Потягин. – Он один…
Я икнул. Специально и громко, эти вздрогнули.
– Тут ты, Потягин, пожалуй, прав, – сказал я. – Тут ты в десятку. Хлюст меня удивил. Не поддался. Уважаю его. Впрочем, исключения лишь подтверждают правила. В целом же мой эксперимент вполне удался. Даже больше чем удался – я предполагал, что мне понадобится около месяца, а вам хватило всего недели. За неделю с вас слетела вся шелуха, и вы предстали в своем истинном свете!
Потягин сжал кулаки.
– О, ты опять хочешь меня поколотить! – восхитился я. – На ботах натренировался? А где твоя плетка?
Потягин стух.
– Бунт подавлен?
Они промолчали.
– Эх вы, садисты, – укоризненно сказал я. – Настоящие живодеры. Гестаповская гвардия. Изуверы! Инквизиторы-самоучки!
– Может быть, – с горечью сказала Октябрина. – Я думаю, что ты прав. К сожалению… К сожалению, у всех нас оказались недостатки, мы оказались слабыми, и ты этим ловко воспользовался… Ты нас провел…
– И мы показали себя не с лучшей стороны, – почти что всхлипнул Потягин.
– Это уж точно, – улыбнулся я, – особенно ты, сеньор Потягин. Знаешь, раньше таких, как ты, называли потогонами. Потому что вы выжимали из несчастных ботов все соки! Вас всех бы так называли! И при первой же возможности вешали на пальмах! Вы – самые натуральные мелкие негодяи!
– Это так, – снова согласилась Октябрина. – Мы – мелкие негодяи. Зато ты – крупный негодяй! И то, что мы проиграли, совсем не означает, что ты победил!
Я расхохотался.
– Так и знал, что дело закончится дешевыми парадоксами, – сказал я. – Я победил безоговорочно, но никто из вас не хочет признать этот факт. Понимаю. Однако это все, дорогая Октябрина, философия. Причем самого пошлого, кухонного розлива. Цель нашего опыта – доказать, что темная сторона есть в каждом. И мы это с успехом проделали! У вас был выбор. Вы могли поступить, как Ахлюстин. Я не заставлял вас лупить ботов плетками!
– Но ты же сам сказал! – перебила Октябрина. – Ты же сам сказал, что ничего страшного в том, что мы будем стимулировать…
– Истязать, – поправил я. – Истязать ботов. Как делали ваши духовные предшественники пятьсот лет назад. Да, я сказал, что в этом нет ничего аморального. Я сказал, а вы радостно согласились! А если бы я велел вам с небоскреба прыгнуть, вы тоже прыгнули бы?! Но даже если не брать ботов. Если не брать… Вы начали с ботов, а закончили мной!
Я повернулся к злодеям спиной.
– Ты сам виноват! – выкрикнул Потягин. – Ты нас вынудил!
Я захлопал в ладоши.
– Ты нас действительно вынудил, – понуро сказала Октябрина. – Вынудил…
Ахлюстин и Урбанайтес молчали.
– Вы Нюрнбергский трибунал помните? – спросил я. – На истории должны были проходить. Так там все эти убийцы тоже все время говорили – нас заставили, мы не виноваты! Виноваты!
Я ткнул пальцем в каждого, кроме Ахлюстина.
– Каждый виноват! Каждый. Выбор есть всегда.
Потягин хотел что-то сказать и даже сделал подкрепляющее движение кулаком, но не сказал, будто словом подавился.
– Заметьте, я ни разу вас не ударил! – продолжал я. – Ни разу! А вы просто шкуру с меня спустили! Вы озверели! Да, именно озверели! Вы могли честно проиграть. Но вы не пожелали! В вас взыграли темные амбиции, каждый захотел победить, каждый захотел получить Лунную Карту!
Я достал из кармана серебряный прямоугольник.
– Нате, я вам ее дарю! – я с презрением швырнул Карту на песок.
