Удивившись, они хотели что-то ответить, но Клара продолжала говорить, уставившись взглядом в пустоту.
— Вы оказались правы, мне не быть вместе с вашим сыном. Я тоже думала, что не заслуживаю его любви, что рано или поздно он поймет это и расстанется со мной…
— Подождите, — вмешалась Лоррен, желая остановить Клару.
— Но каждый день, проведенный с ним, был таким счастьем, — медленно продолжала Клара. — Его слова, его взгляд успокаивали меня. И я в конце концов поверила, что, кто знает, может, мы и в самом деле проживем нашу жизнь вместе. Вам не удалось разлучить нас. Нас разлучила судьба.
— Клара… — снова попыталась вставить слово мадам Сансье.
Но Клара продолжала говорить, уставившись на простыню:
— Я вам не понравилась, хотя не понимаю, по какой причине. Теперь вы и вовсе меня ненавидите. Из-за меня Габриэль уехал с этого праздника. Я была за рулем. Я плакала. Не сумела вовремя включиться. Потеряла над машиной контроль.
Дени подошел к кровати.
— Мы не думаем вас ненавидеть. Мы пришли… Мы хотим извиниться…
Удивившись, Клара подняла голову.
— Вы ушли с праздника по моей вине, — заговорила Лоррен. — Я обидела вас. Но тогда я думала в первую очередь о сыне. Нет, конечно, не только о нем. О нас всех, о своих пожеланиях относительно него. Я не верила в вашу любовь. Хоть это очень глупо, но я не считала сына достаточно взрослым, чтобы положиться на его выбор. Я всегда грешила гордыней и считала себя вправе принимать решения за моих близких. Так что, Клара… виной всему я.
— И я, — заговорил отец Габриэля. — Я позволил себе забыть, откуда вышел я сам. Я поднялся наверх и постарался избавиться от всего, что напоминало мне прошлое. Вы мне напомнили о нем. И я должен был бы поддержать вас, увидеть, как искренне вы любите Габриэля. Но я оказался слеп, постоянное стремление к успеху лишило меня способности трезво смотреть на вещи.
Дени хотел еще прибавить, что результаты расследования полностью сняли с нее вину, но Клара прервала его.
— Наши извинения не имеют теперь никакого смысла, — безнадежно произнесла она.
— Имеют, и очень большой, — сказала Лоррен и тоже подошла к кровати.
— Какой же?
— Габриэль написал нам письмо за несколько дней до аварии, но оно не было отправлено. Полиция нашла его в квартире и передала нам.
Клара вздрогнула.
— Не понимаю, зачем ему было писать, когда он мог с вами увидеться?
— Потому что в нашей семье не принято… не принято говорить о чувствах. Он хотел сообщить нам важные вещи прежде, чем мы встретимся на свадьбе. Он… Он не питал иллюзий относительно нашего отношения. Господи! Он хорошо знал своих родителей!
— И что же написал Габриэль в письме?
Клара смотрела на месье и мадам Сансье широко открытыми глазами, готовая принять самую горькую правду.
— Он написал о вашей любви и…
— Лучше дай Кларе прочитать письмо, — посоветовал Дени.
— Да, так будет лучше.
Лоррен достала копию письма из сумочки и протянула Кларе.
Клара не решалась взять протянутый листок.
— Прошу вас, — настойчиво повторил Дени.
Клара взяла, развернула и начала читать. Читая начало, она не могла удержаться от слез. Прочитав письмо до конца, она выпрямилась, слез не было и в помине. Лицо ее застыло, стало жестким. Похоже, Кларе запала какая-то мысль, завладела ею, сосредоточила на себе. Теперь она смотрела на родителей Габриэля темным недобрым взглядом.
Она вернула письмо и сухо, гневно сказала:
— Уходите!
Дени и Лоррен обменялись тревожным взглядом.
— Я… Я не понимаю вас, — начала Лоррен.
— Вы пришли не извиняться. Вы пришли за моим ребенком. Вам наплевать на то, что я чувствую и переживаю. Ваш цинизм отвратителен!
— Нет! Что вы такое говорите! — воскликнула Лоррен. — Мы пришли с самыми искренними чувствами!
