Маделайн Монтегю
Глава 1
Волнение, что пульсировало по венам, переросло в тревогу. Билл Дункан ждал, пока мужчина, сидящий за огромным столом Людовика XIV, обратит на него внимание. Он еще ни разу не бывал в особняке Верховного Лорда, раньше его никогда не приглашали, и теперь обнаружил, что окружающее богатство нервирует почти так же, как и человек напротив него.
Он решил оглядеться, пока Калеб Уэстморленд, казалось, не замечал его, осматривая книжные шкафы, занимающие большую часть стен, от пола до потолка забитые томами в кожаных переплетах. Билл запрокинул голову, разглядывая над собой картины. Как и в главном коридоре, по которому его провели сюда, когда он приехал и попросил «аудиенции», их украшала декоративная лепнина, создающая узор, обрамляя каждое изображение, которые, казалось, представляли сцены из мифологии, показывая сражения фантастических существ. Нахмурившись, он порылся в памяти в поисках любого упоминания об этом и, наконец, сдался, не выявив ничего, кроме факта, что для его неопытного взгляда они казались работой мастера. Вряд ли — сказал себе Билл. Конечно же, не принадлежа кисти ни одному из старинных художников, так как особняк построили не так давно, и не то чтобы мужчина многое знал о его истории, но Америка не настолько стара, как возможно эти картины. Репродукции, решил он, хотя и не смог припомнить ничего похожего из уроков искусствоведения.
Он полагал, что должен оторваться от них, и когда, наконец, вновь обратил внимание на Уэстморленда, его словно ударило током. Лорд изучал его, глядя из-под полуопущенных ресниц. Теперь он почти небрежно развалился в кресле, которое скорее походило на трон, в такой же настороженной позе, как у кошки, изучающей мышь и пытающейся решить, следует ли ее съесть, или лучше немного поиграть.
Беспокойство, которое ощущал Билл прежде, вернулось, усилившись от осознания его не безосновательности. После нескольких долгих тягостных минут, Калеб поднял одну руку со спинки кресла, подзывая гостя. Молчаливая команда заставила колени Билла внезапно ослабеть, вызвав желание сбежать. Бросив беспокойный взгляд на закрытую дверь позади, он приказал себе двигаться. Интересно, будет ли немного дико поклониться ему или даже встать на колени — и обнаружил, что не может сделать ни того, ни другого, что хорошо, так как до него наконец дошло — Калеб не только не требовал такого рода почестей, но и запретил их. Навсегда. Это являлось как раз тем, что могло привлечь нежелательное внимание, а Уэстморленд, как и в бизнесе, был безжалостен, защищая свою личную жизнь.
После того, как он рассматривал его несколько беспокойных мгновений, Лорд указал на стул с прямой спинкой перед своим столом. Словно под гипнозом, Билл проследил за жестом, на мгновение застыв, и наконец, послушно сел, задаваясь вопросом, стоило ли вообще приближаться к Уэстморленду в его логове. Солнечный свет, проникавший в комнату через французские двери в западной стене, усиливал впечатление от величественной кошки, высвечивая светлые пряди в рыжевато-коричневых волосах Калеба, и заставляя его золотистые глаза, скрытые в тени, сверкать неземным блеском, который посылал холодные щупальца страха по позвоночнику Дункана. Через несколько секунд жесткий рот Калеба изогнулся в холодной улыбке.
— Ты что, язык проглотил?
Несколько мгновений Билл думал, что обмочится. Он судорожно сглотнул, несколько раз открыв и закрыв рот, отчаянно пытаясь подобрать слова. Задаваясь вопросом, что за идиотизм заставил его подумать, что мужчина может просить у Калеба Уэстморленда награду за свое открытие. Билл был бы счастлив покинуть особняк целым и невредимым. А если он ошибся? И мужчина немного побледнел, осознав, что у него нет почти никаких доказательств своего рассказа, ничего такого, что невозможно оспорить.
— Я видел ее! — выпалил он, не в силах больше выносить неизвестность.
