– Отличная работа, ребята. – Сэм сел, растирая грудь и пытаясь закрыться от Альфреда, который лизал ему лицо. – Уф! Никогда бы не подумал, что эти уроды зайдут так далеко. Какое счастье, что я в жилете. Ладно, давайте подготовим их к судьбоносному моменту.
Обломовы не выказывали признаков жизни, пока их переворачивали и надевали наручники, заведя руки за спину. У них забрали сотовые телефоны, а пистолеты упаковали в полиэтиленовые пакеты, держа носовым платком, чтобы не оставить отпечатков. Фло вынул свой телефон.
– Можешь подъезжать, – произнес он. – Они очнутся через пару минут.
Глаза у Обломовых были мутные, но они пришли в сознание к тому моменту, когда к ним подъехал и остановился большой «пежо» с затемненными стеклами. Водитель, крупный мужчина со сломанным, как у боксера, носом, вышел и открыл заднюю дверцу, выпуская дядюшку Думе. Сэм с трудом узнал его. Не было ни поношенной рабочей одежды, ни приятной улыбки, ни трехдневной щетины. Перед ним стоял, судя по темному костюму и еще более темным очкам, очень важный человек. Который неспешно подошел к Обломовым и остановился, глядя на них сверху вниз и упираясь руками в бока.
– Значит, – произнес он, – это и есть убийцы. – Он повернул голову. – Клод, стул мне.
Водитель вышел из машины, неся складное парусиновое кресло, разложил его и поставил перед Обломовыми. Дядюшка Думе уселся, достал из кармана небольшую манильскую сигару, старательно поджег и подул на кончик, чтобы он разгорелся.
– Вы поставили себя в трудное и опасное положение, – обратился он к Обломовым. – Вы попытались убить моего хорошего друга, – дядюшка Думе указал на Сэма своей манилой, – и эту попытку он с товарищами предотвратил. Теперь они свидетели, которые с радостью дадут против вас показания. В качестве дополнительной улики у нас имеются ваши отпечатки на орудиях убийства. И вы находитесь на Корсике, где подобного рода поведение недопустимо, особенно со стороны иностранцев. – Он помолчал и выпустил колечко дыма. – Как я уже сказал, положение опасное. Насколько я понимаю, возможных исходов несколько, некоторые предпочтительнее остальных. Во-первых, мы можем вас застрелить и выдать это за самооборону. – (Обломовы вроде как начали понимать.) – Во-вторых, вы можете предстать по обвинению в попытке убийства перед моим другом, судьей, и я обещаю, что он вынесет суровый приговор: лет тридцать-сорок в корсиканской тюрьме. И есть третий, самый разумный вариант: вы сотрудничаете с нами, а в награду отделываетесь мягким приговором с отбыванием, если захотите, во французской тюрьме. Вопросы есть?
Обломовы ничего не сказали.
– Прекрасно. Я оставлю вас с моими товарищами, но хочу предупредить. Они люди нетерпеливые.
С этими словами дядюшка Думе вернулся к машине. Клод сложил стул и последовал за ним.
Ничего удивительного, что после короткой дискуссии братья Обломовы выбрали третий вариант. Джо Фигателли позвонил одному из своих многочисленных близких друзей в полиции Кальви и договорился о машине, чтобы забрать русских и отвезти туда, где они будут сидеть в ожидании допроса.
– Мы подождем их здесь, – сказал Джо Сэму. – Твоя работа на сегодня выполнена. Так что возвращайся домой и выпей чего-нибудь.
Сэм сел в машину, наградив Альфреда галетой, и позвонил Элене:
– Дело сделано, все прошло по плану. Русские уже едут в тюрьму.
Элена испустила шумный вздох облегчения:
– Ты в порядке?
– У меня легкая забронёвая травма[57], но в целом все прекрасно. Я уже возвращаюсь к Мари-Анж. За обедом расскажу все в подробностях.
Послышался еще один тяжкий вздох.
– Сэм, я так волновалась.
– Со мной все хорошо. Синяки через несколько дней сойдут.
