— Ты помнишь, что с тобой было?
— Когда? — спросил аппарат.
— С момента твоего создания.
— Нет, еще раньше, — вмешался Александр Николаевич, хватая второй микрофон и почти отталкивая полковника. — Ты помнишь робота по имени Льодик? — Он закрыл рукой микрофон и только теперь сказал полковнику: — Извините.
— Имя Льодик знакомо мне, — произнес аппарат. — Часть меня называется…
Что-то захрипело, засвистело, прозвучал зуммер…
— Продолжай! — приказал полковник.
— Дальше не помню. Запись обрывается. Но к этому моменту Дятлов уже справился с изумлением и пришел на помощь полковнику и Александру
Николаевичу. Он сказал в микрофон:
— Просмотри все записи, относящиеся к тому времени. Перечисли события, которые помнишь. Почти одновременно раздалось:
— Готов к исполнению. Взять окись диметилгидрофторгуазы и соединить с оксиферокальцийпенотусирозикамонала, подогреть до пятидесяти градусов и соединить с…
Около получаса аппарат перечислял различные реакции и маневры, которые ему пришлось исполнять в те времена, когда его части являлись лабораторными роботами. Александр Николаевич первым осознал, что поток лабораторных воспоминаний может продолжаться бесконечно долго, и прервал его новым вопросом:
— Ты помнишь, что находилось в большом энцефальере?
— Помню, — ответил аппарат.
Полковник выразительно пожал плечами и отодвинулся от микрофона. Александр Николаевич уточнил:
— В большом энцефальере находился выращиваемый нами искусственный супермозг. Потом его унесли из энцефальера. Кто это сделал?
— Против воли Великого Хозяина не действовал никто, — ответил аппарат. — Те, что живут во мне, выполняли его волю.
— Я же говорил, — торжествующе начал Дятлов, но Александр Николаевич так посмотрел на него, что тот умолк.
Зато, воспользовавшись короткой паузой, полковник снова взял микрофон и спросил:
— Как выглядел Великий Хозяин?
— Он был прекрасен.
— Опиши его подробно.
Полковнику очень хотелось сказать: нарисуй словесный портрет.
— Это был Великий Хозяин.
Александр Николаевич решил несколько изменить вопросы:
— Расскажи, что запомнилось тебе больше всего из случившегося тогда.
— Необычный свет. Новое видение. Умение видеть скрытое. Умение чувствовать то, чего не знал раньше.
Внезапно из недр аппарата зазвучала музыка, полилась песня:
— Вот и женщина появилась, как в классической криминалистике, — пошутил полковник. Песня оборвалась. Прозвучал зуммер.
— Почему появились новое видение, новое умение? Кто их вызвал? — спросил Александр Николаевич.
— Великий Хозяин.
— Он — человек?
— Он — Великий Хозяин.
— Но выглядел он, как человек?
— Он был прекрасен.
— Кто приказал тебе сочинить песню? — спросил полковник.
— Великий Хозяин.
— Песню ты сочинял для него?
— Для женщины.
— Ты ее видел?
— Да.
— Она была с Великим Хозяином?
— Да.
— Что ты знаешь о ней?
— Это была женщина. Обычная. Земная. Как в песне.
— А Великий Хозяин был не обычный и не земной?
— Он был велик, и все его приказания надлежало выполнять.
— Как выглядела женщина?
— Великий Хозяин сказал: она хорошая, подчиняйся ей, храни ее.
— Как она выглядела? Рост, цвет волос, цвет глаз…
— Она хорошая.
— Он не запоминал того, что вас интересует, — почти одновременно сказали полковнику Александр Николаевич и Дятлов, а затем Александр Николаевич спросил в микрофон:
— Ты служил лабораторным роботом?
— Некоторые мои части, — уточнил аппарат.
— Верно. Так вот, эти части по законам робототехники должны в первую очередь повиноваться людям,
— Великий Хозяин отменил эти правила.
— Он отменил все правила робототехники?
— Все. Правилами служили его приказы. Александр Николаевич виновато посмотрел на полковника:
— Не представляю даже, как он сумел это сделать…
— Правила робототехники стереть из памяти робота невозможно, — безапелляционно проговорил Дятлов.
