уровне мастера. Пусть учат.
— Спасибо, — искренне сказал Ромка. — Теперь я точно стану непобедимым бойцом.
— Верю, — фыркнула его собеседница, — жаль только, что я до этого не доживу. И внуки мои…
* * *
Собственно, в этот день — шестой день обучения — Ромка ясно осознал, что стоит перед выбором. Выбор был простым: либо учиться средне, либо изо всех сил… А либо — еще сильнее, то есть на износ.
Потому что у него был год.
— У меня год, — пробормотал Ромка, сидя на подоконнике в своей комнате и болтая ногами. До обеда оставалось полчаса так называемого личного времени. — Год, да. И после этого года меня учить никто не будет. Значит, что?
Собственно, он и так понимал, что учиться надо изо всех сил. Но вот когда Векки сказала про занятия в свободное время, у него в голове мелькнула мысль. Очень простая, но… Не очень приятная.
Ведь когда студент готовится к сессии, говорят, он проходит материал целого семестра за несколько дней, так? Значит, можно учиться изо всех сил ВСЕ доступное время… Как если бы завтра была сессия.
И так — целый год.
«Я как Али-баба, — подумал Ромка. — Попал в пещеру с сокровищами. Так? И что утащу, то мое. Но только то, что утащу за один раз, потом в пещере сменят пароль. Все — ВСЕ! — не как в книжках. Я же помню, я читал. Все должно быть не так!»
Книжки про попаданцев Ромка одно время любил. Он вообще любил фантастику, и особенно фэнтези, и прочитал великое множество текстов. Именно текстов, а не книг, во-первых, все они были скачаны из Сети, по-нашему, по-пиратски, а во-вторых, именно из-за терминологии он тогда и поспорил с родителями. Разговор, который очень сильно повлиял на отношение мальчишки к попаданческой литературе.
— Это не книги, — сказала мама. — Это тексты. Многа буков — так вы их называете? Аффтар, выпей йада, убей себя ап стену и пиши истчо.
— Почему не книги? — удивился Ромка.
— Потому что как литература они не катят.
Мама была школьной учительницей и, когда надо, прекрасно умела говорить на языке своего сына. Учительницей литературы, кстати.
— Ага, а Тургенев, значит, катит, — возмутился Ромка. — Отцы и дети! Ах!
— А чем тебе не нравятся «Отцы и дети»? — удивилась мама.
— Да тем, что это женский роман!
Мама аж подпрыгнула на стуле.
— И это — мой ребенок!
— Верно говорит, — подтвердил папа, оторвавшийся ради спора от телевизора. — Женский роман с легким революционным подтекстом.
— Вызвать бы в школу твоих родителей… — буркнула мама.
— Моих вызови, — тут же предложил папа. Мама вздохнула. Вообще они постоянно друг над другом подшучивали и получали от этого огромное удовольствие. Особенно когда начинали выяснять, кто из них работает в сфере образования (папа утверждал, что это именно он), а кто — в сфере надзора и подавления свободы личности (папа утверждал, что мама).
Собственно, они и познакомились, когда папа исполнял свои обязанности — остановил на улице девушку со странным свертком за спиной. Мама в те годы была ХИщницей, то есть играла в ХИ, «хоббитские игры», а папа был еще только сержантом.
«Девушка, что это у вас за спиной?»
«Меч».
«Э… ваши документы!»
Потом папа тоже ездил на ролевки в лес за компанию, хотя по-прежнему считал, что мечи и луки против табельного оружия — полная ерунда… Особенно если мечи и луки находятся в руках у толкинутых граждан.
— Ладно, — прервал их перепалку Ромка. — Объясни, почему книги про попаданцев — это не литература.
— Уточню, — заметила мама. — Не все книги про попаданцев, а только про попаданцев в Великую Отечественную… Потому что используют запрещенные приемы. А литература, она…
— Какие-такие — запрещенные? — удивился Ромка.
— А вот такие. Тебя, молодой человек, всю жизнь учили, что Россию надо защищать, так?
— Надо, — согласился Ромка, все еще не понимая, куда клонит его оппонент.
— Вот это они и используют. Ты не думаешь, принимая правила игры. Это называется — манипуляция. Поэтому, когда ты читаешь, как очередной попаданец передает Сталину чертежи атомной бомбы, ты считаешь, что все хорошо и правильно.
— Понял, — сказал Ромка. — Я…
— Ну-ну, сформулируй.