Они стояли, не шелохнувшись. Я и не сомневался, что они не возьмут – это было бы слишком большим унижением.
– Нельзя быть немножечко нечестным, – закончил я. – Надеюсь, это станет для вас серьезным уроком!
– И для тебя тоже, – сказал Ахлюстин.
Я посмотрел на него. И почувствовал. Ахлюстин что-то задумал.
По плану сейчас они должны были сидеть на земле, посыпать голову пеплом, кусать друг друга за локти, расцарапывать поникшие плечи и громко рыдать. А я должен был ходить над ними и укоряюще читать нравственные нотации. А потом вызвать корабль, сгрузить их туда и с поношением отправить домой, в родную Киргизию.
Но в план вкралась ошибка.
По имени Ахлюстин Ярослав.
Ахлюстин Ярослав не испытывал никаких угрызений совести, и даже наоборот, он явно считал, что эти угрызения должен испытывать я.
В следующую секунду я понял.
Я прыгнул в сторону, упал, перекатился, вскочил на ноги.
– А вот и он, братцы живодеры! – ухмыльнулся я. – Спартак! Емельян Пугачев Иванович! Сейчас воздаст отмщенье мне!
– Эх ты, – сказал с сожалением Ахлюстин. – Ты ведь на самом деле проиграл. А ты тут кувыркаешься…
– То есть переименовывать свой «Батискаф» вы не собираетесь? – усмехнулся я.
– Отчего же, – Ахлюстин наклонился и выудил из песка Лунную Карту, – отчего же, переименуем. Как ты там предлагал, «Дубрава»?
– «Дубрава», – подтвердил я. – Но лучше «Дубрава-Д».
– «Дубрава-Д» так «Дубрава-Д». Как договаривались.
И Ахлюстин сломал Лунную Карту. И швырнул обломки в воду.
Я чуть не охнул. А в глазах у Потягина просияло такое дикое восхищение, что я чуть не зажмурился от блеска. Теперь Ахлюстин стал героем Потягина на веки вечные.
– Не нужна нам твоя Карта, – сказал Ахлюстин. – Не нужна.
– Но в «Дубраву-Д» переименуетесь? – уточнил я.
– Как договаривались.
– Значит, я все-таки победил?
Ахлюстин помотал головой. Сейчас скажет, что я победил технически, но морально нет. А даже напротив – это они, никчемная банда рабовладельцев и угнетателей, возвысились надо мной на недосягаемые нравственные высоты, а я навсегда остался внизу, барахтающимся в золе и нечистотах.
– Нас ты победил, – Ахлюстин старался смотреть мне в глаза. – Может быть, даже раздавил. Кого-то. Во всяком случае, мы надолго все это запомним. Но и ты запомнишь. Своей душе ты нанес ущерб не меньший, чем нашим. Любая победа имеет свою обратную сторону…
Сейчас расскажет про пиррову победу. Это когда побеждаешь, но лучше уж было проиграть, выпрыгнуть с дирижабля еще до начала сражения… Короче, скука.
– Вот и хорошо, – улыбнулся я. – Мы пришли к обоюдному решению, вы переименовываетесь в «Дубраву-Д», я вас отпускаю. Даже корабль вам вызову.
– Это еще не все, Жуткин, – Ахлюстин хрустнул плечами. – Надо поставить точку. Есть еще один вопрос…
– Я так и знал, – усмехнулся я. – Сейчас они будут меня бить. Зачем меня бить, Хлюст, меня твои друзья уже побили сегодня?!
Но во взгляде у Ахлюстина проскочило что-то такое озорно-неприятное, что я вдруг понял – бить меня они не будут. Сделают что-нибудь погаже.
– Сейчас я его… – потерянно сказал Урбанайтес.
– Погоди, – остановил Ахлюстин. – Погоди, я хочу его спросить…
Ахлюстин уставился на меня.