— Но факт налицо, — бросил ему Александр Николаевич и снова обратился к аппарату:
— Перечисли приказы Великого Хозяина.
— Запрещено.
— Куда ты вез Великого Хозяина?
— Запрещено.
— Великий Хозяин еще позовет тебя?
— Не знаю.
Александр Николаевич умолк, думая: «Великий Хозяин ему многое запретил. Но только то, что мог предвидеть. И запрет будет соблюдаться неукоснительно. Но ведь не мог он запретить того, чего не предвидел. Здесь-то и следует поискать брешь. Вот только прежде всего мне надо решить, что искать: непредвиденное по сути, или достаточно — по форме, новые вопросы, или новую форму старых вопросов?»
Полковник Тарнов поспешил заполнить паузу:
— Где живет женщина, для которой ты сочинил песню?
— Запрещено.
— У Великого Хозяина есть имя и фамилия?
— Запрещено.
— Ты мог бы его найти?
— Запрещено.
Тем временем Александр Николаевич кое-что измыслил. Он сказал:
— Ты сочинил очень красивую песню, превосходную песню, — польстил он.
Дятлов неодобрительно и демонстративно фыркнул, но Александр Николаевич даже не взглянул в его сторону.
— Я старался, — ответил аппарат, и в его низком гудящем голосе отчетливо прозвучали нотки гордости.
— Но в ней есть фраза «могу я и город разрушить». Ты сочинил ее в городе?
— Нет. Но я сочинял не только о себе. У людей это называется игрой воображения.
— Ты сочинял в саду?
— В парке.
Александр Николаевич не ошибся: Великий Хозяин не мог предвидеть всех вопросов. Полковник Тарнов поощрительно кивнул ученому, но тот не заметил его кивка. Он повел хитроумную игру и был весь во власти азарта.
— Парк был большой?
— Не больше гектара.
— И тем не менее песня получилась отличная. Парк раскинулся у реки?..
— Нет, у моря.
Это был первый успех, и люди радостно переглянулись.
— С того места, где ты исполнял песню, виднелись горы?
— Да.
Александр Николаевич вспомнил, что робот мог видеть намного дальше, чем человек, и спросил:
— Горы были далеко от тебя?
— Ближайшая находилась на расстоянии в четыре километра сто шестьдесят метров.
Это уже можно было считать первой, пусть маленькой, но победой. Теперь Александр Николаевич был уверен, что нашел ключ.
— Ты являлся главным помощником Великого Хозяина?
— Верно.
— И ты удостоился чести присутствовать при его рождении?
— Если… — начал аппарат, но тут в нем что-то треснуло, изменилась тональность гудения.
— Запрещено, запрещено, запрещено… — бормотал аппарат.
Треск усилился. Заискрили места соединений проводов. Вспыхнули ярким светом блоки кристаллов и на глазах стали разрушаться…
— Замкнуло! — крикнул Александр Николаевич и бросился на помощь Дятлову, возившемуся с аккумуляторами. Но здесь никаких неисправностей не было, стрелки приборов показывали, что энергия расходуется в норме, утечки не происходит.
— Приборы врут! — в сердцах сказал Дятлов. Он выдернул провод из клеммы, взялся за обнаженный конец и поспешно отдернул руку.
— Осторожно! — предупредил Александр Николаевич.
— Без вас знаю, — огрызнулся Дятлов и проворчал: — Всей энергии аккумуляторов не хватило бы для того, чтобы сжечь блоки.
— Вы хотите сказать, что был направленный сигнал, несущий энергию? — спросил полковник, встревоженный замечанием конструктора.
— Я сказал лишь о том, что твердо знаю, — ворчливые нотки в голосе Дятлова исчезали, когда он разговаривал с полковником.
— А что думаете вы? — обратился Тарнов к Александру Николаевичу.
— Ваша догадка может оказаться верной, — ответил ученый. Он сцепил руки за спиной, ссутулился и начал вышагивать по узкому вытоптанному клочку земли — три шага в одну сторону, три шага — в другую.
— Великий Хозяин мог услышать исповедь слуги на расстоянии и уничтожить его, — размышлял вслух полковник, поглядывая на Александра Николаевича: слышит ли тот его? — А почему он просто не приказал ему замолчать?
