Ее растрогало доверие молодого хозяина. Взволновало, что он посвятил ее в свои тайны. Что именно она может помочь ему разрешить возникшие проблемы. А ложь? Да бог с ней, с этой ложью! Кто из нас в жизни не привирал, то улаживая дела, то желая без обид помириться? Письма написал, а отправить забыл — с кем не бывает? При его-то занятой молодой жизни!
А тут все возьми да и повернись! И что? Она не должна теперь отправлять эти письма? Наоборот, еще как должна! Если месье Габриэль обидел родителей и свою подружку, а извиниться не успел, то тем более нужно поторопиться. Теперь его извинения стали еще важнее.
Оксана, желая утихомирить расходившееся сердце, отправилась на кухню попить водички. На кухне еще раз прочитала письмо. Это ведь последняя просьба Габриэля! Она спрятала письмо сначала за пазуху, потом положила в карман юбки. И, собираясь довести благородное дело до конца, забрала и два других письма.
С письмом мадам и месье Сансье особых проблем не было. Оксана знала, где они живут, ездила к ним помогать во время больших приемов и когда их горничная бывала в отпуске. На автобусе, с двумя пересадками, дорога длинная, но известная. А вот Кларе придется нести письмо в больницу.
Оксана не решилась навестить ее, не чувствовала, что имеет на это право, но теперь у нее была важная причина, и она этому даже обрадовалась.
Еще раз оглядев квартиру, Оксана решила, что уборка подождет, и снова надела куртку. Но в тот миг, когда подошла к двери, вдруг услышала скрежет ключа в замочной скважине, и в испуге отступила.
* * *
Полицейские были весьма удивлены, обнаружив в квартире Оксану. Взглянув на испуганное лицо женщины, тот, что помоложе, блондин с маленькой головкой на широких плечах, схватился сразу одной рукой за кобуру, другой достал удостоверение.
— Полиция! — объявил он, помахав пластиковой карточкой.
Полицейский постарше с равнодушным землистым лицом вел себя куда спокойнее.
— Не пугай ее, она и так боится, — одернул он коллегу.
И подошел к Оксане.
— Кто вы такая?
— Приходящая домработница, — проговорила она, стараясь успокоиться.
— Что здесь делаете?! — повысил голос молодой.
— А что может делать домработница? — уже сердито ответила Оксана, находя тон неподобающе агрессивным.
— Но вы собирались уходить! — продолжал наступать полицейский.
— Да, за покупками.
Молодой заметил в руках Оксаны письма.
— А это что такое?
— Письма моего хозяина. Мне нужно было их отправить уже несколько дней назад, а я забыла. Сейчас иду отправлять, — сказала Оксана и показала полицейским письма, желая тем самым выразить им свое расположение.
— С вашего позволения, эти письма я у вас заберу, — объявил пожилой.
— Нет, что вы! — запротестовала Оксана. — Хозяин доверил их мне…
— А вы о них забыли. Значит, не беда, подождут еще немного. Не беспокойтесь, мы передадим их адресатам, сделаем только небольшую проверочку.
— А с чего вдруг к нам полиция? Что все это значит? — возмущенно начала Оксана.
— Думаю, вы не сочтете невежливостью, если отвечать буду не я вам, а вы мне, и я задам вам еще несколько вопросов?
Оксане ничего не оставалось, как кивнуть в знак согласия. Инспектор забрал у нее письма и убрал в сумку.
— Садитесь, и немного поговорим, — вежливо пригласил он ее.
Оксана машинально повиновалась.
— А ты приступай к осмотру квартиры, — приказал старший младшему.
* * *
Кевин сел на краешек кровати и ласково погладил сестру по голове. Клара лежала с закрытыми глазами, делая вид, что не заметила прихода брата. Однако ласка ее тронула.
— Почему ты не хочешь поговорить со мной? — спросил Кевин.
Клара плотнее вдавила голову в подушку.
