— Маклейн! — вскричала она, пытаясь освободить запястье. Напрасно.
Их губы почти соприкасались. Он заставил ее поднять запястье к глазам. Теперь хорошо было видно, что там спрятана карта. За окнами выл ветер.
Его глаза яростно сверкнули.
— Значит, вот как вы выиграли дом!
— Нет, Дугал! Я…
Загремели ставни. Вдали прогрохотал гром.
София умоляюще смотрела на Дугала. Что ей было говорить? Что делать? Она навалилась грудью на стол. Он не выпускал ее запястья из своей ручищи. Его губы почти касались ее лица.
Надвигалась гроза. Порыв ветра швырнул карты на пол, закрутив спиралью в сумасшедшем танце. Дугал крикнул:
— Почему?
Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди Софии. Она открыла было рот, но Дугал перебил:
— Нет, молчите. — И горько добавил: — Вы все равно солжете. Скажете то, что, по-вашему, я хочу слышать.
Дугал вскочил со стула. В нём не осталось ничего, кроме гнева. Рывком притянул Софию к себе.
— В этом и состоял ваш план. Вы хотели соблазнить меня, чтобы от страсти я потерял рассудок и проиграл дом.
София уперлась руками ему в грудь.
— Нет, нет! Я не хотела ничего такого! Я… я хотела вернуть дом, но честным путем! Я не жульничала. Клянусь, я…
— Молчите. Вы с самого начала вели себя как продажная женщина.
Господи, как он может так говорить!
— Прошу вас, Дугал! Вы должны понять, что…
Ее слова потонули в громовых раскатах… Сразу же сверкнула молния. По комнате пронесся вихрь, задув почти все свечи. В библиотеке стало темно.
— Идите вы к черту, — выпалил Дугал. София вся дрожала. — Вы ничем не лучше своего отца — вора и картежника.
— Дугал, я смошенничала только раз — ради поцелуя.
— Вы полагаете, я вам поверю?
По выражению лица Дугала София поняла: бесполезно объяснять ему сейчас что бы то ни было. Он слишком разозлен. Она и сама начинала сердиться.
Ударила молния, и его напряженное лицо немного смягчилось. Теперь он был похож на прекрасного ангела мщения, алчущего сурового возмездия. София поежилась, когда гром прогрохотал так близко, что, казалось, содрогнулась земля. Пробормотав что-то сквозь зубы, Дугал склонился к Софии и поцеловал.
Поцелуй оказался грубым, настойчивым. Ей было страшно, но она послушно раскрыла губы. Она не могла остановиться — не более чем могла остановить надвигающуюся бурю.
Ей оставалось одно, и только этого она и хотела. Уступить страсти Дугала, уступить собственной жажде. Ее желание сотрясало ее тело, как гром небеса. Ей мало поцелуя, слишком мало.
Застонав, Дугал подхватил ее на руки и уложил на стол, прямо на разбросанные карты. Ее ягодицы скользили по гладкой поверхности. Она тонула под его напором, чувствуя, как в душе поднимается буря под стать той, что бушевала за окнами.
Ее юбки взлетели вверх — к коленям, бедрам и выше. Теплые пальцы нащупали подвязки чулок, нетерпеливо рванули их с ног. Она услышала треск рвущейся ткани.
Гром прогремел опять. В свете молнии она видела лицо Дугала, искаженное гримасой гнева и страсти. Как он прекрасен!
Ей было безразлично, что спина упиралась в жесткий стол. Исчезло все, кроме Дугала. Она нырнула в его пучину, растворялась в нем, сливалась с ним, погружалась на самое дно. Каждая клеточка ее тела требовала его ласк — и немедленно.
Освободив ее бедра от платья и сорочки, Дугал отступил, чтобы расстегнуть брюки. Лишившись на миг телесного контакта, София была готова заплакать. Словно одержимая извивалась она, лежа на столе, снедаемая желанием и непереносимой тоской. Не в силах ждать, она обхватила ногами его талию и притянула к себе. Затем она ощутила прикосновение обнаженной кожи его бедер. Ее сердце билось так громко — куда там грому за окнами! Дождь хлестал как из ведра. Ветер терзал ее уши, обдавал холодом ее измученное тело.
Еще один напряженный миг он удерживал себя на краю, и по его лицу София видела, чего стоит Дугалу борьба с самим собой. В его зеленых глазах она прочитала вопрос. Тогда она обеими руками схватила ворот его рубашки, обхватила талию Дугала ногами и рванула его к себе.
