Он, сощурившись, наблюдал за нами через несколько столиков.
«Ну давай, засунь меня в карцер, козел. Посмотришь, есть ли мне дело».
Мне хватило ума не произносить этого вслух, но Кэм услышал и широко распахнул глаза.
— Гаррет, — сказал Док, нахмурившись. — Что случилось?
«С чего бы начать? Отвяжись».
— Брэйди, — тихо позвал Кэм. — Брэйди?
Я так резко отодвинул стул, что тот повалился на пол.
— Убирайся из моего головы, мать твою!
Похоже, офицеры не любят, когда новобранцы приходят в их столовую, едят их еду, а потом устраивают сцены. Не знаю, кто из них меня схватил, но точно не Док. И не Кэм, потому что они все еще в шоке смотрели на меня.
Какой-то урод, пахнущий лосьоном для бритья и кремом для обуви. Он за пару секунд скрутил меня, уложив на пол, хотя для него это вряд ли было достижением, потому что комплекцией он напоминал говнолет. Впрочем, моей проблемой всегда было неумение вовремя прикусить язык.
— Убери руки, грязная скотина!
Глупо кричать такое парню в два раза тебя больше. Особенно если он офицер. Он ткнул меня лицом в пол, и это было здорово. Внезапная волна боли и унижения прорвалась сквозь давящую тяжесть в груди, разодрав ее на части. Она разбилась вдребезги словно стекло — острое, твердое, прозрачное, — оставив после себя только холодную ярость. Это было так здорово.
«Сделай мне больно. Сделай мне больно еще».
Я попытался вырваться, и он повторил.
Где-то на периферии моего проигранного сражения я слышал поднимающийся гул голосов. Док и Кэм, наверное, единственные пытались меня защитить. Остальным не было дела до того, каким способом какому-то наглому рядовому вправляют мозги. Даже самому рядовому. Потому что так я не думал об отце, не думал о Люси, не думал о чертовом письме, лежавшем в кармане куском свинца.
Вот только на самом деле думал, и, конечно, Кэм эту мысль услышал. И должно быть, сказал Доку, потому что, не успел я ничего сообразить, как тот уже нашарил в моем нагрудном кармане письмо.
Я затих, и офицер отпустил меня. Кэм сел рядом на корточки и помог мне встать на колени — я сидел, сгорбившись и уставившись в пол, потому что, казалось, каждый урод в зале пялился на меня.
— Ну же, — наконец сказал Кэм, поднимая меня на ноги. — Пойдем, Гаррет.
Мое лицо горело, когда они с Доком выводили меня из столовой.
Потому что все обо всем узнают. Все спросят коммандера Леонски, почему меня не уволокли прямиком в карцер, и он им расскажет. Все будут знать, что бедняжка малыш Брэйди, как ребенок, закатил истерику, потому что его папочка умер.
«Да пошли вы. Не смейте жалеть меня, сволочи. Катитесь на хрен, вместе со всей станцией. Надеюсь, она сгорит к чертям. Надеюсь, все мы сгорим».
— Идем, — бросил Кэм, ведя меня по узким серым коридорам станции.
Гудение ламп. Спертый воздух. Ничто, мать его, в космосе не меняется.
Когда мы добрались до комнаты, я тяжело опустился на пол.
— Брэйди, — позвал Кэм, вставая на колени передо мной. — Мне очень жаль, Брэйди.
Нельзя устроить бойкот парню, который читает твои мысли.
— Все нормально, — монотонно пробормотал я — не доверяя себе, я боялся встретиться с ним взглядом. — Дерьмо случается.
Гребаный девиз всей моей жизни. И жизни отца.
— Эй. — Кэм потянул меня на себя, пока моя голова не прижалась к его плечу. Его ладонь тепло легла мне на затылок. — Я с тобой, Брэйди.
«А кто с моей сестрой?»
Я не заслуживал сочувствия. Она заслуживала.
— Брэйди. — Док наклонился ко мне и положил ладонь на мое плечо. — Мне очень жаль, сынок.
Боже правый, мне девятнадцать лет. Мне не нужно их сочувствие. Оно было таким приторно сладким, таким липким, казалось, оно меня задушит.
Я отпрянул и прислонился к стене, выставив вперед локти, чтобы Кэму не пришло в голову меня обнять.
— Я в порядке, — сказал я, перекрывая шум в ушах.
Я подумал о Люси. Да какая разница? Меня не было с ней пять недель назад, когда ее мир рухнул, и меня не было с ней сейчас. Никогда в жизни я не чувствовал себя так одиноко.