— Конечно, ваш ребенок для нас надежда, — признал Дени. — Но мы говорили с вами вовсе не потому, что задумали вами манипулировать. До этого письма мы не понимали, насколько Габриэль любит вас.
— Вам не увидеть этого ребенка, — жестко заявила Клара.
Лоррен взглянула на мужа, прося у него помощи. Но увидев, как он подавлен, поняла, что сейчас он ей не в помощь. В отчаянии, не зная, что сказать и что сделать, она поспешно вышла из бокса.
— Поверьте нам, мы были совершенно искренни, — тихо и растерянно произнес Дени. — Подумайте о нашем разговоре, очень вас прошу.
Он направился к двери, но на пороге обернулся и посмотрел на Клару.
— Мы пришли еще, чтобы вам сказать, что Габриэля отключат от аппарата завтра в десять часов утра.
* * *
Гнев мгновенно утих, словно выплеснувшиеся слова избавили Клару от невыносимого напряжения, в котором она находилась. Ее поразило в самое сердце то, что она только что узнала, и мысль об этом не оставляла ее. Так, значит, Габриэль знал… Откуда же он мог узнать? Почему не сказал ей? Почему не успокоил относительно будущего, догадываясь, в какой она живет тревоге? Или он ждал решающего слова родителей? В письме он написал, что любит ее. Но оставить ее мучиться, решая судьбу ребенка, — разве значит любить? Судя по письму, он хотел от нее ребенка, но ей о своем желании и словом не обмолвился…
* * *
На улице уже смеркалось, когда Габриэль вышел из комиссариата.
Он был неприятно удивлен, увидев Дженну и Элоди. Они ждали его с озабоченными лицами, стоя возле машины. А ему так нужна была свобода действий.
Элоди подошла к нему и поцеловала. Дженна улыбнулась ему. Они сели в машину.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Дженна.
— Устал.
Она положила ему руку на плечо.
— Ничего, сейчас вернемся, и ты будешь отдыхать, — пообещала она. — Мы все перенервничали с этой историей.
32
Панигони взял стул и поставил его возле Клариной кровати.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — сказал он, садясь.
Клара безразлично смотрела перед собой.
— Вы знакомы с Александром Дебером?
— Нет, — уронила она сухо.
— Ваш жених произносил когда-нибудь это имя?
Клара отрицательно покачала головой.
Инспектор открыл конверт, достал фотографию и показал Кларе.
— Вам знаком этот человек?
Клара скользнула равнодушным взглядом по фотографии и узнала мужчину, который заходил к ней в бокс. Инспектор внимательно следил за ее реакцией.
— Вы его уже видели, не правда ли? — спросил он, по-охотничьи насторожившись.
— Да.
— При каких обстоятельствах?
— Несколько дней назад он зашел сюда.
— Что он хотел от вас?
— Хотел утешить, как все другие.
— Утешить? — не поверил своим ушам Панигони.
— Да, он сказал, что понимает мое состояние, что тоже потерял в аварии женщину, которую любил.
Панигони нахмурился.
— А еще что он сказал?
— Больше ничего.
— А вы видели его раньше?
— Нет.
Инспектор почесал в затылке. Чем дальше в лес, тем больше дров. Ну и дельце ему досталось!
— Машина этого человека врезалась в вашу, — сообщил инспектор.
Клара вздрогнула.
— А как же…
— Да, да, да, я могу понять ваше удивление.
Почему убийца Габриэля пришел к ней? Из-за угрызений совести? Да, наверное. Удивление прошло, и ей стало совершенно безразлично, по какой причине приходил к ней этот человек.
— Мы вчера обнаружили его в квартире вашего жениха, — объявил инспектор, надеясь что-то понять по реакции Клары.
Клара собралась задать вопрос, но не задала его.
— Он сказал, что им двигало чувство вины, что ему хотелось посмотреть, где вы живете, а когда он нашел ключи на электросчетчике, то не мог устоять перед искушением.
Клара выслушала сообщение равнодушно. Она не хотела вникать, правду говорит этот человек или лжет. Ее это не интересовало.