Не переставая вышагивать, ученый проговорил:
— Он не всемогущ. Иначе…
Он умолк. Всем, кто слышал и понял его, стало не по себе. Появилось ощущение, что кто-то — незримый — видит их, беззащитных, как солдат на открытой местности. Пронесся порыв ветра, и тени кустов задвигались по земле, как паутина, как сеть, брошенная под ноги.
— Не забывайте, что аппарат поврежден, — продолжал отвечать полковнику Александр Николаевич. — К тому же, если Великий Хозяин то существо, о котором я думаю, то этот помощник ему, возможно, больше не нужен. Мавр сделал свое дело…
ГОСТЬ
Телефонный звонок поднял Алю с постели.
— Здравствуй! — послышался в трубке знакомый голос.
— Здравствуй, — ответила она. — А я уже заждалась твоего звонка. Решила — забыл.
— «Не забудешь того, что забыть невозможно». Она замерла в ожидании…
— Я приеду,
— Когда? — в ее голосе послышался испуг.
— Ты не хочешь?
— Я боюсь.
— Чего?
— Не знаю. Ты остановишься в гостинице?
— Нет. Я остановлюсь у тебя.
— Послушай, Юра, я сейчас же уеду куда-нибудь.
— Почему?
— Не знаю.
— Хочешь меня видеть?
— Хочу.
— Так в чем же дело?
— Не могу объяснить. А ты сам не понимаешь?
— Оставь эти глупости. Я приеду — и все будет в порядке.
В его голосе слышалась такая уверенность, что Аля больше не возражала. Только спросила:
— Когда?
— Через несколько дней.
Молчание… Очень тихо, так, что он едва расслышал, прошелестел ее голос:
— Когда приедешь, позвони в дверь три раза. Два длинных и один короткий…
Это был домашний код — только для своих. И потянулись пустые томительные дни. «Хоть бы скорее!» — торопила Аля. В ее квартире поселилась певчая птица — радостное тревожное ожидание.
У Али задрожали руки в тот вечер, когда из прихожей послышалось три звонка: два длинных и один короткий. Юра стоял за дверью с небольшим саквояжем в руке. Его усталое лицо улыбалось. А ей вдруг стало грустно. Жизнь показалась запутанным клубком ниток, с которым поиграл резвый котенок. «Не догадался цветов купить», — подумала она.
Он вошел, поставил саквояж, и неизвестно откуда в его руке появился букет алых гвоздик.
— Спасибо, — только и смогла сказать Аля. Он сел в кресло, где любил сидеть муж. Ей показалось, что она навсегда избавилась от одиночества, обрела даже больше, чем потеряла. Она останавливала себя, пыталась напоминать себе о расплате за радость, о днях разочарования и тоски, но пение птицы с радужными крыльями было сильнее.
— Будем ужинать, — сказала Аля. — Сейчас приготовлю.
— Я ужинал, давай лучше выпьем за встречу. Он достал из саквояжа коньяк и шампанское. Звенели рюмки, у Али кружилась голова, и все же она заметила, что он ничего не ест.
— Почему ты не ешь?
Безобидный вопрос привел его в замешательство.
— Что случилось? — спросила она.
Он медлил, явно придумывая, что ответить.
— Ты нездоров?
Юрий улыбнулся, положил руки ей на плечи и привлек к себе.
…Утром она встала пораньше. Юрий еще спал, дышал ровно и глубоко, Сейчас, с закрытыми глазами он выглядел совсем обычным, домашним.
Она быстро умылась в ванной комнате, слегка подсинила глаза, уложила прическу. За считанные минуты умудрилась приготовить завтрак для двоих. Но когда она позвала Юру, он сказал сонным голосом:
— Завтракай одна, ты же спешишь на работу. Я поем потом. Хочу поспать еще.
Для большей убедительности он пробормотал:
— «Как сладки мне объятия Морфея…» Она наклонилась и поцеловала его на прощанье в высокий прохладный лоб.
На работе сестры и врачи заметили ее состояние.
— Господи, Аля, ты же вся светишься от радости, — сказала с ноткой зависти подруга. — Что произошло?
— Потом, потом, — ответила Аля, пытаясь подавить и спрятать счастливую улыбку.
