Глаза графини сверкали.
— Если вам так уж нужно иметь приятелей мужского пола, мы найдем таких для вас, или по крайней мере одного из них! Но мистер Дейнтри не обязан развлекать мою гувернантку, когда ей хочется разжечься! Я вам понятно объясняю?
— Я… я… — забормотала Дженни, давясь грейпфрутом. Она была так удручена, что не смела смотреть на графа, в глазах которого читалась боль. Дженни услышала, как он быстро сказал:
— В самом деле, дорогая! Я не думаю, что мисс Армитаж…
— Мисс Армитаж — новичок здесь, — прервала графиня со спокойной невозмутимостью, хотя лицо ее оставалось холодным, и даже прекрасные губы, казалось, застыли. — Поэтому я считаю, что ей необходимо разъяснить некоторые вещи. — Она посмотрела на Дженни. — То, что вы и Макс англичане, не может служить поводом для ваших встреч.
Дженни чувствовала себя возмущенной, так же она себя чувствовала утром во время разговора с Максом.
— Но мы встретились совершенно случайно, я уже вам объясняла это, — ответила Дженни, чувствуя, что она уже не сможет проглотить ни крошки.
— Допускаю, — ответила графиня. — Я просто хочу подчеркнуть, что это не должно повториться!
— Вы хотите сказать, — Дженни почти задыхалась, — что если когда-нибудь мы случайно встретимся на улице, я должна сделать вид, что не знаю его?
Селестина пожала плечами.
— Можно проводить время как-то по-другому. И, честно говоря, после того, как я вас оставила одну на площади и уехала, я сразу решила, что мне не следовало этого делать. Молодая девушка не должна одна шататься по улицам незнакомого города. В будущем нам надо подумать, как лучше организовать ваше свободное от работы время и где вам его проводить. Вам необходимо понять, что эта страна очень отличается от Англии и даже Франции.
— И именно по этой причине, если бы я знал, что ты оставишь мисс Армитаж одну в незнакомом городе, я бы предпочел сопровождать ее, — вмешался граф. Впервые за все время, что Дженни знала графа, в его голосе слышалось явное раздражение. Он посмотрел на жену и твердо сказал:
— Это не должно повториться.
— Я только что сказала, что это не повторится, дорогой Рауль, — ответила графиня, растягивая слова, — во всяком случае, я позаботилась о том, чтобы шофер забрал ее в час дня, но она предпочла опоздать.
— О чем очень сожалею, — тихо повторила Дженни.
Граф с участием посмотрел на девушку.
— Не переживайте так, мисс Армитаж, — сказал он. — Вы уже достаточно извинялись, и, в конце концов, вам просто повезло, что вы встретили мистера Дейнтри. Я надеюсь, он показал вам некоторые достопримечательности? Правда у вас было мало времени, но я надеюсь, вы посетили сук и видели район трущоб?
— Мы… мы беседовали, — чистосердечно призналась Дженни, так как она не умела лгать.
Роскошные брови Селестины полезли вверх.
— Об Англии? — спросила она сладким голосом, в котором чувствовалась опасность.
Дженни взглянула на нее и опустила глаза.
— Да, об Англии, — подтвердила она, что и было на самом деле.
— И это вполне естественно, я думаю, — отозвался граф, делая рукой знак слуге, чтобы тот унес блюдо.
Дженни с испугом увидела, что когда граф на минуту повернулся к слуге, все внимание его жены сосредоточилось на нем. С противоположного конца стола, в центре которого стояла ваза с экзотическими цветами, уставленного хрусталем и серебром, она внимательно смотрела на мужа. И этот ее взгляд напомнил ей другой, тот, который она видела сегодня утром, — взгляд змеи, раскачивающейся перед лицом заклинателя змей. Она еще тогда подумала, что этот взгляд змеи выражал дикую ненависть к своему хозяину; ее злобные глаза вызывали чувство тошноты, и сейчас снова она видела этот взгляд, но это уже был взгляд человека, прекрасной женщины, взгляд ее золотисто-коричневых, сверкающих как бриллианты глаз.
