«Всё, звоню Гельке — и в ванную». Как все-таки здорово, что есть на свете человек, которому можно все рассказать!
— Привет, — произнесла Кира, когда Геля сняла трубку, — ты дома одна? Можешь говорить?
— Одна. Могу. Что с голосом? — ответила подруга, как всегда, игнорируя слова приветствия.
— Была у Бориса Аркадьевича.
— И? — Геля испуганно замерла. Даже дышать перестала.
— И ничего. В смысле, опухоли нет. Он сказал, я абсолютно здорова.
— Ну, слава богу, — выдохнула Геля, — погоди, ты не рада, что ли?
— Уж не знаю, чему и радоваться. Короче, он сказал, что мне надо показаться психиатру. Вот такая у тебя подруга. Чокнутая.
— Хватит чушь пороть! — рассердилась Гелька. — Ты думаешь, к психиатру одни шизофреники ходят? Может, у тебя депрессия, например. Или еще что-то такое. Откуда ты знаешь? Мы же с тобой не врачи. Может, такое сплошь и рядом встречается. Что ты раньше времени паникуешь! Еще потом сама над своими страхами смеяться будешь. Сашке сказала?
— Нет. И не буду пока.
— Правильно, — одобрила Гелька.
— Мне отпуск дали. На десять дней. За прошлый год.
— Здорово! Отпуск — это классно!
— Проведу его с толком: подлечусь в психушке, — кисло сказала Кира.
— Слушай, мне не нравится твое настроение! Прямо бесит! Дали отпуск — хорошо! Обследуешься спокойно, отпрашиваться не придется.
— Думаешь, мне его просто так дали? Я сегодня на работе такое отмочила — ужас, — пожаловалась Кира, — говорить не хочется.
— Не хочется — не говори. Главное, что дали. Не переживай. Пока тебя не будет, все обо всем и думать забудут.
Они еще немного поговорили, пока не пришел с тренировки Борька. Усталого спортсмена требовалось срочно накормить, и подруги повесили трубки.
Ни та, ни другая не могли и в страшном сне предположить, каким будет их следующий разговор.
Глава 11.
В двенадцать часов Денис, как и обещал, заехал за Кирой. Летели молча, разговаривать не хотелось, каждый думал о своем. Но неловкости от молчания не было: все же они были друзьями, пусть теперь уже и не такими близкими, как когда-то.
Кира неплохо выспалась. Видимо, подействовала лошадиная доза успокоительного. Она даже не слышала, когда вернулся Саша. Зато уже без пятнадцати шесть, задолго до звонка будильника, проснулась и поняла, что больше спать не будет. Умылась, оделась, тихонько пробралась на кухню, занялась завтраком. Вроде бы самый обычный день. Если не считать того, что сегодня ей предстоят сначала поминки по другу-самоубийце, потом — запись на визит к психиатру. А скорее всего, и сам визит — чего тянуть?
Кира уже почти настроилась и даже в какой-то степени была внутренне готова принять диагноз. Но вот Саше пока никак не могла обо всем рассказать. Ладно, когда станет все окончательно ясно, тогда и поговорим. Кира приняла решение, и ей стало чуть легче. Она сумела вести себя так, чтобы Саша ничего не заподозрил. Съел свой завтрак и спокойно пошел на работу.
— Между прочим, здорово, когда жена провожает тебя на работу вкусным завтраком и вечером встречает ужином,— заметил он на пороге. — Может, ну ее, эту работу? Что я, не мужик? Прокормить тебя не смогу?
Говорит вроде бы в шутку, а глаза — серьезные. Беспокоится, что именно работа сделала Киру такой нервной?
— Вот рожу, и сядем вместе с младенцем на твою шею,— отшутилась она.
— Хоть каждый год рожай и сажай. Я только рад буду,— это уже прозвучало не только серьезно, но даже как-то тоскливо.
Кира не успела удержаться и вздохнула. Не желая того, Саша задел ее за живое. Моментально спохватился и теперь не знал, как все исправить.
— Кирюха, ну, что ты? — Он обнял жену и крепко прижал к себе.— Скоро у нас обязательно родится малыш. Сама еще устанешь вскакивать по ночам. Вспомнишь потом беззаботные денечки!