— Я знаю, я не идеальный брат, не слушаюсь твоих советов, веду себя кое-как. Но поверь, я совсем неплохой парень. Способен тебя выслушать, понять. Мне еще ни разу не доводилось тебе помочь, и я очень хотел бы…
Клара открыла глаза и посмотрела на брата безнадежным взглядом.
— Ты тут ни при чем, Кевин. Я… Этого не скажешь словами…
— Понимаю, — согласился он. — Но ты возьми себя в руки, Клара. Ты никогда не сдавалась. Твое мужество было и мне опорой. Ты помогала мне, когда я был маленьким. И сейчас тоже помогаешь. Я всегда себя спрашиваю: «А что решила бы Клара? Что она сделала бы на моем месте?» Я понимаю, такое испытание не каждому по плечу, но, если ты опустишь руки, у меня вообще ничего не останется.
— Мне так тяжело, Кевин, так тяжело.
— Я не хочу сравнивать… Но когда ушел отец, с мамой случилось то же, что с тобой. Она перестала жить. Если ты поступишь так же, я останусь совсем один.
Клара подавила рыдание.
— У меня нет сил, Кевин. Я хотела бы… — Она не договорила, лицо ее исказилось от боли.
— Что с тобой? — испугался Кевин.
— Очень больно, — с трудом выговорила Клара, пытаясь вздохнуть.
Она положила руку на живот и не могла сдержать стона.
Кевин вскочил и ринулся к двери.
— Сейчас я кого-нибудь позову!
Кларе казалось, что ей разрывают внутренности. Она подумала о своем ребенке. Сейчас она его потеряет. Она чувствовала, что потеряет…
* * *
Панигони положил телефонную трубку. Заключение экспертизы не оставляло сомнений: система управления и тормоза машины Дебера не работали. Дебер сказал правду. Дело приобретало совершенно иной оборот. Александр из убийцы превращался в жертву. Чью жертву? И что он делал в квартире Габриэля Сансье, если даже не был с ним знаком? Да-а, весьма запутанное дело.
Панигони постарался собрать воедино факты и понять, что связывало этих двух людей. И понял: их ничего не связывало. Ничего не дал и обыск квартиры. Ничего важного не сказала домработница. Значит, следствие нужно начинать с нуля, изучать окружение, допрашивать новых свидетелей, искать, кто мог быть заинтересован в смерти Александра Дебера и Габриэля Сансье.
И письма тоже представляли немалую загадку. На конвертах были отпечатки пальцев двух человек — Оксаны Дмитриевны и… Александра Дебера. Отпечатков Габриэля Сансье на них не было. Спрашивается, какое отношение имел подследственный к этим письмам? В то же время, судя по данным компьютера, письма были написаны именно в тот день, который и был на них обозначен.
В общем, концы с концами в этой истории никак не желали сходиться. Сами письма внушали подозрение. Было похоже, что они… предсмертные. Может, Габриэль Сансье чувствовал какую-то угрозу? Или трагический ход событий вложил в них что-то прощальное?
Панигони взял телефон и набрал номер четы Сансье.
* * *
Лоррен и Дени Сансье пришли вскоре после звонка. Они были крайне взволнованы письмом Габриэля.
Передавая письмо, Панигони предупредил:
— Это копия. Оригинал находится на исследовании в лаборатории.
Лоррен смотрела на листок бумаги так, словно он был магическим талисманом. Она не решалась протянуть к нему руку, ей было страшно. Что она там найдет?
— На исследовании? — переспросил Дени Сансье бесцветным голосом.
— Да. Идет следствие, и мы тщательно изучаем все, что может оказаться уликой. А теперь я вас оставлю, читайте. — Инспектор положил на стол письмо, которое все это время держал в руках.
* * *
Ваш сын
* * *
Руки Лоррен Сансье дрожали. Глазами, полными слез, она перечитывала строчки письма, вбирая в себя всю полноту выраженных в нем чувств. Ей казалось, она слышит голос сына, который читает ей свое письмо.