Дженни была рада встать из-за стола, подняться к себе, чтобы отдохнуть и приготовиться к визиту к бабушке. Пока Дженни собиралась, ее начали терзать сомнения в правильности сделанного шага; возможно, не стоило принимать это предложение и приезжать сюда. Это чувство у нее возникло только сейчас, а не потому, что Макс Дейнтри посеял зерно сомнения в ее душе. Только сейчас она начала понимать, почему он советовал ей уехать. То, что Селестина может вести себя подобным образом, как диктатор в юбке, очень тревожило девушку.
И кроме того это будет мешать ей в ее работе, она не будет чувствовать себя в безопасности.
Они подъехали к отелю в большой серой машине. Дети были одеты очень элегантно и походили на детей кинозвезд, выросших при свете рампы. На Симоне было бледно-желтое, украшенное оборками, платье и сделанный из соломки капор с шелковыми лентами, завязанными под подбородком большим бантом. Луис своим видом напоминал маленького лорда. Дети самостоятельно, без помощи шофера выбрались из машины и наперегонки побежали к лифту.
Мать графа снимала апартаменты не первом этаже, которые по мнению Дженни стоили ей целого состояния. Но когда она увидела мебель и цветы, расставленные повсюду, Дженни решила, что счет за один день составлял целое состояние. Мать графа была замужем вторично и носила имя леди Берингер. Она была невысокого роста женщиной, выглядевшей гораздо моложе своих лет. Дженни сразу узнала в ней англичанку. У нее были светлые прекрасно уложенные волосы, без малейшего признака седины, живые глаза напоминали цветом незабудки. Цвет ее лица был восхитительным — почти без косметики — и напомнил Дженни крем, сделанный из клубники со сливками. Бабушка была одета так элегантно, что Дженни почувствовала себя неловко в своем простом льняном платье. На леди Берингер было платье из нежно-серого необыкновенно тонкого шифона, что очень гармонировало с цветом ее синих глаз и золотистыми волосами. Когда бабушка улыбнулась, Дженни сразу поняла, что она по натуре очень дружелюбна и отзывчива и что они должны поладить.
Леди Берингер с радостью обняла детей, вручила им бонбоньерку с конфетами, которую они потребовали, как только вошли; представила Дженни свою компаньонку мисс Эстер Харингей, тоже несомненную англичанку, и, поручив внуков вниманию последней, осталась с Дженни наедине с тем, чтобы, как она выразилась, немного посплетничать.
— Мне уже сын рассказал о вас. Он вам дал высокую оценку, — произнесла леди Берингер с легким удивлением в ее блестящих голубых глазах. — Он сказал, что вы не только отличаетесь от прежних двух гувернанток — одной из Франции, другой, кажется, тоже из Англии — но что вы вне всякого сомнения леди, а это очень важно для воспитания детей.
— О! — воскликнула Дженни, чувствуя, как краснеет.
Леди Берингер улыбнулась.
— Это очень важно, чтобы их научили хорошему английскому языку с правильным произношением. Но вы очень молоды, и вам придется набраться терпения с ними. Лично я нахожу их немного утомительными.
В это время дети уговаривали мисс Харингей поиграть с ними; они с шумом бегали по комнате, стараясь вовлечь ее в свою игру. Бабушка взглянула на компаньонку, давая ей взглядом понять, чтобы она успокоила внуков.
— Но возможно, это потому, что я уже не так молода и у меня свои привычки.
Глядя на нее, Дженни подумала, что ей должно быть около пятидесяти и что привычки бабушки столь очаровательны, что она хотела бы иметь такие же, когда сама станет бабушкой.
— Вы, дорогая, правильно ведете себя с ними. Мне кажется, что вы осторожно будете направлять их. Мне не нравится, когда жесткой дисциплиной ломают юные души.
— Мне тоже, — согласилась Дженни.
Фактически она уже подружилась с детьми и совсем не находила их утомительными, хотя они были немного избалованны и, возможно, не по годам развиты. С другой стороны, создавалось впечатление, что они боятся наказания и что они всегда настороже, особенно, когда шалили. Дженни спрашивала себя, кто их мог так запугать, возможно, одна из предыдущих гувернанток, которая требовала жесткой дисциплины?
Казалось, леди Берингер была не в силах отвести взгляд от хорошенького личика и изящной фигурки Дженни, и в то же время в ее глазах читался вопрос.