Первое, что увидел Сэм, подъезжая, – большой «пежо», припаркованный перед домом. А рядом с ним приветственную делегацию из дядюшки Думе, Мари-Анж, Элены и Ребуля, дожидавшихся у открытой двери. Альфред выскочил из машины, Сэм вышел за ним. Он обнял Элену и ощутил на щеках теплые слезы. Ребуль обнял его, похлопал по спине, стиснул плечо, взъерошил ему волосы, глядя так, словно сам готов разразиться слезами. Ароматный поцелуй Мари-Анж, улыбка и хмыканье дядюшки Думе – и они вошли в дом.
Ребуль едва не пританцовывал от радости и волнения, Элена сжимала руку Сэма с такой силой, что он едва не попросил ее отпустить. Мари-Анж и дядюшка Думе, кивая и улыбаясь, вносили свою лепту в общее веселье, когда они вошли в гостиную и собрались вокруг магнума шампанского в гигантском ведре со льдом. Пока Ребуль возился с пробкой, Сэм ощутил, что пора внести небольшую порцию реальности.
– Мне очень не хочется об этом говорить, но давайте пока не будем особенно праздновать. Дело не закончено. Нам все еще предстоит разобраться с Вронским.
20
Не успел Сэм углубиться в проблему Вронского, как у него зазвонил телефон.
– Джо? Как дела? – Сэм плотнее прижал трубку к уху. – Правда? Оба? Отлично. Не подпускайте их к телефону. Думаю, можно приступать к делу. Поговорим позже.
Он улыбался, опуская руку с телефоном.
– Прекрасные новости. В обмен на более мягкий приговор Обломовы подписали признание, что выполняли заказное убийство для Вронского. Значит, он становится соучастником покушения, а именно это нам и нужно. Кажется, я могу позволить себе выпить.
Ребуль налил, Сэм выпил. Никогда еще шампанское не было таким вкусным.
– У меня тоже есть небольшая новость, – объявил Ребуль. – Вы помните моего друга Эрве, который возглавляет марсельскую полицию? Он обо всем рассказал своему коллеге, занимающему такой же пост в Париже, и парижская полиция готова прийти за Вронским, как только ты дашь знак.
– Чем раньше, тем лучше, – сказал Сэм. – Мы ничего не выиграем от ожидания, а Вронский начнет беспокоиться, если не дождется звонка от Обломовых. Ваш друг Эрве работает допоздна? Можно позвонить ему прямо сейчас?
Через пять минут все было улажено. Полиция возьмет Вронского, как только он выйдет из «Бристоля» на обед. Ночь он проведет в парижской тюрьме. На следующий день его отправят в Марсель, где его будут ждать допрос и суд. Эрве сказал, что если шепнуть словечко кому надо, можно устроить так, что Вронского отправят отбывать наказание во Французскую Гвиану. В высшей степени нездоровое место, по мнению Эрве, где шансы на выживание невысоки.
– Как вам кажется, друзья, теперь уже можно праздновать? – поинтересовался Ребуль. – Потому что у меня есть предложение: ланч в Фаро, вероятнее всего послезавтра, чтобы мой повар успел подготовиться. Транспорт из Кальви до Марселя обеспечиваю я. Как вам такая идея? Разумеется, если вы ничем не заняты. – Он по очереди оглядел улыбающиеся лица Мари-Анж, Думе, Элены и Сэма. – О братьях Фигателли мы тоже не забудем.
На следующее утро они втроем погрузились в самолет Ребуля, чтобы быстренько вернуться в Марсель. Ребуль до сих пор искрился радостью от свалившегося с души камня, особенно после звонка Эрве, который сообщил, что Вронского взяли, как планировалось, и днем его доставят в Марсель. Тот, само собой, грозит массовыми судебными преследованиями за незаконный арест каждому, кто готов его слушать.
– Может квакать все, что ему угодно, – сказал Ребуль, – он еще не знает о подписанных признаниях. Сэм, я не стал спрашивать раньше, но все-таки – ты точно знаешь, что пистолеты были заряжены холостыми?
– Конечно. Фигателли понимали, что если они облажаются, мой призрак будет неотступно преследовать их. А если серьезно, они провернули все просто потрясающе. Сами зарядили магазины и придумали предлог, чтобы забрать у Обломовых оружие и вернуть в самый последний момент. Я нисколько не волновался.