Дени сидел рядом с ней, опустив глаза. Они сидели так довольно долго, погрузившись в поток мыслей, воспоминаний, вопросов, чувств, сдержать который не было возможности.
Инспектор Панигони, вернувшись, замер на пороге, невольно отдавая дань почтения глубокой печали этой пары. Дени первым заметил его возвращение. Он взял жену за руку и нежно сжал ее.
Инспектор колебался. Он не знал, нужно ли ему говорить, что найдено еще одно письмо, обращенное к возлюбленной Габриэля. Но предпочел сохранить тайну переписки. Кларе он отнесет письмо во второй половине дня.
А новые факты о случившейся аварии сообщать было пока еще рано.
30
Дженна Дебер ждала возле комиссариата адвоката, нервно куря, торопливо затягиваясь и тут же выпуская дым. Почему ее муж отправился на квартиру к Габриэлю Сансье? Почему поставил себя в такое странное положение? Все, что говорил и делал Александр после аварии, казалось Дженне совершенно необычным. Словно вернулся тот самый человек, которого она любила вот уже пятнадцать лет, и она чувствовала себя счастливой. Но это с одной стороны, а с другой… С другой, ей порой казалось, что перед ней человек, с которым она никогда в жизни не встречалась.
Выходя из комиссариата, Пьер-Андре Марки был так же невозмутим и спокоен, как и когда входил туда.
— Сейчас ваш муж выйдет, — ровным голосом сообщил он.
— Надо же! Тем лучше! — воскликнула Дженна, собираясь выслушать дальнейшие сообщения адвоката.
— Да, тем лучше, — повторил адвокат и ничего больше не добавил.
— Как вам это удалось? Он дал какие-то объяснения?
— Нет. Но следствие выявило очень важный факт.
Адвокат снова замолчал, как будто Дженне Дебер было совершенно достаточно этого сообщения.
— Неужели? И что же это за факт?
— Похоже, что ваш муж не несет ответственности за случившуюся аварию. Кто-то нарочно испортил его машину.
— Вы хотите сказать… Его хотели… убить?
— Вполне возможно. Полиция продолжит расследование.
— Вы чем-то недовольны? — спросила Дженна в ответ на направленный на нее инквизиторский взгляд адвоката.
— Мне кажется это естественным. Трудно защищать клиента, который ничего тебе не рассказывает.
— Но если он невиновен, вам не придется его защищать! — воскликнула Дженна.
— Дело крайне запутанное. Вашему мужу предстоит объяснить, по какой причине кто-то мог желать его смерти. И еще: почему он так настойчиво посещал квартиру Габриэля Сансье. Он упорно молчит. Я понятия не имею, какую игру он ведет. Как адвокату мне это не нравится.
* * *
— У меня есть для вас новости, Клара, — сообщил профессор Атали.
Клара скользнула по нему пустым взглядом. Врач старался найти успокоительные слова, но не нашел и сказал все как есть.
— Результаты обследования отрицательные. Предстоит операция.
— Я не позволю лишить меня ребенка.
— Речь идет о вашей жизни, Клара. Оперативное вмешательство необходимо, и как можно скорее.
— Есть шанс, что мой ребенок останется жив?
— Отслоение плаценты и операция представляют для него немалую опасность. Но вполне возможно, все обойдется.
— Я отказываюсь от операции. Ребенок — это все, что у меня есть.
— Но у вас нет выбора, Клара. Я отвечаю за вас, и мой долг вас прооперировать.
Как ни странно, новость, сообщенная врачом, подействовала на Клару успокаивающе. Она узнала, что решение, которое она только хотела принять, уже принято без нее, и ей стало легче. Мрак рассеивался, забрезжил рассвет. Еще немного, и взойдет солнце в потустороннем мире. В мире, где Габриэль будет уже через несколько часов.
Судьба против Клары. Кто же борется со своей судьбой? Кларе ничего уже не нужно решать, осталось только подчиниться течению событий.
Все теперь лишилось смысла. Она не хотела больше страдать, сопротивляться, жить в отчаянии. Не хотела больше существовать.