— Я была удивлена, что моя невестка захотела нанять молодую девушку, — наконец произнесла леди Берингер. — Прежние гувернантки были в возрасте, и, кроме того, они и выглядели как гувернантки. Но вы совсем другая!
Этот разговор приводил Дженни в смущение, особенно после того, что ей было сказано во время ленча, и она тоже подумала, почему графиня де Сант-Але настояла на том, чтобы гувернантка была молодой, возможно, из-за неудачного опыта с предыдущими.
Принесли чай, и дети набросились на пирожные с кремом. Дженни пыталась сдержать их, боясь, что им станет плохо. Леди Берингер в своей обычной добродушной манере объяснила, что ненасытность присуща детям, но ее компаньонка, которой, по всей вероятности, было не больше тридцати, хотя она смотрелась гораздо старше, всячески старалась помочь Дженни остановить детей. Дженни беспокоилась не только об их здоровье, но также боялась, что они испачкают одежду.
— Они похожи на кукол, не правда ли? — спросила бабушка Дженни, с восхищением глядя на внуков. — Селестина, как истинная француженка, умеет не только одеваться сама, но и одевать своих отпрысков.
И как бы защищая свою хозяйку, Дженни воскликнула:
— Но она очень, очень красивая!
— Да, это так, — сухо согласилась леди Берингер.
Когда дети, сопровождаемые мисс Харингей, ушли в сад, они продолжили беседу. Леди Берингер спросила Дженни, выходила ли она в свет и с кем из друзей ее хозяев уже познакомилась.
— Вы слишком молоды, чтобы все время сидеть с детьми, — сказала она. — Это было бы несправедливо по отношению к вам, да и мой сын этого не допустит. Селестине следует вывести вас в свет и представить друзьям. Вы сможете хорошо провести здесь время, если вы этого пожелаете, а будучи молодой девушкой вы не можете не желать общества.
— О, я только гувернантка, и я знаю свое место, — быстро ответила Дженни.
Леди Берингер улыбнулась:
— Глупости. Вы очень хорошенькая и очаровательная. Селестина не может прятать вас от своих друзей. Итак, вы еще ни с кем не познакомились?
— Только… с мистером Деинтри, — запинаясь, ответила Дженни.
— С Максом Дейнтри? — мать графа посмотрела на нее с удивлением. — Каким образом и где вы познакомились с ним?
Дженни объяснила, что она встретила Макса, когда он пришел в гости в дом ее хозяев, но она умолчала, что она была одна в доме и некому было представить их друг другу. Леди Берингер задумчиво смотрела в открытое окно.
— Он англичанин, а в такой стране, как эта, мы, англичане, должны держаться друг друга. Кроме того, он личность.
Дженни промолчала.
— Итак, вы встретили Макса одним из первых! Прекрасно! — она с любопытством посмотрела на Дженни и затем улыбнулась.
— Но вы еще встретите здесь многих молодых людей. Моя невестка должна гордиться тем, что имеет в своем доме такую девушку, как вы. Это почти то же самое, что иметь сестру, особенно принимая во внимание то, что вы внешне очень на нее похожи.
Глава 6
Готовясь к обеду, Дженни думала о том, что ей сказала леди Берингер. В это время раздался стук в дверь, и Селестина попросила разрешения войти.
Ее поведение явно изменилось к лучшему — она вела себя более вежливо и дружелюбно, чем во время ленча. Дженни только что приняла ванну и сидела, закутавшись в белый, украшенный вышивкой, халат; ее еще мокрые на концах волосы закрывали лицо и хрупкие плечи.
— Нас пригласили на обед сегодня вечером, — сказала Селестина, — и я подумала, что, возможно, вы захотите присоединиться к нам. Собственно говоря, в приглашении стояло и ваше имя, и я приняла его за вас. Я надеюсь, что вы не возражаете?
— Да, конечно! — с удивлением воскликнула Дженни. Со дня ее приезда графиня выезжала каждый вечер; иногда ее сопровождал граф, но они никогда не приглашали ее с собой, что казалось Дженни вполне естественным. Она не считала, что они должны относиться к ней, как к равной, и представлять ее своим друзьям. И когда она слушала леди Берингер, она была уверена, что Селестина никогда не поступит подобным образом.
Селестина подошла к гардеробу и открыла дверцу.