Комнату озарила вспышка молнии. Дугал опустился на нее и вошел, и раскат грома поглотил его победный стон. Но еще громче закричала София, напуганная неожиданной болью.
Дугал остановился и прожег ее взглядом. Он ее в чем-то обвиняет? Но ведь она получила именно то, что хотела. София обняла его за плечи и прижалась к нему, извиваясь всем телом. Пусть войдет глубже…
Буря ревела прямо над крышей дома, и Дугал двигался в такт громовым раскатам. Его лица было не узнать — его искажали ярость и желание. София приподняла бедра, облегчая ему работу. Ее выпад, его атака. Боль немного отступила. Изо всех сил прижимая Дугала к себе, София вдруг поняла, что плачет. Он был внутри ее, утоляя ее жажду, зажигая ее новыми желаниями.
Подчиняясь его движениям, София чувствовала, как в ней поднимается волна — она еще не понимала, чего ждет ее тело. Волна обрушилась на нее, унося в море наслаждения. Выгнув дугой спину, София вознеслась на вершину чувственной страсти. Закрыв глаза, она ловила ртом воздух. Тело сводило страстной судорогой. Выдохнув ее имя, Дугал рухнул на нее без сил.
За окном прокатился громовой раскат.
Они лежали неподвижно — Дугал меж ее бедер, ноги Софии по-прежнему на его талии. Она обнимала его шею, спрятав лицо на его груди.
Она наслаждалась теплом его тела. Разум медленно возвращался к ней. Что она наделала? Что будет с ними? На рассвете он уедет, и она никогда больше его не увидит.
Она потеряла все, что может потерять женщина.
Дугал пошевелился. София нехотя разомкнула объятия, чтобы он мог встать.
Приподнявшись, Дугал посмотрел на нее сверху вниз. Его глаза тонули во мраке.
— Скажите, София… Это тоже часть вашего плана? Вы собирались соблазнить меня, если я поймаю вас на мошенничестве? Ослепленный страстью, я не стану требовать того, что мне принадлежит по праву?
Новый раскат грома над головой. Барабанная дробь дождевых струй.
Дугал сощурился:
— Вы скрыли, что вы невинны. Может быть, ваша цель вовсе не дом? Вы ищете богатого мужа? Если таков был ваш расчет, миледи, боюсь, что и здесь вы потерпели неудачу.
— Нет! — Ее грусть внезапно сменилась раздражением. — Я хотела лишь заставить вас сыграть в карты. Мне нужно было предупредить вас, что я девственница, но…
— Достаточно, — перебил он. Сверкнула молния. — Достаточно с меня лжи. Не знаю даже, зачем я спрашивал.
К черту! Она отдала ему свою невинность, отдала себя всю, а он не хочет даже выслушать ее!
— Пустите меня! — Оттолкнув Дугала, София соскочила на пол, оправила юбки вокруг взмокших ног. Ее руки дрожали. Ветер завывал, и ее стало знобить — тем более что лицо Дугала не выражало ничего, кроме холодного презрения.
Где шаль? Она нашла ее под столом, накинула на плечи и бросилась к окнам — закрыть их поскорее. Платье и волосы намокли под дождем. Когда она закрывала последнее окно, сверкнула молния, и глаза уловили странное свечение. Хмурясь, она вглядывалась в черноту за окном сквозь пелену дождя. Свет разгорался, и вскоре она смогла разглядеть, что там.
— Дугал! Конюшня горит!
Через несколько часов все было закончено. Дугал стоял под навесом амбара. Из дверей струился легкий дымок и улетал вверх, смешиваясь с дождем. Он устало потер лоб. Чертова молния. Будь оно все проклято — и главным образом его собственный дурной характер.
Дугал закрыл глаза — они все еще слезились от дыма и жары. Молния ударила точно в середину крыши, разнесла в щепки несущую балку. Загорелись запасы сена на чердаке. Амбар вспыхнул мгновенно.
Слава Богу, дождь лил как из ведра. Иначе от амбара остались бы одни головешки.
Под навес забежал Шелтон, провел грязной рукой по лицу, оставляя на щеках черные полосы.
— Лошади в сарае. Тесновато, но они, кажется, понимают: так для них лучше всего.