– И о чем же ты хочешь меня спросить? – прищурился я. – Спроси меня об Октябрине, она смешно царапается…
– Я о другом тебя хочу спросить, – Ахлюстин смотрел мне в глаза. – О другом. Мы осознали свою глупость.
– И подлость, – добавил я.
– Хорошо, и подлость. И мы
признаем, что в нас есть зло.
Октябрина и Потягин недовольно забухтели, но Ахлюстин остановил их движением головы.
– Мы признаем и согласны переименоваться. Но и ты должен признать, что твои методы…
– Ничего признавать не буду! – перебил я. – Никогда! Я ничего не признаю!
– Но мы могли бы вернуться домой вместе, по-человечески. Если ты осознал…
– Ничего он не осознал! – щелкнула зубами Октябрина. – Он неисправим!
– Она права! Я ничего не осознал! И никуда я с вами не поеду!
– Как знаешь, – вздохнул Ахлюстин.
И снова стал опасен.
Конечно, эта рабовладельческая троица противостоять мне не могла, слишком вымотаны. Но Ахлюстин держался бодро, к тому же на лице у него просто читалось: «Я знаю, что надо сделать с этим гадом!»
Я не ошибся.
– Сейчас, ребята, мы немного проучим нашего строптивого победителя, – сказал Ахлюстин.
И подмигнул мне хитрым глазом.
Но я успел. Ахлюстин рванул вперед, попытался схватить меня за плечо, я отскочил назад, правой ногой поддел песок, швырнул его Ахлюстину в глаза.
– Хватайте его! – крикнул наш боксер-мыслитель.
Глупый Потягин попытался схватить меня, ага, двадцать два за форточку! Я наклонил голову и боднул Потягина в подбородок.
Крепко так, зубы точно потрескались.
Шансы у меня имелись. Во-первых, я в неплохой физической форме. Во-вторых, я хорошо питался в последнее время, плавал и как следует отдыхал. Сухожилия укрепились, белые волокна моих мышц утолщились, в красных образовался достаточный запас гликогена. Так что истощенная троица меня не очень волновала. А Ахлюстин – другое дело. Я был просто уверен, что он что-то мне припас, пакость какую-то…
Я побежал вдоль берега. Надо было просто оторваться, отсидеться в джунглях, потом к тайнику – там НЗ, там трансмиттер… И через три часа дома. Главное – убежать.
Вся компания припустила за мной. Потягин и Октябрина первые, за ними Урбанайтес, сам Ахлюстин держался поодаль, скорость особую не развивал, но и не отставал. Точно что-то задумал.
Пробежали мы километра полтора. Эти три товарища отстали быстро – слишком много греха приняли на душу, с такой тяжестью не поскачешь. Я решил, что пробегу еще километра три – береговая линия позволяет, а потом развернусь к Ахлюстину. С ним одним у меня шансов немного. Но вмешался сторонний фактор, в Ахлюстине я не ошибся. В его предусмотрительности.
Боты. Они выскочили из буша. Видимо, все это время они бежали по лесу параллельно берегу, а теперь Ахлюстин подал невидимый сигнал, и они выскочили.
Я не испугался – перепрограммировать роботов на оказание физического воздействия на человека нельзя. Наскочить на меня и скрутить руки боты не могли, но Ахлюстин на то и был Ахлюстиным, человеком, который продолжал удивлять.
Боты не нападали.
Боты мешали.
Сначала я не понял. Они забежали вперед, выстроились в шеренгу и стали медленно замедлять ход, так что очень скоро я начал наступать им на пятки.
Никогда не наступали на пятку боту? Это неприятно. Пятки у ботов острые. А я наступил на эти пятки четыре раза. Скорость упала. Я рявкнул на ботов, приказал им разойтись, они разошлись, но уже через минуту вновь забежали вперед и стали подставлять мне свои конечности. И каждые пятьдесят метров мне приходилось орать на них, чтобы расступились.