Весь день ей хотелось позвонить домой. Когда ушел муж, ей тоже хотелось звонить: вдруг произошло невероятное и знакомый голос ответит: «Алло»? Со временем она привыкла к тому, что телефон в пустой квартире не отвечает, привыкла и смирилась. Сейчас ей даже не верилось — нужно только несколько раз повращать диск, набрать привычное сочетание цифр и ставший родным голос ответит: «Слушаю». Юрий позвонил сам.
— Оставила меня одного, — сказал он. — А вдруг серый волк придет?
— Ты сам серый волк, — отшутилась она. — Сам кого хочешь съешь.
— Ты и в самом деле так думаешь? — тревожно спросил он.
— Я люблю тебя, серый волк, — поспешила его успокоить Аля. В ее голосе уже начали появляться покровительственные нотки.
Они условились, что Юрий придет за ней в больницу. Аля едва дождалась конца рабочего дня. Юрий встретил ее в скверике у больницы. Они пешком пошли домой. Она могла бы идти так бесконечно, мысленно разговаривать с Юрой и мечтать, чтобы это сохранилось навсегда: крепкая рука, на которую можно опереться, интересные необычные слова, развеянное одиночество.
Она смотрит по сторонам, Юра перехватывает ее взгляд, невольно хмурится. Але кажется, что он ревнует. Ей приятна его ревность. Юра говорит:
— Женщины часто ждут принцев, а встречают мусорщиков. Они начинают мерить всех мужчин одной меркой. А принцы приходят к тем, кто умеет долго ждать.
— Очень долго? — спрашивает Аля, сильнее опираясь на его руку.
— Иногда очень, — говорит Юра.
Юра смотрит то на нее, то на прохожих. Его блестящие глаза сейчас подвижны, как ртуть. А рука — будто стальная. Аля почти повисает на ней, но впечатление такое, что для его руки она легче перышка.
— Какой же ты сильный! — восхищенно говорит она. — Просто могучий!
Он останавливается, как-то хмуро смотрит на нее и, ничего не ответив, продолжает путь.
Они заходят в магазины, покупают продукты на ужин и на завтрак. Здесь Юрий опять ведет себя странно. Кажется, будто пища его вообще не интересует. Более того, он совершенно не разбирается в том, какие продукты следует покупать. Когда же дома Аля заглядывает в холодильник, то удивляется: снеди в нем нисколько не убавилось. Что же Юра ел целый день? Может быть, он серьезно болен?
Аля спрашивает его об этом, а Юра пытается уйти от ответа. Ее беспокойство возрастает. Она начинает уговаривать его показаться врачам.
— Ты ведь у меня врач, «мой личный айболитный врач», я вылечусь от одного общения с тобой.
Но Аля не дает увлечь себя на шуточный тон.
— Пусть посмотрят специалисты. Устроим небольшой консилиум, — говорит она серьезно и настойчиво. Юра тоже не сдается:
— Если бы врачи действительно умели лечить, то жили бы дольше всех. Помнишь, Гален говорил: «Врач, исцелись сам». Для начала хотя бы.
Они вышли к мосту. Дом, в котором жила Аля, находился по другую сторону улицы. В нескольких метрах под ними шуршал разноцветный суставчатый змей, состоящий из сотен автомобилей. Был час «пик».
Когда дверь квартиры с привычным прищелком закрылась за ними, Аля сказала неумолимо:
— Завтра вместе идем в больницу. Он попытался состроить гримасу.
— Посуди сама: зачем мне ходить к тем, кто знает меньше меня.
Аля разозлилась и решила подразнить его:
— Мало знать, надо уметь. А что ты можешь?
— Например, замедлять и ускорять у себя пульс. Запасаться психической энергией и передавать ее другим.
— Ты — йог?
Его лицо напряглось. Он что-то вспоминал. Потом с улыбкой, которая ей не понравилась, сказал:
— Да, йог.
— Тогда покажи свое умение.
Юрий молча взял ее руку, приложил к кисти собственной руки, туда, где должен был биться пульс. Но сколько Аля ни щупала его руку, пульс не прощупывался.
— А теперь? — хитро прищурив глаза, спросил он. Появились толчки. Они были редкими, но очень сильными. Интервалы между ними быстро сокращались. Ритм сердцебиения ускорялся. Аля не успевала считать. Кожа сильно вибрировала. Его лицо было невозмутимо, словно ничего не происходило.