Дугал кивнул.
Ночью, услышав крик Софии, он впопыхах натянул брюки, оправил рубашку и бросился вон из дома. Слава Богу, не столкнулся с Энгусом, появившимся несколько минут спустя. Потом они спасали лошадей.
София тоже выбежала во двор. Энгус вслед за ней. Все тут же промокли до нитки. Дугал закричал, чтобы она уходила, но она бросилась на помощь Шелтону. Вдвоем они вывели лошадей, пока Дугал с Энгусом пытались спасти амбар.
Вода ручьем стекала с крыши. Дугал протянул руки, смывая грязь и копоть.
— Спасибо за помощь, Шелтон. Если бы не ты, лошади бы погибли.
— Я делал свою работу. Как неожиданно налетела гроза! Я уже засыпал — небо было совершенно ясное. Откуда она взялась?
Дугал не ответил. Он позволил себе увлечься, и страсть взяла верх над осторожностью. Вот что из этого вышло! Он посмотрел на окно спальни Софии. Какая она была вчера! Страстная, одержимая желанием. Просто дух захватывало. Неудивительно, что он потерял власть над собой. Эту ночь ему не забыть никогда. И не потому, что их соитие было невероятно прекрасным. Просто наконец он встретил женщину под стать себе. Такую же страстную, отважную, как и он сам. Женщину, которой у него не будет. Помимо его воли все эти дни их тянуло друг к другу. А он сделал все, чтобы избежать этой связи.
Она солгала ему, и он, сам того не желая, лишил ее невинности.
Сквозь зубы Дугал пробормотал:
— Шелтон, на рассвете мы уезжаем.
— Вчера вы говорили то же самое. И позавчера тоже. И два дня назад.
— На сей раз решено окончательно.
Шелтон посмотрел на распахнутые двери амбара, откуда все еще тянуло дымком:
— Хорошо, что это ваш амбар.
— Тут нет ничего моего. Я все проиграл в карты.
— Ха! Так вот из-за чего вы взбеленились. А я-то удивлялся. Землю вы проиграли тоже?
— Я потерял все.
Все, что имело значение.
Дугал посмотрел на окно Софии. Не следует ли ему попрощаться? Вежливость требует… Но у него не хватало духу. Он оставит записку, а потом пришлет слугу, чтобы оценил, во сколько обойдется постройка нового амбара.
Черт побери, ну почему он не сдержался?! Он повернулся к Шелтону:
— Ты вытащил из огня наши пожитки? Когда я прибежал, пристройка уже горела вовсю.
— Да, я вытащил почти всю одежду.
— Отлично. Энгус обещал, что нам обоим приготовят ванну. Значит, когда, мы отправимся спать, от нас не будет нести как от головешек.
— Очень мило с его стороны, — радостно отозвался Шелтон. — А про еду он ничего не говорил?
— Мэри подаст мясо и сыр.
— Тогда я отправляюсь на кухню. Вы со мной, милорд?
— Дождусь, пока дым не выветрится полностью. Нужно убедиться, что пожар не повторится.
— Хотите, я…
— Не надо. Я виноват, мне и сторожить.
Шелтон сдвинул брови:
— Вы не могли предвидеть, что молния ударит в амбар.
— Но мог сдержать гнев. Должен был!
— Милорд, вы…
— Приятного аппетита. Мне и здесь хорошо. — Поймав озабоченный взгляд слуги, Дугал твердо сказал: — Иди же.
Шелтон вздохнул:
— Как скажете, милорд. Проглочу кусочек и прибегу обратно.
Слуга ушел, а Дугал вернулся в амбар. Сквозь огромную дыру в потолке лил дождь. С пола поднимались колечки дыма. Везде валялись бревна и доски — разбитые, дочерна обугленные. Все вдребезги, как его гордость.
Он всегда уходил не оглядываясь.
Из окна спальни София наблюдала, как Дугал исчез в недрах амбара. Она хотела крикнуть ему, чтобы был осторожнее. Но он не станет слушать. Никаких дружеских жестов не примет. Даже не взглянет на нее.
София видела лицо Дугала на пожаре и поняла: он винит себя в том, что случилась беда. То же чувствовала и она. Ведь ей было известно о проклятии. Тем не менее она намеренно разозлила его, вот он и не выдержал.