Если бы Билл в подлинном ужасе не уставился на Уэстморленда, то не был бы уверен, что заметил внезапную напряженность в, казалось бы, каждом его мускуле. Словно леденящая душу волна, его охватило предчувствие, что огромный кот готов наброситься на него.
Уэстморленд заставил себя расслабиться. Потянувшись за серебряным ножом для писем, он поднял богато украшенный клинок и начал вертеть его в руках, изучая так, будто никогда не видел прежде.
— Ее? — переспросил Лорд через несколько секунд.
— У нее была метка, — сказал Билл неуверенно, размышляя, хорошо это или плохо, что он снова полностью привлек внимание Уэстморленда.
Его рыжевато-коричневые брови приподнялись, подчеркивая выступающий на лбу вдовий пик.
— Метка?
Билл судорожно кивнул.
— На ее правом запястье… так же, как описано в пророчестве.
Калеб подался вперед, аккуратно положив нож для писем на свой рабочий стол.
— Могу я предположить, что ты оставил ее ждать в своем автомобиле?
Билл почувствовал, что его лицо запылало, будто в огне, а затем так внезапно остыло, что возникла слабость.
— Э-э… нет, — прошептал он сдавленным голосом.
Калеб расслабился, снова откинувшись на спинку. Он поставил локти на ручки кресла, переплетая пальцы, и оперся на них подбородком, изучая мужчину, сидящего перед ним, борясь с желанием перепрыгнуть через стол и вытрясти из него жизнь. Запах страха подстрекал его гнев, как и навязчивое подозрение, что недомерок задумал провести его.
— Значит, ты потерял ее? — тихо проговорил он, недовольно рыча.
Билл начал что-то бормотать, силясь извиниться и оправдаться одновременно.
— Я видел ее только мельком. Это произошло на переполненной городской улице. Я не мог… схватить девушку!
Гнев нахлынул на Калеба. Он с трудом подавил его, сощурившись, взглянув на мужчину.
— Тогда я не понимаю, что ты здесь делаешь.
Билл несколько раз сглотнул. Требования, что он репетировал по пути сюда, мелькали в его голове, но мужчина решил не испытывать судьбу. Тем не менее, это замечание заставило его кое-что вспомнить, и Билл неуверенно порылся в кармане брюк, вытащив свой мобильный телефон.
— У меня есть фотография, — сказал он с надеждой. — Э-э… я так думаю.
В глазах Уэстморленда вспыхнул интерес. Он протянул руку, и Билл подскочил со своего места, опустив сотовый в его ладонь. Калеб мгновение изучал его и, наконец, вытащив чип памяти, подключил его к порту своего ноутбука. Его длинные тонкие пальцы танцевали по клавиатуре, двигали мышкой, а потом он откинулся в кресле, изучая изображение на экране.
Выражение его лица было непроницаемым, и Билл почувствовал, что беспокойство возрастает. Однако даже если бы мужчина вытянул шею, то не смог бы увидеть экран и убедиться, что Лорд отыскал нужную фотографию.
У Калеба подскочил пульс, после того как появилось изображение, но оно на три четверти оказалось снято со спины. Помимо того, что у женщины была отличная задница и великолепная копна вьющихся каштановых волос, спускающихся до узкой талии, он чертовски мало мог о ней сказать. Снимок был сделан, когда она подняла руку, чтобы заправить своенравную прядь за ухо, повернув голову ровно настолько, чтобы дать ему частичный профиль. У нее оказался характерный выступающий подбородок, который свидетельствовал о решимости, длинный прямой нос, с намеком на римскую горбинку, высокие скулы, небольшой рот, тонкие губы, но вдоль линии щеки читался намек на улыбку, которая, казалось, противоречила резким чертам.
Странное, почти удушающее чувство охватило его, когда взгляд, наконец, остановился на ее запястье. Этот символ нельзя было спутать, так как он не выглядел размытым, несмотря на движение руки, и располагался именно там, где и предсказывало пророчество.
Осознание этого повергло его мысли в сплошной хаос.
Она была здесь… сейчас… в его времени и городе.
Это просто не укладывалось в голове, ошеломляло.
Здесь не могло быть ошибки.