Вот, теперь я жалею себя. Мой отец мертв, моя сестра осталась одна, а я жалею себя. Гребаный эгоистичный ублюдок.
— Если тебе что-нибудь понадобится, сынок, зови, — услышал я краем уха голос Дока.
Я кивнул. Я не хотел раскрывать рот, потому что боялся заплакать, а слезы всегда бессмысленны, как и проливать их над тем, что случилось пять недель назад за миллион миль отсюда. От слез никому не становится лучше. Они только заставляют парня, за которого ты чувствуешь себя в ответе, жалеть тебя, хотя он тоже не виноват, что твоя жизнь — дерьмо.
Кэм наклонился вперед, словно не заметив, что мой локоть упирается ему в ребра.
— Что мне сделать, Брэйди? — спросил он, касаясь губами ежика моих волос. — Что мне сделать?
От его близости в голову внезапно полезли грязные мысли.
Я вцепился ему в рубашку.
«Сделай мне хорошо, ЭлТи. Трахни меня. Сейчас».
— Что? — Зеленые глаза Кэма широко распахнулись.
Я застал его врасплох и воспользовался этим. Поднявшись, я вздернул его на ноги, толкнул на кровать, пока он не пришел в себя, и забрался верхом. Оседлав его бедра, я уставился на него сверху вниз.
— Трахни меня, ЭлТи.
Я не узнал свой голос. Он звучал все так же монотонно. Словно вот-вот сорвется.
— Это плохая идея, Брэйди, — сказал Кэм, положив ладони мне на бедра, будто собираясь спихнуть.
— Не двигайся. — Я прищурился и впился пальцами в его плечи. — Напомни мне, что я еще жив.
Я когда-то читал об этом в учебниках Дока по психологии. Он не был психологом, но у него имелось до хрена книг по ней. В то время прочитанное показалось мне странным, но сейчас я так не думал: горе действительно может заставить тебя хотеть секса. В книгах Дока говорилось, что желание потрахаться — закономерная реакция на боль. Впрочем, иногда это просто способ убежать от реальности.
Кэм покачал головой.
— У меня дерьмовый день, — сказал я, — посреди дерьмовой недели моей в целом дерьмовой жизни. Сделай мне хорошо.
— Нет, — дрожащим голосом ответил он. — Ты не хочешь этого, Брэйди. Не сейчас.
Мне не нужно было читать его мысли. Все его эмоции читались по лицу. Желание, грусть, сострадание, беспокойство и даже отвращение к себе, потому что ему тоже этого хотелось.
Ухватившись за вожделение, я потянулся вперед и уткнулся носом Кэмму в шею. Потому что ему это нравилось, и мне тоже. Мои губы потрогали его кожу, нащупали неровный пульс и задержались на нем.
— Трахни меня, ЭлТи, пожалуйста. — Я просунул между нами руку, скользнул ею по его брюкам. Мои пальцы нащупали его член — он был уже твердым. И сочился смазкой. Значит, его сопротивление — аргумент спорный. Попался с поличным.
Я потерся о него.
— Нет! — Кэм перехватил мои запястья, внезапно вскинул бедра, и я вдруг оказался лежащим на спине, а он — сверху. Что меня вполне устраивало. Его волосы свесились по бокам от покрасневшего лица. — Нет, Брэйди, понятно?
Я выгнулся.
— Будешь со мной бороться, ЭлТи? Потому что сейчас я не против грубости. Ну же, трахни меня!
Он беспомощно нахмурился.
— Нет, Брэйди. Я не хочу, чтобы твой первый раз был таким.
— Ты ведь знаешь, что это не первый, — поморщился я. Обязательно надо было напоминать мне о Уэйде, да?
— Этого урода я не считаю, — возразил Кэм. Когда я попытался подвинуться, он еще сильнее сдавил мои запястья. — И тебе не стоит.
— Козел, — пробурчал я. — Так трудно хоть на секунду забыть, в какую херню превратилась моя жизнь, и просто меня трахнуть?
Он покачал головой и медленно наклонил голову. Его поцелуй был почти целомудренным.
— Нет, Брэйди. Для этого ты слишком сильно мне нравишься.