Такой бег по пяткам изматывал гораздо сильнее обычного, уже через километр я понял, что оторваться от Ахлюстина не получится. К тому же боты использовали новую тактику – теперь они не просто забегали, теперь они еще и укладывались на песке, так что мне приходилось перепрыгивать через железные спины.
Еще через полкилометра я скис. Остановился. Боты окружили.
– Вон разошлись! – рыкнул я.
Боты разбрелись, но недалеко, метров на пятнадцать. И тут мне пришла в голову отличная идея.
– Лежать! – крикнул я.
Боты послушно легли.
Я двинул в море. Как я раньше об этом не подумал? Боты слишком тяжелые, плавать не умеют. Могут ходить по дну, а плавать нет, только топорами.
Ахлюстин что-то завопил, боты вскочили и последовали за мной, пытаясь отгородить меня от морских просторов. Я вновь на них прикрикнул. Шарахнулись в стороны. Как назло, море было мелкое, а дно остро-каменистое, я то и дело оскальзывался и удалялся от берега медленно.
Оглянулся. Ахлюстин вертел что-то над головой, солнце светило в глаза, я не заметил, что именно он там делает. Наступил на что-то колючее, еж, наверное, ногу прострелило, я ойкнул и сел. Боты заботливо протянули руки, помочь хотели, предатели. Я их расшугал и поднялся сам. Ступать на левую ногу было нельзя, прыгать по камням на одной ноге тоже. Поэтому я все-таки ступил на левую.
Больно. Завыл, как сирена. Даже как две.
Заругался. Всеми теми чудесными могучими словами, которыми ругались наши предки триста и даже четыреста лет назад.
Не знаю, то ли от моей ярости, то ли от внутренней энергии этих выражений боты расступились. И я остался один – как раненый лев в окружении кровожадных масаев.
Но я все же сделал четыре шага.
Потом в воздухе засвистело и стало больно и темно.
Глава 11
Ведьмин круг
Я победил. Хотя стоять было неудобно. Руки были закованы в кандалы и подтянуты к старому ржавому блоку. Блок, в свою очередь, накрепко крепился к столбу. К тому самому. Опять. Быть прикованным к столбу второй раз за день я не рассчитывал. Но в ошибках и в неожиданностях вся прелесть жизни, я уже говорил.
Напротив меня стояла Октябрина с граммофоном. Это тоже было довольно неожиданно.
– Осторожнее, солнышко, – сказал я, – а то еще надорвешься! Потом с шестом не сможешь прыгать! То есть с вышки. Ты же с вышки на лошади прыгаешь, это высокий спорт…
Октябрина поставила аппарат на землю.
– Ты здесь неделю проторчишь! – злобно пообещал мне Потягин.
Он тоже тут был. Все они тут, вся компания. И я. Как всегда один, как всегда против всех.
– Неделю!
Расхохотался Потягину в лицо.
– Знаешь, Виталя, – сказал я. – Ты продолжаешь оставаться жалок. Впрочем, ты всю жизнь жалок. Тебя презирают все, даже твои коллеги.
– Меня не презирают!
– Урбанайтес называл тебя червяком! А Ахлюстин… Ахлюстин слепил из навоза фигурку, написал на ней «Виталя» и повесил ее!
– Что?!
– Я не вешал фигурку из навоза с надписью «Виталя»! – заверил Ахлюстин.
Стоял со своим ковчегом, обнимал его, как первоклассник букварь. Наверное, всю ночь советовался со своим прапра – что со мной делать?
До чего дремучие все же типы, подумал я. Просто Зимбабве в шестнадцатом веке! Готовы друг друга сожрать без лука! Не, мне нужен отпуск.
– Не слушайте его! – вмешалась Октябрина. – Он же все это специально говорит! Чтобы нас поссорить! У него не язык, а жало!
– Ты мне тоже нравишься, красотуля! – я послал Октябрине воздушный поцелуй. – Ты не переживай, я на тебя зла не держу, я только на них