Пророчество сбывалось.
Его будущий ребенок объединит сверхъестественных.
Она должна была стать его.
Калеб поднял голову, чтобы посмотреть на человека напротив.
— Найди ее. Если я обнаружу, что это какой-то твой трюк, чтобы набить свои карманы, то ты сможешь прожить достаточно долго, чтобы пожалеть об этом.
Глядя из окна своей квартиры на третьем этаже вниз на грязные улицы, не в первый раз Бронвин задавалась вопросом, что заставило ее переехать в город, но потом вспоминала, почему оказалась здесь — безнадёжность и мучительные воспоминания о бабушке. Покачивая головой от своих мыслей, она отошла от окна и направилась на кухню, которая занимала крошечное пространство в квартире.
Мне не место в городе, раздраженно подумала женщина, открывая свой маленький холодильник и без особого интереса уставившись на полки. Она была сельской девушкой, и, кроме того, захолустье, где Бронвин провела большую часть своих тридцати лет, едва можно было назвать городком, а тем более городом. По правде говоря, она не вписывалась даже туда — словно квадрат в круглый мир — но там, по крайней мере, остались родные сердцу знакомые лица и места. Женщина никогда не думала, что на самом деле будет скучать по Гринвиллю, когда ее жизнь там едва ли считалась приятной, особенно в детстве.
Ее охватила вина за эти предательские мысли. Дети сделали юность Бронвин несчастной, особенно после того, как «лучший друг» разболтал ее «тайну», и все начали называть девушку уродом, но бабушка помогла ей со всем справиться. С этим ничего нельзя было поделать, сказала она себе раздраженно, не желая мысленно возвращаться к тому случаю, который создал большинство ее проблем. Бронвин всегда оставалась одиночкой, но никогда одинокой. Скорее просто подавленной, потому что скучала.
Ей нужна была работа, но она начинала сомневаться, что найдет ее. Женщина провела слишком много лет «трудясь не по найму», помогая бабуле управлять пансионатом, а затем, взяв его на себя, после того, как та умерла, и очевидно, для потенциальных работодателей этого определенно было недостаточно. Не то чтобы она находилась в отчаянии, в том смысле, что не станет голодать, если не получит работу в ближайшее время. Продажа пансионата, унаследованного от бабушки, добавила достаточно средств к ликвидным активам старушки и деньгам, копившимся Бронвин на протяжении многих лет, чтобы позволить себе немного простоя, не ощущая крайней нужды. Женщина едва ли была богатой, или даже зажиточной. Она, конечно, не могла позволить себе просто «уйти на пенсию», но у нее осталось достаточно сэкономленных денег для хорошего отдыха.
Это свободное время беспокоило ее. Женщина слишком привыкла работать, вставая с самого утра до тех пор, пока не ложилась ночью спать. Сейчас в сутках оставалось так много часов, которые она могла посвятить прогулке по мостовой в поисках работы. В конечном счете, ей приходилось возвращаться в тесную маленькую арендованную квартиру и смотреть на четыре стены… раздумывая, что, черт возьми, заставило ее оставить Гринвилль и отправиться за тем, что почти наверняка было погоней за несбыточным. Конечно, бабуля редко ошибалась. У нее не появилось бы репутации экстрасенса, если бы ее предсказания вообще не сбывались, но Бронвин не могла не задаваться вопросом, было ли то будущее, что видела для нее старушка, скорее из категории надежд, чем фактов. Возможно, бабушка просто думала, что ей нужен стимул? Так, если она полагала, что переезд в город поможет ей встретиться лицом к лицу с ее судьбой, зависело ли это вообще от нее самой?
С другой стороны, как гром среди ясного неба, появился незнакомец и предложил купить пансионат точно так, как и предсказала бабушка. С опозданием на многие годы, по мнению Бронвин, она все же собиралась найти мужчину, которому была предназначена, и обзавестись той мифической семьей, как и обещала старушка.
Решив, наконец, что в холодильнике ее ничего не привлекает, она закрыла дверцу и порылась в шкафчиках. Ничто в них также не заинтересовало ее, и женщина вернулась в гостиную, усевшись на ободранный старый диван, который сдавался вместе с квартирой.