Я растерял весь запал. Как и всегда с Кэмом, интересно почему. Если бы меня так зажал кто-нибудь другой, я бы кричал от ярости. Как несколько минут назад. Я бы лягался, и кусался, и вырывался, пока меня не отпустили бы, или пока не избили бы до смерти. Но не с Кэмом. Только не с ним. Я спокойно лежал — он не отпускал мои запястья, пока моя эрекция не сошла на нет — и чувствовал себя полным кретином. Глупым, несчастным ребенком, который выставил себя идиотом.
Может, он думал, что я должен плакать. Может, он не понимал, что за парень плачет, когда капитан Луткас впивается пальцами в болевые точки, но не делает этого, узнав о смерти отца. Но я никогда не был таким уж сложным человеком. Физическая боль вызывала физическую реакцию. Все остальное — не ваше гребаное дело.
— Можешь отпустить меня, — сказал я, не в силах встретиться с ним взглядом.
— Может, я не хочу.
— Как хочешь. — Я не стал вырываться.
Интересно, он время засекал? Неловкие секунды растягивались в мучительные минуты. И все это время Кэм заглядывал мне в лицо, а я пялился ему в шею. Я не собирался смотреть ему в глаза. Не то чтобы ему это было так уж нужно. Он знал, что я сгораю от унижения.
Ты вешаешься на парня, а он тебе отказывает. Но не пускает. Какого хрена происходит?
Я закрыл глаза. У нас почти не оставалось времени, и вот так он собирался его провести? Отлично. Как хочет. Какая на хрен разница? Нам всем все равно конец: мне, Кэму, папе и Люси. Всей человеческой расе, хотя не то чтобы мне было дело до большинства из них.
Я мог бы избавить себя от многих страданий, просто вскрыв себе вены после Уэйда. Жаль, я этого не сделал.
— Это ведь неправда.
Я открыл глаза:
— Нет, я бы не стал убивать себя. Но я завидую ублюдкам, которые это делают.
Кэм чуть разжал пальцы.
— Брэйди, ты ведь последние три года держался на одной злости, да?
Что-то в его словах чуть не заставило меня улыбнуться.
— На самом деле гораздо дольше. Гораздо-гораздо дольше.
— И как тебя на столько хватает? — Его голос звучал очень мягко.
— Во вселенной достаточно уродов, ЭлТи.
— Боже, Брэйди, — прошептал он. Сполз с меня, улегшись рядом и притянув меня к себе — у меня не было сил сопротивляться. — Все не обязательно должно быть так. Цепляться за ненависть сложнее, чем ты думаешь. И ты ведь не становишься от этого сильнее.
«Как скажешь».
— Я серьезно. И может, я и попивающий латте педик, но ничто из того, что отталкивает людей, не делает тебя сильнее.
Я вздохнул. От Кэма так приятно пахло. Просто потом и мылом, но это был только его неповторимый запах. Мне будет не хватать его, когда наступит конец.
— Мне все равно, что ты «попивающий латте педик».
— А мне все равно, что ты «безграмотный нищеброд», — сказал он, скользнув губами по моим губам, отчего по спине у меня пробежала дрожь. — Но я не шучу. Тебе нужно дать себе передышку. Нужно подпустить людей поближе.
Я нахмурился:
— Без обид, ЭлТи, но последний, кого я подпустил поближе, это ты, и все с минуты на минуту закончится.
— Да, — пробормотал он, щекотно поцеловав мои ресницы. — И будет больно, но в конце ты станешь вспоминать только хорошее.
— Как с Крисом, — сказал я, прижимаясь губами к его подбородку.
— Как с Крисом, — кивнул он.
— Я так не могу. — У меня внутри все сжалось.
— Почему нет?
Я покачал головой.
— Потому что я даже не могу позаботиться о сестре. Она окажется на улице, и я ничего не могу с этим поделать. — Мой голос прервался, и мне стало за себя противно. — Думаешь, я заслуживаю кого-то после того, что с ней случилось?
— Брэйди, — успокаивающим голосом начал он, прижимая меня крепче. — Ты не виноват. Я знаю, ты сделал все, что мог.
От этих слов меня как ошпарило — снисходительная скотина! — я заехал ему локтем под ребра, чтобы между нами оказалось хоть какое-то расстояние.
— Да пошел ты! Я говорю не о какой-нибудь там собаке, которую надо усыпить! Я говорю о сестре! Она маленький ребенок!
— Твою мать, — прорычал Кэм. — Ты невозможен! Что ты хочешь, чтобы я сказал? Мне жаль? Ну так я тоже в этом не виноват! — Он приподнялся на локте и нервно провел пальцами по волосам. — Я просто хотел, чтобы тебе стало легче, Брэйди!