Слова его, убедительные, правильные, успокаивающие, звучали почему-то не слишком естественно. У Киры теперь, ко всем прочим ее страхам, связанным с деторождением, с недавних пор прибавился еще один. А нужен ли будет Саше ребенок от сумасшедшей? Но вслух она, конечно, ничего не сказала. Поцеловала Сашку, покивала, поулыбалась…
Сейчас она ехала и вспоминала давнюю историю, которую рассказала мама. В молодости она отдыхала в санатории, где-то на юге, и ее соседкой по комнате была очень милая женщина, кажется, Татьяна. Да, точно, Татьяна. Они с мамой еще долго потом переписывались. Кира помнила письма, которые приходили не то из Волгограда, не то из Владимира. У этой Татьяны был необычный почерк — витиеватый, как будто она не писала, а рисовала слова и предложения.
Так вот, жила-была Таня. И был у нее замечательный муж, с которым они за все десять лет совместной жизни ни разу даже не поссорились. Ну, прямо не о чем было спорить. И ругаться не из-за чего. Сплошная идиллия. Как сказал герой обожаемого Кирой Рязановского «Гаража», «Не жизнь, а именины сердца». Десятилетие со дня свадьбы решили отметить на горнолыжном курорте. Это вообще была очень спортивная и активная пара: и альпинизмом увлекались, и по горным рекам сплавлялись, и с парашютом прыгали, и на лыжах с гор катались.
Во время одного спуска Татьяна неудачно упала. Очень неудачно. Каким-то невозможным образом лыжная палка воткнулась ей в спину и серьезно повредила позвоночник. Врачи сказали со всей уверенностью: больше Татьяна ходить не сможет. Никогда. В одно мгновение она превратилась из красавицы-спортсменки в беспомощного инвалида.
Муж, обожаемый муж, который ни разу не повысил на жену голоса и называл не иначе как Танюшей, бросил ее через месяц. А еще через три повторно женился. Красавицы-спортсменки не такой уж дефицит.
Татьяна, кстати, вылечилась. Может, врачи сгоряча диагноз неверный поставили, а может, назло мужу. Чтобы доказать: я буду счастливей всех на свете, и ты пожалеешь, что так со мной обошелся.
Как бы то ни было, Татьяна вернулась к нормальной жизни. Даже книгу написала. Только двух вещей никогда больше не делала: на лыжи не вставала и замуж не выходила. А в целом была вполне счастлива: работала, дочь растила — через несколько лет после травмы рискнула и родила себе на радость девочку.
История эта, давно уже забытая, так и лезла в голову. А что если и Сашка… Как ни гони эти мысли, а они не оставляют в покое. Хотелось верить, что Саша, узнав о возможной душевной болезни жены, не сбежит куда подальше. Кира всегда была убеждена, что муж ее ни за что не бросит. Конечно, нельзя ни в чем быть уверенной в этом зыбком мире, но Сашке она верила, как себе.
— Приехали, говорю, — оказывается, они уже на месте. Заходя в знакомый подъезд, Кира спохватилась:
— Денис, а Элка-то придет?
— Я ей не дозвонился. Телефон отключен.
— Еще одна пропащая. Куда она, интересно, подевалась? — озадаченно проговорила Кира.
Ответила ей, как ни странно, Елена Тимофеевна. Оказывается, Элка предупредила, что не сможет прийти на поминки.
— Она дней десять назад мне сказала, что ложится в больницу.
— А что с ней такое, не знаете? — обеспокоенно спросила Кира и подумала: «Все-таки она, оказывается, болела».
— Нет, Кирочка. Но это не что-то экстренное, раз она заранее планировала. Может, обследование какое-то нужно пройти?
— А в какую больницу ложится, тоже не сказала?
— Нет, не сказала. Я спрашивала, говорю, может, приду, навещу. А она ни в какую. Не надо, говорит, ко мне приходить. У меня все есть, и вообще, мол, не люблю, когда меня в больницах навещают.
Народу на поминках было еще меньше, чем в прошлый раз. Посидели, поели, как водится, блинов, кутьи, щей, пирогов. Вспомнили Леню.
— Редеют наши ряды,— тихо сказал Денис Кире, когда они уже одевались в прихожей.
— Ты Милю имеешь в виду?
— Сначала она, теперь вот Элка.
— Ну, с Элкой все более или менее понятно. Но вот куда Миля запропастилась? Так и не знает, что с Леней случилось.