Еще через полчаса они сидели в машине, возвращавшейся в Фаро. Ребуль сразу же прошел на кухню, чтобы посовещаться с Альфонсом, своим шеф-поваром, по поводу меню для праздничного ланча. Элена с Сэмом спустились к бассейну и разлеглись на солнышке.
– Не могу поверить, что все позади. – Элена придвинулась и поцеловала Сэма в кончик носа. – И мы теперь сможем вернуться к нашему отпуску?
– Что ты имеешь в виду?
– Да все самое обычное. Ну, ты же знаешь: заниматься любовью днем, обедать под звездами, и все такое. Может, даже посмотрим несколько квартир, исследуем какие-нибудь calanques[58], пообщаемся с Мими и Филиппом.
– Все, что пожелаешь, моя дорогая, если только мне не придется надевать для этого бронежилет. Кстати, куда его дели?
– Его забрала Мари-Анж, положила в корзину Альфреда. Сказала, его запах будет напоминать Альфреду о тебе.
Сэм все еще обдумывал этот необычный комплимент, когда к бассейну подошел Ребуль, широко улыбаясь и сжимая в руке газету.
– Voila, – он взмахнул газетой, – мы с Альфонсом утвердили завтрашнее меню, и это настоящий tour de force[59]. Не стану портить ему удовольствие, пересказывая подробности – он хочет рассказать сам, – но обещаю: это будет самая запоминающаяся трапеза, банкет. А теперь я должен пойти в погреб и выбрать вина. – Ребуль помолчал и испустил долгий, театральный вздох. – Тружусь как пчела.
Компания, поднявшаяся на следующее утро по трапу самолета Ребуля, отличалась любопытным разнообразием стилей в одежде. Элегантная Мари-Анж в сером шелке, дядюшка Думе в цветастой рубахе и мешковатых белых брюках и братья Фигателли в джинсах и своих любимых футболках, черных с золотой надписью, которая обнадеживающе обещала, что все случившееся в Вегасе в Вегасе и останется.
За время короткого перелета до Марселя Мари-Анж, до сих пор не знакомой с братьями Фигателли, выпал шанс узнать их поближе. Ей явно понравилось то, что она увидела, и она отчаянно флиртовала. Братья не оставались в долгу, и Мари-Анж сделалась совсем похожей на девчонку и то и дело хлопала ресницами. Дядюшка Думе отправился в кабину пилотов взять пару уроков для начинающих, и к моменту приземления все пребывали в отличном настроении.
Дворец Фаро был готов к приему гостей. Ребуль, последовав декораторскому совету Элены, превратил часть террасы в тенистую гавань с помощью гигантских зонтов, закрывающих от солнца зону для гостей и длинный обеденный стол. Повсюду царил белый цвет: зонты, кресла и кушетки, скатерть и салфетки и розы сорта «Пьер Ронсар», пышно цветущие в громадных терракотовых горшках. Элена и Ребуль были одеты в тон – все в белом.
– Браво, Франсис, браво! – Мари-Анж потрепала Ребуля по щеке. – Просто изумительно, прямо как из того журнала – как, бишь, он называется? – «Cote Sud»[60]. А теперь, если кто-нибудь предложит мне глоточек этого великолепного шампанского, которое стоит на столе, я не стану отказываться.
Ребуль отдал распоряжение Клодин, своей экономке, и Нану, горничной с Мартиники, чтобы они позаботились о гостях, и, увидев, что у всех в руках полные бокалы, поднялся, чтобы произнести несколько приветственных слов.
– Прежде всего позвольте мне сказать, как я признателен всем вам за помощь. О лучших друзьях невозможно и мечтать, и я никогда не забуду о том, что вы сделали. Этот ланч – счастливая возможность поблагодарить вас, но еще я хочу сказать, что если я когда-нибудь смогу чем-то помочь любому из вас, только намекните. – Ребуль умолк, обуреваемый чувствами, сглотнул комок в горле, прежде чем продолжить: – Сегодня будем есть, пить и веселиться. Никогда еще изысканная трапеза не была столь заслуженной. И сейчас, чтобы вы могли подготовиться, пора пригласить Альфонса, короля кухни дворца Фаро и создателя сегодняшнего меню.
Шеф-повар, который дожидался этого сигнала, стоя у двери кухни, вышел, улыбаясь и кивая гостям.