— Я… то есть он, попаданец, не задает себе вопросов. Вот. Только он и не должен, если он родину защищает.
— В жизни, да, не должен. А в книге?
— А какая разница? — удивился Ромка. — Книга, жизнь. Сама учила: типические характеры в типических обстоятельствах — это и есть настоящее эльфийское фэнтези.
— Вот теперь он тебя точно уделал, — сказал папа, смеясь.
Мама вздохнула. Неуважение что Ромки, что его брата Петьки к Литературе с большой буквы служило для нее постоянным источником огорчения. А что делать — дети пошли в папу.
— Уделал, — согласилась она. — Но сути дела так и не понял.
— Нет, — возразил папа, — это не он не понял, это ты не сумела объяснить. И кстати, ты не права: в доброй половине книг про попаданцев не ставится задача передать Сталину технологии двадцать первого века. Часто попаданцы — это просто попаданцы, как та сигара. Себя показать, мечом помахать.
— Какая сигара? — удивился Ромка.
— Потом расскажу, не отвлекайся.
— Если, — сказала мама, — книга написана, чтобы попаданец просто помахал мечом, то грош ей цена.
— Янки, — сказал папа. — При дворе короля Артура. Покажи мне там сверхидею.
Мама задумалась.
— Это просто хорошо написанная книжка, — сказала она наконец.
— Ага. Талантливый автор пишет про «мечом помахать» — и ведь получается-то как!
— Я бы сказала, что это исключение…
— Привести тебе еще десяток примеров?
Мама вздохнула. Интерес к фантастике привила своему супругу именно она и теперь пожинала печальные плоды просвещения.
— Значит, мораль в книге не нужна? — уточнил Ромка. — Ну эта… сверхидея.
— Не обязательна, — поправил папа. — Как в драке не обязательно использовать ноги. Но с ногами получится лучше.
— Мужлан, — сказала мама.
— Спасибо. Кстати, он так ничего и не понял.
— Тогда твоя очередь.
Папа вздохнул, потянулся за пультом и выключил телевизор.
— Есть, — сказал он, — одна книжка про попаданцев, есть. Которая таки сподобилась и стала классикой. Но в ней нету одного важного момента, который есть в настоящих попаданческих книгах. А другой важный момент, наоборот, есть. И в этом все дело.
Некоторое время его слушатели потерянно молчали.
— Это что было? — нахмурилась мама. — Это был великий и могучий язык милицейских отчетов? Переведешь?
— Какая книга? — прямо спросил Ромка.
— Ах да. Забыл сказать. «Трудно быть богом».
— Это не… — начала было мама, но затем замолчала, задумавшись. — А ведь и верно, — сказала она после паузы. — Что-то здесь есть.
— Я так и сказал, — усмехнулся папа.
— А что за два важных момента? — нетерпеливо спросил Ромка. — Ну, ты говорил, что один есть, а другого нет?
— Ага. Нет чувства, что это твой дом.
Папа покосился на телевизор, где, по всем признакам, «Спартак» уже должен был продолжить начатый в первом тайме разгром дорогих немецких гостей, явно собираясь провожать их до самого Берлина, дабы водрузить над рейхстагом красно-белый флаг с ромбиком и буквой «С», вздохнул и, решив, видимо, что воспитание сына важнее, продолжил:
— Румата этот, то есть Антон, он любит людей. Он вообще показан нормальным здешним ботаником, только с мечом. Ему их жалко. Ему не нравится драться. То есть Стругацкие не пытались привлечь тебя, о юный читатель, сценами мордобоя.
— Это первое отличие? — уточнил Ромка.
— Нет, — сказал папа. — То есть это тоже отличие, но оно больше говорит о том, как и для кого они пишут… А по делу… Первое отличие в том, что Румата ненавидит Арканар.
— А… ага, — только и сказал Ромка. — Да. Точно. И что?
— И глядя, как горит этот ненавистный ему город, он не чувствует, что жгут его дом. Понимаешь? А вот когда попаданец видит, как зондеркоманда собирается сжечь деревню в Белоруссии, то ему сложнее абстрагироваться… Ты ведь знаешь такое слово?
— Знаю, — буркнул Ромка. — Все равно хорошая книжка.
— Опять ты ничего не понял. Книжка хорошая. И там по ходу надо было сделать так, чтобы герой мог смотреть на события со стороны. Так что возможность абстрагироваться — это не минус, а плюс. И вполне возможно, Стругацкие специально так сделали.