Говорили вроде бы в полголоса, но Елена Тимофеевна услышала.
— Миля? А кто это? — заинтересовалась она.
Денис и Кира переглянулись.
— А вы ее разве не помните? Миля Рахманова! Мы же вечно все впятером везде ходили,— удивился Денис.
— Темненькая такая, и вся-вся в веснушках! — добавила Кира. — Худенькая, маленькая. Неужели не помните?
— Нет, что-то не припоминаю,— внезапно глаза Елены Тимофеевны наполнились слезами. — Странное что-то с моей памятью. Вчерашний день не помню. А вот Ленечку — с самого младенчества… Такие вещи иногда вспоминаются… Да ладно, — резко оборвала она себя саму, — я уже замучила вас. Это все мои стариковские дела. Вы заходите, ребятки. Не забывайте.
Кира и Денис прощались, обещали не забывать, целовали Елену Тимофеевну, а на душе было гадко. Словно они бросали ее, предавали. Знали же, что выйдут — и каждый углубится в свои проблемы и дела. А она так и останется один на один со своим страшным, неизбывным горем.
— До дома подбросить? — спросил Денис, когда они уже уселись в машину.
— Тебе же не по пути будет, далеко,— засомневалась Кира.
— Да ладно, брось! Не я везу — машина. Что мне, трудно?
— Может, я за бензин заплачу? А то неудобно. Возишь меня, как барыню, туда — сюда! — предложила было Кира.
— Совсем обалдела? Неужели я на бензин не заработаю?
— Ну, извини, извини! Спасибо. Можно тогда уж похозяйничаю — радио включу?
— Валяй, хозяйничай.
Неизвестно, как бы сложилась дальше их жизнь, если бы Кире не пришло в голову послушать музыку. Она потом много раз думала об этом и удивлялась, от каких мелких, проходных, случайных вещей часто зависит наше будущее.
Или они вовсе не мелкие? И совсем даже не случайные?
Они ехали и вполуха слушали треп ведущих, песни и песенки, прогноз погоды, рекламу, информацию о пробках. Пока кто-то снова, как уже было однажды в жизни Киры, не пожелал послушать «Погоду в доме». Реакция Дэна заставила Киру распахнуть глаза и затаить дыхание.
— А чем их Долина-то не устроила? — не отрываясь от руля, удивленно протянул Денис. Точно так, как и она сама когда-то.
Кира не верила ушам своим. Получается, Денис тоже уверен, что эту песню исполняет Лариса Долина. А это означает, что никакая она, Кира, не сумасшедшая! По двое с ума не сходят.
— Ты слышал, что «Погоду» поет не Пугачева, а Долина? — дрогнувшим голосом спросила она, не сводя с него глаз. Руки непроизвольно сжались в замок.
Денис обернулся к Кире, и что-то промелькнуло в его взгляде.
— Слышал. Она всегда ее пела.
— Ответь мне еще на один вопрос. Только не удивляйся. Скажи мне, кто играет с Барбарой Брыльской в «Иронии судьбы»?
— Мягков,— осторожно сказал Денис после небольшой паузы.
Кира даже засмеялась от облегчения.
— А мне уже казалось, что я единственная на свете, кто так думает.
Денис плавно вывернул руль и притормозил у обочины. Повернулся к Кире всем корпусом и сказал:
— Мне кажется, нам стоит поговорить.
— Это точно,— выдохнула она.
Первой стала исповедоваться Кира. Ей было уже не привыкать: она рассказывала о своих мытарствах в третий раз.
— Короче, сегодня я собиралась попросить Бориса Аркадьевича направить меня к психиатру — других вариантов не было,— закончила она.
— Думаю, в дурдом нам с тобой пока рановато,— задумчиво протянул Денис и рассказал Кире о себе.
В его случае все было примерно так же. Поначалу вроде бы чушь какая-то. Выяснилось, что у них новые соседи. Незнакомые люди, которых Дэн в глаза не видел. Только вот они его, почему-то, прекрасно знали. Он рассказал об этом жене Алисе, а та, по выражению Дениса, «глаза на него положила» от удивления: да Звонаревы тут уже больше двух лет живут!
Ну, живут и живут. На здоровье, решил Денис. У него работа, бизнес, проблем море. Не мудрено, что не знает соседей в лицо. Все не упомнишь. Следующий тревожный звоночек прозвучал в день рождения Алисы – первого октября. Они собирались идти в ресторан, дочку Леночку жена должна была отвезти к теще.