Я вскочил с кровати. Меня захлестнуло яростью.
— А тебе не приходило в голову, городской мальчик, что ничто во всем космосе не способно это исправить! Да пошел ты!
Я залетел в ванную и захлопнул дверь.
«Валяй, — четко прозвучал в голове его голос. — Беги. У тебя это хорошо получается».
— Отвали! — крикнул я через дверь, сполз на плиточный пол и спрятал лицо в руках. Меня трясло от слез.
К черту его, к черту это, к черту все.
А если оттого что я к нему не прикасаюсь, он вдруг умрет, к черту и это тоже.
Глава шестнадцать
Мы с Кэмом не разговаривали. По крайней мере, вслух. А я изо всех сил старался не обращать внимания на сочувствие, исходившее от него волнами и грозившее меня утопить. Мне было плохо, а он хотел помочь. Ну и в жопу его. Сдалась мне его жалость.
Почти весь следующий день я провалялся в постели, свернувшись на боку, чтобы не подпускать Кэма слишком близко. Плохо уже то, как он клал ладонь на мое плечо, чтобы выровнять сердцебиение, потому что мне чересчур нравились его прикосновения. Я хотел их, нуждался в них, но только без всего прилагающегося к ним дерьма. Если бы он хотел мне отсосать, это меня устроило бы. Если бы трахнуться, тоже. Но он хотел помочь.
Я знал, что веду себя как скотина. Знал, что злюсь, потому что это лучше, чем развалиться на части, и знал, что несправедливо вымещать свою злость на Кэме. Я был достаточно взрослым, чтобы все понимать, но, видимо, во многом оставался упрямым подростком. Брэйди Гаррет ненавидит свою жалкую жизнь, а потому ненавидит всех, кто пытается в нее пролезть. Идиотизм.
— Тебе нужно что-нибудь съесть, Гаррет, — сказал Кэм.
— Брэйди, тебе нужно поесть, — повторил он час спустя.
Я пялился в стену.
Его ладонь скользнула с моего плеча вниз по руке.
— Брэйди, пожалуйста.
— Отвали, ЭлТи.
Я знал, что не стоило мне вчера сдаваться и выходить из ванной. Мысль о том, что нам необходимо прикасаться друг к другу, была отвратительна. Мне было противно, что я так хочу этого. Кэму это было нужно, чтобы оставаться в живых, а какая отмазка у меня? Я просто жалок.
— Мне что, напомнить вам о наших званиях, рядовой Гаррет?
Его холодный голос застал меня врасплох, и я фыркнул:
— Хотел бы на это посмотреть.
Пальцы Кэма легко прошлись по чувствительной коже на моем запястье.
— Съешь что-нибудь. Это приказ.
Я продолжил его игнорировать.
— Я мог бы подать на тебя рапорт, — сказал он.
— Ага, — пробурчал я. — А я с удовольствием рассказал бы кадровому офицеру, как трахал лейтенанта в задницу. Пусть повеселится.
— Ты что, меня шантажируешь, Гаррет? — Его голос звучал ровно, но прикосновения оставались нежными.
Я напрягся, когда его вторая рука скользнула под мою футболку, исследуя узлы мышц.
— У меня будет куда меньше проблем за неподчинение приказу, чем у вас за минет рядовому, сэр.
Я снова напрягся, потому что почувствовал прокатившуюся по его телу волну удовольствия. Брэйди-ехидна ему нравился. И нравилось, как я называю его «сэр», так, что это больше походит на оскорбление.
— Ты под моим командованием и двадцати минут бы не продержался, — сказал он.
Я закрыл глаза — теплая ладонь погладила спину — и почувствовал покалывание электричества.
— Да, бьюсь об заклад, с рядовыми ты был настоящим засранцем.
— Только с теми, которые этого заслуживали.
В нем было что-то, за что мне никак не удавалось зацепиться. Я заставлял себя не двигаться, потому что убеги я или, наоборот, поддайся его прикосновениям, и он понял бы, что победил. Но я не мог прочитать его, не до конца, и это тревожило. Наша близость его возбуждала, но не больше, чем меня. А еще он по-прежнему злился, но за этим чувствовалось что-то еще. Насмешка, что ли? Потому что если он надо мной смеется, я дам ему в морду.
К этому времени он успел задрать мою футболку до самых подмышек, и каждое движение его ладони заставляло меня вздрагивать.
— Так как, вызов принят?
— Какой вызов? — У меня перехватило дыхание.