Панигони понял, что Кларой вновь завладевает мрак отчаяния. Ее взгляд потух, она ушла в себя. Торопясь задержать ее, инспектор поднялся и пошарил у себя в карманах.
— Когда мы осматривали квартиру вашего жениха, то нашли там два письма.
Клара мгновенно вернулась к действительности.
— Одно было адресовано его родителям, а другое вам.
* * *
Дженна подождала, пока Элоди уйдет к себе, и заговорила наконец о том, что ее мучило:
— Теперь мы одни. Скажи, ты знаешь, кто намеревался… с тобой расправиться?
Даже при мягком приглушенном свете, царившем в гостиной, было видно, как Дженна взволнована.
— Мне подумалось…
— Говори же!
— Луи.
— Луи? — удивилась Дженна. — Но… Нет, быть этого не может!
— Он не хочет, чтобы я продавал фирму.
— Да, от продажи он не в восторге. Но чтобы дойти до…
— Я тоже ни в чем не уверен. Но в тюремной камере какие-то обрывки памяти ко мне вернулись. Мы с ним крупно поссорились незадолго до аварии. Чуть ли не до драки.
— Вы часто ссорились. У Луи тяжелый характер. Но он не способен…
— Говорю тебе: это всего лишь предположение.
— Ты поделился им с полицией?
— Нет. Обвинение слишком серьезное, голова у меня сейчас не в порядке, я не могу себе полностью доверять и не хочу делать из Луи подозреваемого.
— Что ты собираешься предпринять?
— Пока не знаю. Подумаю. Сейчас я слишком устал.
* * *
У Габриэля оставалось очень мало времени. Он понятия не имел, как отреагировали на его письма Клара и родители. Лежа в темноте, он старался придумать самый действенный способ. Теперь он уже не мог увидеться с Кларой. Дженна ему сказала, что у нее был Панигони, и уж он наверняка показал ей фотографию Александра…
Внезапно он почувствовал, что не один в комнате. Дженна скользнула к нему на кровать, прижалась к нему. Габриэль, смутившись, застыл в неподвижности. Она губами искала его губы.
— Не стоит, Дженна, — прошептал он.
Оскорбившись, она приподнялась.
— Извини, — сказала она. — Глупое и ненужное желание нежности.
— Я понимаю, но…
— Я идиотка, Александр. Я так за тебя переживаю, а твое отношение в последние дни… И я подумала… — На глазах у нее блестели слезы. Она уже собиралась встать с постели, но он взял ее за руку и удержал.
— Подожди. Ты ни в чем не ошиблась. Но все, что со мной произошло, так на меня подействовало, что сейчас я не могу заниматься любовью. И все-таки… останься со мной.
Дженна колебалась.
— Останься. Мне не хочется быть одному.
И она сдалась, легла, прижалась.
Смущение, неуют, владевшие Габриэлем, оставили его, он внезапно почувствовал глубокий покой.
День восьмой
33
Профессор Атали уселся за письменный стол. Работа хирурга приучила его отстраняться от любых эмоций. Она требовала предельной концентрации и исключала вмешательство чувств. Долгий опыт научил его относиться к операциям как к техническим задачам. Но в данном конкретном случае профессор не мог обойтись без эмоций. Молоденькая пациентка была жертвой трагедии. Последствия этой трагедии все еще длились. И у него было слишком мало возможностей, чтобы изменить что-то и как-то помочь.
Сейчас он ждал результатов еще одного обследования Габриэля. Но каковы бы они ни были, его случай безнадежен. И все же профессору хотелось знать, откуда взялся неожиданный всплеск, который заметил его ученик. Эта ошибка. Этот сбой.
Но он запретил себе об этом думать. Закрыл глаза и мысленно шаг за шагом начал делать предстоящую операцию. Сейчас он должен стать совершенным инструментом, ничего больше.
В дверь неожиданно постучали. Все коллеги знали, что отсутствие ответа означает: тревожить его можно лишь в случае крайней необходимости. Однако стук повторился.
— Войдите, — сердито разрешил он.
На пороге стояла перепуганная медсестра.
— У нас проблема, — объявила она.
Профессор недоуменно поднял брови, он не привык к обилию чувств у своего персонала.