Денис вернулся пораньше домой, открыл дверь — жена уже ждала в прихожей. Красивая, яркая, как всегда, — он сразу даже не понял, в чем дело. А когда сообразил — так и ахнул: еще утром у Алисы были роскошные длинные темные волосы. Не крашеные – это он знал точно. Жена данным фактом гордилась, упоминала к месту и не к месту, что у нее «все натуральное, даже цвет волос». Теперь Алиса была коротко стриженной блондинкой.
Потрясенный такой кардинальной сменой имиджа, Денис стал расспрашивать Алису, что это она с собой сделала и, главное, зачем?! Могла бы, в конце концов, и предупредить. Но та не желала его понимать: по словам Алисы выходило, что так она выглядит чуть ли не с момента окончания школы. И раньше его все устраивало! Они сильно поругались, и даже ужин в ресторане и серьги с бриллиантами ничего не изменили.
Дней через десять накатила целая волна перемен. Касались они Дениной любимой работы. Возможно, были и вещи, подобные тем, что подмечала Кира, — актеры, песни, фильмы. Но на это Денис внимания не обращал: телевизор практически не смотрел, радио не слушал. А если и слушал, то не вслушивался. Тем более — теперь, когда в офисе стало твориться невесть что.
Денис Грачев был владельцем типографии. Бизнес его начался с пары принтеров, на которых он собственноручно печатал визитки, фотографии и буклеты. Денис зарегистрировал ИП (в то время ЧП) на свой страх и риск, имея весьма приблизительное понятие о печатном деле. Первое время не вылезал из долгов, выживал, как мог, несколько раз собирался плюнуть, бросить все и просто устроиться на работу. Но передумывал и продолжал барахтаться дальше.
Теперь, несколько лет спустя, «Грач», как не мудрствуя лукаво назвал Денис свое детище, выпускал и книги, и журналы, и брошюры, и газеты, и еще много чего. В заказчиках недостатка не было, работой типография всегда была завалена на квартал вперед.
И вот теперь в своей собственной фирме, созданной после долгой череды взлетов и падений, разочарований, проб, ошибок, где все было знакомо и известно до малейшей детали, он вдруг стал ощущать себя незнакомцем. Случайно зашедшим человеком. На рабочих местах вдруг оказывались чужие ему люди. Фирма проводила сделки с партнерами, о которых он не имел ни малейшего понятия. Подписывались договоры, решались вопросы, поднимались проблемы — а он, хозяин всего этого, раз за разом оказывался не в курсе дела!
Но что самое непонятное, договоры и сделки были давно запланированными — причем им же самим! А все сотрудники, даже те, о существовании которых он и не подозревал, охотно признавали его, Дениса Николаевича, начальником. Они здоровались с ним, улыбались, спрашивали совета, отчитывались о проделанной работе – и все это с совершенно естественным видом! Куда подевались те, кого он лично принимал на работу, Денис не понимал. А эти, новенькие, вели себя так, словно работали здесь годами. И ни у кого это не вызывало удивления: все сотрудники общались, как давно знакомые люди.
Денис запросил в отделе кадров сведения обо всех назначениях и увольнениях персонала за последнее время. Кадровичка — слава богу, известная ему Ася Васильевна — посмотрела удивленно, но все, что надо, принесла. Он быстро понял причину ее удивления: их небольшой коллектив оставался неизменным уже три года. Никого не принимали и не увольняли. Денис быстро просмотрел личные дела всех тридцати сотрудников: под каждым приказом о приеме на работу красовалась его собственная подпись. Безошибочно узнаваемая.
Постепенно Денис стал опасаться появляться в родной типографии. Ему было страшно подписывать документы и разговаривать с людьми. Он боялся сказать или сделать что-то не то и не так, оказаться посмешищем, подвести людей, развалить дело.
Чтобы подавить липкий тошнотворный страх, Денис начал вечерами пить. Приходил домой и брался за бутылку. Дочка Леночка боялась пьяного папу — непредсказуемого, резкого, раздражительного, с тяжелым взглядом мерклых глаз. Конфликты с женой стали привычным делом. К моменту, когда позвонила Кира, чтобы сообщить о смерти Лени, Денис и сам был на грани.