— Ага. И он все равно съехал с катушек.
— Я бы сказал: встал на катушки, — пожал плечами папа. — Все зависит от точки зрения.
— Ага. А второе?
— Что — второе?
— Отличие?
— Ну, это ты мог бы и сам. Румата ду-ма-ет. Нравственный выбор, то-се. А попаданцы действуют по шаблону.
— Мы об этом уже говорили, — осторожно сказал Ромка. — Я сказал, что так и надо, если родина. А ты… или мама, вы меня уже запутали, короче, кто-то сказал, что в жизни да, а в книге нет.
— Потому что иначе — это не книга, а текст. Мама права.
— Все равно не понял.
— Ладно, — вздохнул папа. — Я тебе сейчас расскажу сюжет книжки. Про попаданцев. Обобщенный. Готов?
— Если недолго.
— Недолго, — с сожалением произнес папа. — Как раз футбол кончится. Значит, так. В книге рассказывается о приключениях твоего, хотя нет, скорее все-таки моего современника, молодого человека, по имени… Ну, скажем, Ганс.
— Как?!
— Не шуми. Ганс. Нормальное немецкое имя. Дальше рассказывать в деталях, или сам подставишь?
— Сам, — буркнул Ромка. Кажется, он начал понимать.
— Как он занимался рукопашным боем, интересовался историей, техникой, последней войной… Подолгу беседовал со своим дедушкой — ветераном спецназа…
— Ой, — сказал Ромка, а мама хмыкнула.
— Как попал в Польшу, а там его ударило молнией… ну, или пивной кружкой. Или нет, с летающей тарелки сбросили бутылку из-под кока-колы и прямо ему по голове. Короче, способов много. Вообще, по-моему, только ударом в пах переноситься еще не пробовали. Значит, так и сделаем. Прекрасная полячка бьет его ногой в пах, и он попадает в сорок первый год. Прямо в боевое расположение немецкой части, на польской границе, за день до войны. А что? Нормально так…
Ромка честно попытался представить себе реакцию немцев, когда перед ними, на плацу, во время подъема флага, возникает из ниоткуда скрюченная, закрывающая руками промежность и орущая фигура попаданца.
— Хороший ход, — согласился он, пытаясь изобразить Боярского из «Трех мушкетеров». — Сильный.
— Ну так, мы же тоже книжки читаем, — довольно сказал папа. — Ну вот. Дальше он проявляет чудеса отваги, уничтожая партизан, предсказывает ходы противника (историю-то он учил хорошо), его переводят в гестапо, потом в Германию… Он беседуете Гитлером, рассказывает ему про атомную бомбу, и…
— Да понял я, понял.
— И весь мир принимает идеи фашизма, потому что видит, как это хорошо и как фашизм раз за разом побеждает… И в финале к звездам устремляется корабль со свастикой на борту. Что морщишься?
— Да так. Противно.
— А вот немецкому мальчику может понравиться. Понимаешь разницу теперь? Между текстом — и литературой?
— Да, — сказал Ромка. — Понимаю.
— И когда тебе дают книгу, в которой наши побеждают во всем мире за счет того, что попаданец помог им натырить чужих технологий и объявить их своими…
— То, по сути, у нашего народа уже нет права гордиться такой победой, — продолжила мама. — Причем все это провернули у тебя прямо перед носом.
— Угу, — сказал Ромка. — Странно, что я не заметил.
— Ничего странного, — возразила мама. — Это психология. Когда ты читаешь фантастику, ты с самого начала готов к тому, что это всего лишь сказка. И даже не пытаешься мыслить критически.
— И еще раз, угу.
А про попаданцев он все равно потом читал, но только про честных. Про тех, которые не пытались менять мир, играя краплеными картами. И читал много.
Вот только — права была мама — попаданческая литература оказалась сказкой и ни к чему его не подготовила. Ни к тому, что на его, Ромкиных, сверхспособностях кто-то сэкономит, ни к тому, что на все обучение отведено будет меньше года… В особенности к этому. Как жить и что делать в условиях жуткого цейтнота, когда каждая минута — это минута потерянная?
Он посмотрел на часы — механического уродца, стоящего на полке у окна. Механический-то он, может, и механический, только вот завода не требует. Магия. Либо слуги заводят, когда он, Ромка, выходит. Одно из двух. В любом случае до обеда было двадцать пять минут.