— Клара Астье… Она исчезла.
* * *
Габриэль даже не притронулся к стоящему перед ним кофе. Уставившись глазами в кухонный стол, он старался понять, смог ли защитить Клару от самой себя и что может еще сделать в оставшиеся ему несколько часов?
Элоди вошла в кухню, наклонилась к нему и поцеловала.
— Мамы нет?
— Нет. У нее встреча.
Элоди налила себе кофе, добавила молока и села напротив него.
— Я рада, что ты с нами, папа, — прошептала она и заслонилась большой чашкой.
Габриэль слабо улыбнулся.
— Я просыпалась ночью… И я вас видела, — прибавила она.
Дженна и Габриэль уснули спина к спине, по-дружески.
— Что будешь делать сегодня? — спросила Элоди.
— Не знаю. Мне не дает покоя молоденькая пострадавшая.
— А почему?
— Знаешь, у меня какое-то дурное предчувствие.
Элоди отпила глоток из чашки.
— Сегодня ее должны оперировать, — сообщила она.
Габриэль вздрогнул.
— А что с ней такое?
— Внутреннее кровотечение.
У Габриэля закружилась голова, и он схватился руками за край стола, чтобы сохранить равновесие.
— И когда назначена операция?
— На сегодня на восемь часов.
Габриэль взглянул на стенные часы, висевшие на кухне. Девять. Значит… А что это значит? Если Клара лежит сейчас на операционном столе под наркозом, у нее нет доступа к собственной жизни. Или… А что, если ее душа в свободном полете, пока тело спит под анестезией?
Габриэль встал, взял телефон и начал набирать номер.
— Я уже звонила Кевину сегодня утром, — сообщила Элоди, радуясь своей предусмотрительности. — Операция не состоялась, потому…
Габриэль застыл в ожидании, чем закончится фраза.
— Потому что Клара сбежала этой ночью из больницы.
* * *
Габриэль позвонил Сабрине и Кевину. К кому, как не к ним, могла сбежать Клара? Но они ничего не знали и паниковали оба. У Клары кровотечение, если не сделать операцию в ближайшее время, ее жизнь под угрозой.
Запаниковал и Габриэль, кляня себя за то, что не предусмотрел такого развития событий. Он нервно расхаживал по кухне, пытаясь поставить себя на место беглянки и понять, где она могла укрыться. И вдруг пришел ясный и отчетливый ответ: в той самой гостинице, где началась их история. Да, Клара решила умереть там, где они в первый раз любили друг друга. Когда они впервые поссорились, она сбежала именно туда.
Он нашел номер гостиницы, позвонил, но телефон был занят. Нельзя было терять ни минуты. Он спустился, сел в машину Дженны и помчался, решив, что дозвонится по мобильному.
Затылок взмок от пота, по спине побежали холодные струйки. Габриэль протянул руку, чтобы вытереть затылок и шею, но рука наткнулась на холодный металл. Вздрогнув, он уставился в зеркало заднего вида и обнаружил на сиденье позади себя нежданного гостя. «Гость» наставил револьвер ему в затылок.
* * *
Клара лежала на постели. Той самой, на которой они впервые прикоснулись друг к другу.
Она подложила руку под подушку, пытаясь представить себе, что рядом с ней лежит Габриэль. Движения ее были механическими, руки холодными. Она ничего не чувствовала, кроме опустошенности. Не было печали, не было ностальгии. Клара задержала дыхание и представила, что уже умерла. Через несколько секунд кровь забилась у нее в висках. Какое же из сердец бьется? Ее или ребенка?
Мучительная боль скрутила ей живот. Клара задержала дыхание, пытаясь с ней справиться. Она положила на живот руки, пытаясь пообщаться с бедняжкой, который так печально начинал свою жизнь, но ощутила лишь ледяной холод. Неужели смерть? Бесчувствие, бездыханность, лед.
Зазвонил мобильник, но она не обратила на него внимания.
Час. Остался час. Через час Габриэль попрощается с этим миром. А она предоставит решать свою участь судьбе. Может быть, боль убьет ее, и она уйдет вместе с Габриэлем. Может быть, ее помилуют. Она покорится любому решению.