Черт, надо было подумать заранее! Но она проявила легкомыслие, и Дугалу пришлось взвалить бремя вины на свои плечи. А ведь это она виновата…
София хотела поговорить с ним, но каждый раз, когда их глаза встречались, ледяной холод его взгляда сковывал ей язык. Завтра. Завтра она улучит момент, когда он будет один, и они поговорят. Может быть, он поймет, почему она повела себя так…
Но не сейчас. София смотрела, как он исчезает в дверях амбара, и тоска сжала ей сердце. Он намерен уехать. Она видела это по решительному развороту плеч, уверенной походке.
Она вдруг почувствовала, что ее ладонь намокла от слез. Оказывается, она плачет!
Губы задрожали. София отскочила от окна и бросилась ничком на постель. Тут она дала волю слезам. Подушка приглушила ее отчаянные рыдания.
Этой ночью к Рыжему явилась Беатрис. Как всегда, она проскользнула в комнату, когда он крепко спал.
Как она прекрасна, Беатрис! Он безошибочно угадал, что это именно она, хотя свет, исходящий от ее лица, не давал рассмотреть ее черты. Рыжему было достаточно почувствовать присутствие жены, услышать ее мелодичный голос, когда она шепнула, что следит за ним и по-прежнему любит его.
Как всегда во время таких посещений, Рыжий испытывал и счастье, и боль. Тоску одиночества и радость видеть ее снова. Снова вспоминал все, чем владел, и все, что потерял.
Она парила в воздухе над его постелью. Развевались складки ее белоснежных одежд, золотые волосы окружал ореол яркого света — как на картинке в старой Библии его матери.
— Рыжий…
От ее голоса веяло жаром неутоленной тоски и родниковой прохладой.
Он знал, что не сможет дотронуться до нее, и все-таки протянул к ней руку.
— Ох, Беатрис! Я истосковался…
Ее нежные губы дрогнули в улыбке, и она со вздохом сказала:
— Вижу… Весь прошлый месяц ты трудился не покладая рук.
Она знала, что он проиграл дом и ее драгоценности. Проглотив стоящий в горле ком, Рыжий ответил:
— Любовь моя, я совершил ошибку. Но София все исправила. Я пытался…
Она произнесла с упреком:
— Наша дочь несчастна.
— Да, она страдает. Этот человек, Маклейн…
— Тот самый, кто выиграл мой дом в карты?
Рыжий уловил в ее нежном голосе язвительную нотку и поморщился.
— Да-да. Вижу, ты все знаешь. Так что не стану утомлять тебя, рассказывая все заново.
Она скрестила руки на груди.
— А почему наша дочь несчастна?
Рыжий беспокойно заерзал.
— Не знаю.
— Наша дочь должна отправиться к Маклейну.
Рыжий недоуменно заморгал, хотя глаза его были по-прежнему закрыты.
— Но… Он ведь уехал два дня назад.
— А с каких пор София затосковала?
— С того дня, как сгорел амбар, за день до… — Охнув, Рыжий задумался. — Я подумал было то же самое, но она ужасно злится каждый раз, когда я произношу его имя.
— Она обижена.
— Не знаю. С тех пор как он уехал, она и двух слов о нем не сказала. Любимая, не мне подвергать сомнению твои слова, но…
— А это ты видишь? — Беатрис указала на сверкающий нимб над головой.
— Да, — согласился он, улыбаясь в ответ.
— Тогда прекрати болтать вздор. Наша София должна следовать голосу сердца, а это значит — отправиться вслед за Маклейном.
Улыбка Рыжего погасла. Следовать голосу сердца? Отправиться вслед за Маклейном?
— Беатрис, неужели…
Но когда он открыл глаза, она уже исчезла.
Рыжий проснулся от того, что плакал. Слезы ручьем текли по щекам, однако на душе полегчало. Стоит ему постараться как следует — и он сможет услышать голос Беатрис. Нежный, мелодичный голос. Их дорогая София так похожа на мать! Лицо в форме сердечка, ротик словно розовый бутон. Ярко-голубые глаза, кожа цвета сливок и копна золотых волос. Беатрис была красавицей, ничего не скажешь. Она бросила могущественного отца, отказалась от великолепных домов, полных слуг, и все это ради Рыжего. Беатрис всегда говорила, что ей не стоило никакого труда отказаться от обеспеченной и беззаботной жизни. Однако прошло немало лет, прежде чем он по-настоящему ей поверил.