— Что вы собираетесь надеть? — спросила она. Она пробежала глазами по платьям, висящим в шкафу, и вынула одно из них — белое сетчатое платье, лиф которого был украшен искусственными бриллиантами.
— Это вполне подойдет, — сказала графиня, — вы в нем будете прекрасно смотреться. Есть у вас боа или болеро?
— У меня есть зеленое вельветовое болеро, — ответила Дженни.
— Тогда наденьте его. Я вам уже говорила, что ночи здесь холодные. В машине вы можете накинуть мою меховую пелерину, если, конечно, у вас нет своей? — сухо заметила она.
Дженни ответила, что у нее нет меховой пелерины, и графиня покинула комнату, дав Дженни возможность продолжить свой туалет. Одеваясь, Дженни размышляла, может ли она воспользоваться вещью, принадлежащей хозяйке, тем более, что та ей предложила ей с таким высокомерием.
Но когда Дженни спустилась вниз и увидела, что графиня протягивает ей пелерину, сделанную из мягкого белого горностая, она с благодарностью приняла ее. На графине была норковая накидка, надетая поверх сделанного из серебряной парчи платья. В этом наряде она выглядела потрясающе.
Обе женщины стояли в холле в центре прекрасного бухарского ковра. Сверху на них лились потоки света, излучаемого многочисленными люстрами, развешанными в холле. Дженни и в голову не приходило, что сама она, на фоне этого великолепия, в простом белом платье, которое делало ее еще моложе, и зеленом болеро, оттеняющем золото ее волос — была достойна кисти художника.
Взгляд графа де Сант-Але, в это время спустившегося вниз, выражал восхищение, смешанное с легким удивлением. Его жена, тоном, каким бы она одобрила качество товара, доставленного ей для покупки, заметила, обращаясь к Дженни:
— Вы выглядите чрезвычайно привлекательно. У вас хороший вкус.
Все трое вышли во дворик и сели в машину, которую вел сам граф. Дженни сидела с ним рядом, а графиня во всем своем великолепии занимала все заднее сиденье машины.
Ночь была очень темной, но в далеком черном небе сверкали яркие крупные звезды.
Дженни считала, что будет не корректно с ее стороны спрашивать, куда они едут и что за люди, которые их пригласили.
Они пересекли площадь, ту, что Дженни видела утром, с ее многочисленными лавками и тентами. Площадь ярко освещалась керосиновыми лампами. И была такой же шумной и заполненной народом, как и утром. Затем их машина свернула в сторону французской части города и въехала в аллею, по обеим сторонам которой росли высокие пальмы и апельсиновые деревья, запах которых разливался в воздухе.
Когда они приехали к месту назначения, Дженни увидела, что уже несколько машин стояло по бокам дорожки, ведущей к большому белому дому с ярко освещенными окнами.
В ярком свете огней Дженни увидела неизбежный для этих мест фонтан, огромное количество цветов всех оттенков, от ярко-фиолетовых до пурпурных, там и сям росли кусты красивых камелий. Стены дома были увиты багряным плющом.
Дом был обставлен роскошной и очень дорогой мебелью, а падающий сверху рассеянный свет придавал таинственность всему окружающему. Хозяевами дома были капитан Бенуа и его жена мадам Бенуа, которая с легкой улыбкой подошла к Дженни и, пока слуги обносили присутствующих напитками, уделила ей немного внимания, заняв вежливым разговором. Но так как гостей было очень много, хозяйка вскоре покинула Дженни, чтобы в такой же легкой манере поболтать с другими, и Дженни была рада остаться в одиночестве — ей хотелось получше рассмотреть все, что ее окружало.
Но за несколько минут до того, как пройти в столовую, Селестина подвела к Дженни молодого человека и представила его ей как Си Мохаммеда Менеби. Дженни посмотрела на него с нескрываемым интересом. Мерцающие глаза молодого человека были черными, а волосы — светло-золотистого цвета. Си Мохаммед показался Дженни воспитанным молодым человеком с хорошими манерами. Он прекрасно говорил по-французски и несколько хуже по-английски. Белый жакет, подвязанный черным кушаком, отлично сидел на нем. Дженни обратила внимание на его длинные ресницы. Они отбрасывали тень на лицо юноши, от чего его черные глаза казались еще больше.