* * *
Луи Дерен схватил мобильный и дрожащей рукой набрал телефон сообщника.
— К нему вернулась память, — сообщил он.
— То есть?
— Он помнит, что его перестала слушаться машина.
— Кто вам об этом сказал?
— Его жена. Я позвонил ей, чтобы узнать новости.
— Хорошо. Я займусь этим сам.
— Что вы собираетесь делать? — нервно осведомился Дерен.
— Не люблю разговоров по телефону.
— Ничего не предпринимайте без моего разрешения.
— Не звоните мне больше, — отрезал собеседник и повесил трубку.
Без его разрешения! За кого он себя принимает, жалкий слизняк? Он терпел, так и быть, его начальнический тон, дурацкие потуги на крутого, но теперь речь идет о спасении собственной шкуры. При чем тут какой-то месье Дерен?! Если Дебер заговорил, легавые арестуют заказчика. А заказчик тут же назовет его имя.
Так что нужно спешить, причем без всякого разрешения.
* * *
Практикант перехватил профессора Атали при выходе из операционного блока.
— Профессор… Мне нужно с вами поговорить, — начал он тревожно.
— А подождать немного нельзя?
— Нет… Дело очень серьезное.
— Что такое?
— У нас проблемы. С Габриэлем Сансье.
Атали удивленно посмотрел на ученика.
— Хорошо бы вам самому прийти и посмотреть, — прибавил практикант.
В боксе Габриэля практикант протянул профессору карту больного.
— Черт подери! Что за ерунда такая! — Профессор перелистывал карту. — И когда вы это заметили?
— Два часа назад, но вы были на операции.
— Аппарат барахлит?
— Это единственное объяснение.
— Проверьте еще раз хорошенько. С этим пациентом не должно быть никаких ошибок! Понятно? Вы отвечаете за него головой. До момента, когда мы отключим аппарат!
— Хорошо, профессор, я все понял, — озабоченно ответил оробевший ученик.
Атали, широко шагая, поспешил к себе в кабинет. Стоит ли сообщать новость родителям? Нет, не стоит. К чему подвергать их новым испытаниям, если нет уверенности.
31
Дени и Лоррен ехали в больницу. В тишине им обоим чудился голос Габриэля. Его признание в любви, сообщение о будущем ребенке потрясло их до глубины души. Им казалось, что сын с ними рядом, что он разговаривает с ними — вопреки злой судьбе, их непониманию и упрекам. Им понадобится время, чтобы в свете исповеди сына увидеть другими глазами прошлое. Но изменить прошлое невозможно, а вот настоящее, наполнившись новым смыслом, призывало их к себе. Их последнюю ошибку возможно было исправить, и они собирались это сделать. Из любви к сыну, из любви к будущему ребенку.
И вот они стоят перед боксом Клары, и Лоррен, пытаясь призвать мужество, берет мужа под руку. Постучались. Никакого ответа. Дени отворил дверь. Клара лежала, свернувшись комочком на кровати, повернувшись лицом к стене. Они ждали от нее какого-то знака, позволяющего им войти, но она лежала, не двигаясь.
— Добрый день, Клара, — мягко произнес Дени.
Она не ответила. Дени взглянул искоса на жену, словно спрашивая, как им поступить. Заметила ли их Клара? Делает вид, что не замечает? Находится в прострации под действием лекарств?
Дени встал так, чтобы попасть в поле зрения Клары. Она подняла на него глаза, и ее полный горькой безнадежности взгляд ожил.
Клара повернула голову к двери, увидела Лоррен и села на кровати, подобрала ноги, обняла колени, словно защищаясь, словно испугавшись, увидев возле себя мать Габриэля.
Дени мучительно подбирал слова. Что сказать? С чего начать? Какое уж тут красноречие, когда теряешься в сомнениях.
Тяжело нависшее молчание нарушила Клара.
— Мне очень жаль, — пробормотала она разбитым голосом.