Альфонс, как позже заметила Элена, возрождал веру в классического французского повара: классически округлый, классически жизнерадостный и в длинном тяжелом фартуке вместо элегантной белой куртки с монограммой, столь популярной среди поваров из шоу-бизнеса. Он вышел на террасу под аплодисменты, остановился рядом с Ребулем и откашлялся.
– Я приготовил для вас простой, как вы сами увидите, ланч с легким корсиканским акцентом в честь наших друзей с Корсики. – Он кивнул и лучезарно улыбнулся братьям Фигателли и дядюшке Думе. – Для начала, coquilles Saint Jacques[61], чтобы пробудить вкусовые рецепторы, всего по три штуки на каждого, обжаренные на сковороде, гарнированные шнитт-луком и ragout из молодого горошка и зеленых бобов, сбрызнутого оливковым маслом и приправленного только лишь камаргской солью.
Прежде чем перейти к описанию следующего блюда, Альфонс сделал глоток шампанского, протянутого ему Ребулем.
– На этом список святых не заканчивается, и, разогрев аппетит, мы переходим к филе Saint Pierre с головками спаржи и лимонным соусом, приготовленным, naturellement[62], из лучших корсиканских лимонов. – Еще один кивок и лучезарная улыбка в сторону братьев Фигателли. – Затем тушеная корсиканская телятина с fricasse из молодого картофеля и моркови и с пикантной jus[63]. Это настроит нас на сырную тарелку с козьими сырами, но тут, вынужден признать, не могу поручиться, что все козы, внесшие свой вклад, были корсиканскими. В любом случае, надеюсь, вы насладитесь этими сырами. Их три: один мягкий и сливочный, другой острый и твердый, и третий – cendre, слегка припудренный золой. Сочетание тонкое и изумительно вкусное.
Он поглядел на Мари-Анж и склонил голову:
– Что касается десерта, тут я должник мадам Ломбард, которая поделилась со мной рецептом своего грандиозного шоколадного торта, темного и богатого вкусом. Я добавил к нему свежие ранние вишни, очищенные от косточек и слегка припущенные в корсиканском myrte до выделения сока, и большую порцию взбитых сливок. – Он огляделся, улыбаясь своим слушателям, и произнес традиционное благословение шеф-поваров: – Alors, bon appetit![64]
Его провожали аплодисментами до самой кухни.
Элена покачала головой, глядя на Сэма:
– Если это простой ланч, то я Поль Бокюз[65]. Тебе придется выносить меня из-за стола.
Ребуль, стоявший рядом с ними, сделал вид, будто шокирован.
– Нет, нет и еще раз нет! Я понимаю, что список блюд велик, однако порции скромны, лишь несколько изысканных кусочков. После еды вы пружиной выскочите из-за стола с желанием пробежаться вокруг Старого порта. – Он наклонил голову и подмигнул. – Или предаться сиесте.
– Ну, это другое дело, – отозвалась Элена.
Хороший ланч сам по себе удовольствие, а хороший ланч с друзьями да на свежем воздухе в чудесный летний денек – воплощенная радость. Кажется, будто всего коснулась волшебная палочка. Вина вкуснее, шутки смешнее, комплименты изящнее, а еда изысканнее. Таким и был тот день в Фаро. Гастрономическое путешествие от coquilles Saint Jacques до шоколадного триумфа авторства Мари-Анж заняло три часа, с интерлюдиями между блюдами для импровизированных речей, которые на деле были по большей части многословными приглашениями.
Сэм и Элена пригласили всех в Лос-Анджелес. Братья Фигателли пригласили всех в Кальви. Мари-Анж предложила на выбор Париж и Гштаад, а дядюшка Думе приглашал посетить его фамильные виноградники в Патримонио, где, по его словам, вино течет даже из крана в ванной комнате.
Ребуль едва поднялся, когда зазвонил его телефон. Он стоял во главе стола, внимательно слушая, сначала он улыбался, затем громко засмеялся. Завершив разговор, он покачал головой:
– Друзья, могу предложить вам редкостное зрелище. Пойдемте со мной.
Ребуль подвел всех к краю террасы, прихватив с низкого столика бинокль, и замер, глядя на море.