Она была голодна, а здесь не нашлось ни черта подходящего.
Потому что я устала есть в одиночестве в этой проклятой каморке, раздраженно подумала Бронвин.
Встав с дивана, она снова подошла к окну, чтобы посмотреть на улицу. Еще не стемнело, но солнце уже опустилось за небоскребы. Скоро наступит ночь. Однако движение только увеличилось. Это действительно казалось небезопасным — выйти одной в темный город, но Бронвин была уже взрослой женщиной! Конечно, намного лучше, если бы она использовала здравый смысл и избегала неблагополучных районов города.
Приняв решение, женщина отошла от окна, целенаправленно направившись в свою маленькую спальню, и опустилась на колени, чтобы порыться в коробке, где все еще держала большую часть своей одежды. Она выйдет поесть, решила Бронвин, и когда сделает это, то окунется в ночную жизнь. Ей было тридцать лет! Если женщина когда-нибудь собиралась заняться сексом, то ее время истекало!
Кроме того, вероятнее всего она не встретит своего суженого, предсказанного бабулей, скрываясь в тесной маленькой квартире!
Бронвин чувствовала себя деревенщиной, когда ее выгнали из двух разных ресторанов, поскольку у нее не было зарезервировано. В течение нескольких минут женщина нерешительно стояла на тротуаре, раздумывая, стоит ли просто сдаться и вернуться в квартиру, наконец, она решила попробовать еще раз.
Это было очень маленькое и оживленное место, но запахи, доносившиеся с кухни, казались божественными, а хозяин не смотрел на нее свысока, будто на таракана, когда та приблизилась к нему и попросила столик. Он улыбнулся, сказал ей подождать и ушел. Размышляя, не пытается ли мужчина оскорбить ее более искусно, чем предыдущие два, Бронвин в итоге была вознаграждена, когда тот вернулся и отвел ее к крошечному столику в углу рядом с кухней.
Она полагала, что это очень неудобное место, но не возражала присесть здесь. Оживленное движение официантов туда и обратно лишило ее возможности почувствовать себя «одинокой», хоть чем-то занимая ее внимание во время ожидания. Еда французской кухни оказалась великолепна, а официант дружелюбен.
Когда Бронвин спросила его, может ли он порекомендовать какие-либо ночные клубы в нескольких минутах ходьбы отсюда, парень достаточно долго топтался у ее столика, чтобы назвать ей почти полдюжины и описать их от музыки до контингента, что обычно там собирался.
Ощутив себя значительно веселее благодаря его дружелюбию, полному желудку и двум выпитым бокалам вина, она покинула ресторан, полна предвкушения и волнения, которых не ощущала ранее, выходя из квартиры. Чувствуя отголосок вины на периферии своего сознания, женщина вышла на улицу. Казалось «диким» и «отчаянным» даже рассматривать поход в ночной клуб — особенно одной — когда она не делала раньше ничего подобного.
Этого бы не случилось, если бы в Гринвилле было много подобных заведений!
В общей сложности у них насчитывалось три бара, все из которых угождали сельским жителям и компаниям ковбоев — а она никогда не была хороша в кантри музыке. К тому же с ее репутацией. Не то, чтобы та появилась по вине Бронвин, просто слухи со школы последовали за ней, и этого оказалось достаточно, чтобы сделать ее мишенью для сплетен и целью парней, которых тянуло на сомнительные подвиги.
Она избавилась от этих мыслей поскольку, наконец, пришла к одному из ночных клубов, упомянутых официантом. Он сказал, что это высококлассный клуб, обслуживающий людей «немного постарше», а не молодежь, поспешно добавил парень, тех, кто преимущественно держался в рамках закона. Женщина попыталась принять это философски. Она считала, что хорошо выглядит для своего возраста, но не обманывала себя, тем, что похожа на подростка. Не было никакого смысла обижаться на правду, особенно учитывая, что он оскорбил ее неумышленно.
Ему удалось расстроить Бронвин, но она сумела отодвинуть это в сторону и попытаться насладиться вечером.