— Сделай так, как я сказал. Только запомни поточней области для массажа.
Если бы это сказал любой другой, она бы посмеялась или возмутилась — в зависимости от настроения. А сейчас попросила:
— Несостоявшийся фокусник, займись саморазоблачением. Объясни мне, глупой, свои фокусы.
— Нужно не объяснять, а составлять карту иннервации. Нефрит — следствие. Если воздействовать на два центра иннервации одновременно, мы добьемся излечения. Смотри, я буду рисовать карту…
Аля ничего не поняла ни в карте, ни в его объяснениях. Более того, с профессиональной точки зрения они были крайне наивны. Она пыталась возражать:
— Это не существенно.
— А ты точно знаешь, что существенно и что не существенно?
— Но ведь здесь органическое, а не функциональное расстройство.
— Помнится, кто-то говорил то же самое, когда я лечил чьюто руку. Или я ошибся?
— Нет, ты не ошибся, — примирительно улыбнулась она, думая о том, что он может разозлиться.
Она заметила, что Юра не любит спорить. Иногда он позволял себе терпеливо выслушать возражения до конца, не перебивая, но на его лице появилась гримаса, как от зубной боли.
Аля была уверена, что осуществление Юриного предложения явится для больного лишь «холодными припарками», но она все-таки сделала так, как советовал Юрий.
Уже потом она спрашивала себя: почему я с таким волнением жду результатов лечения?
Результат был потрясающе неправдоподобным…
Едва Аля открыла дверь в палату, ее встретили три беснующиеся фигуры, с ног до головы закутанные в простыни. Одна из них тут же забежала за ее спину, отрезая путь к выходу. Другие начали дикарский танец. Они кружились и приседали, извивались и подпрыгивали. Края простынь завивались вокруг их худых ног. Пляска сопровождалась воинственными криками и воплями.
Одна из фигур неожиданно остановилась и протянула Але большой букет луговых цветов.
— Я сам их собрал для вас у реки, — сказал мальчик, который еще несколько дней перед этим едва ходил.
Танец белых фигур объяснялся очень просто. Оказалось, что это был «танец привидений». Мальчику во время болезни приносили много самых различных книг, в том числе и очень старых и очень страшных. Он попросил своих друзей по палате разыграть представление.
Анализы подтвердили окончательное выздоровление. От болезни не осталось никаких следов, будто мальчик никогда и не болел.
Вечером дома Аля спросила у Юрия:
— Скажи мне, кудесник, любимец богов, как мог ты предвидеть такое?
Он засмеялся и развел руками.
— Все очень просто, секретов нет. Стоит только подумать как следует. Помнишь, мы читали: «Только мысль способна за миг обежать всю Вселенную…»
— Я согласна быть твоей смиренной последовательницей, о, несостоявшийся фокусник!
Юрий смотрел в окно. Там, за мутным слезящимся стеклом, упругие струи дождя дочиста выхлестывали мостовую. На Юрином лбу появились какие-то линии, будто там сейчас должны были прорезаться морщины. Они так и не прорезались до конца. Он покачал головой.
— Ну и загадку ты мне загадала, последовательница. Ведь для того, чтобы выполнить твою просьбу, мне нужно сначала самому сообразить, почему я мыслю именно так и почему только на первый взгляд мои выводы кажутся такими странными.
— Да почему? — подхватила Аля.
— Один человек считал, что я мыслю по законам геометрии Лобачевского. Другой считал, будто все дело в том, что я оперирую целыми, неразделенными полями информации…
Аля заподозрила, что он хочет уйти от ответа, и строго спросила:
— А на самом деле?
Он подошел к ней, ласково поворошил мягкие пушистые волосы, вздохнул.
— Нужно разобраться в алгоритмах, проанализировать их…
— Ну и что же? Мозг-то у нас одинаковый! Его пальцы перестали ворошить ее волосы, замерли. Она освободила голову и взглянула ему в глаза.
Они были остановившиеся, остекленелые…
Слух о чудесном докторе-исцелителе разнесся по городу, и к Але толпами повалили больные. Она оказалась в весьма затруднительном положении. Выслушав ее жалобы, Юрий неожиданно предложил:
— Устрой меня к вам на работу. Я помогу тебе.
— Но ведь ты не врач.
— Не имеет значения. Разве ты не убедилась? Она поспешно отвела глаза.
— Но диплом…
— Диплом? — Он пытался что-то вспомнить. Затем повторил так, будто не знал значения самого слова: — Диплом…
— О, несостоявшийся фокусник! Это далеко не лучшая из твоих шуток. Для поступления на работу необходим самый обычный диплом, который имеет каждый специалист…
— А ты имеешь?
— Конечно. Кто же допустил бы меня к лечению больных без диплома?
— Покажи.
Она пожала плечами.
— Ты не веришь мне?
В его глазах растаяла мутная пленка, они живо и лукаво высветились. Аля произнесла с облегчением:
— Шутишь.
— И все-таки покажи.
Она нагнулась, близко заглянула ему в лицо. Тревога, таившаяся в дальнем углу, вышла оттуда и выгнула спину. Чтобы прогнать ее, Аля поцеловала его в губы — они теперь были неестественно твердыми и неподатливыми.
Аля послушно достала диплом и показала Юрию. Он раскрыл, внимательно прочел и засмеялся:
— А тебя, оказывается, здорово можно разыграть! Тот, кто внушает другим, сам легко внушаем.
«Значит, разыгрывал? И так правдоподобно?» Она готова была поверить ему, но тревога не уходила. Юрий каким-то образом почувствовал состояние Али.
— Ладно, малыш, открою тебе еще один свой секрет. Не задавайся, у меня есть такой же диплом.
— Диплом врача? У тебя два диплома — врача и физиолога?
— Догадливая…
— Диплом здесь, с тобой?
— Конечно.
Аля не решалась попросить его показать свой диплом, хотя ей очень этого хотелось. Она нашла другой ход.
— В таком случае я завтра же поговорю с директором. А послезавтра мы вместе отправимся в больницу, и тебя оформят.
— В помощники к тебе. В труфальдины к своему господину.
— Ничего себе помощничек-кудесничек,
— Иначе я не согласен.
Он сказал это серьезно и твердо, не оставляя места для препирательств. Аля не знала, что и подумать. А потом расчувствовалась: «Да что же это я? Ведь он хочет сделать так, чтобы вся слава мне досталась. Я восторгаться должна, благодарить…»
Аля пришла вместе с Юрой к главному врачу больницы.
— Присмотрелись к помощнику, Алина Ивановна? А то ведь намаетесь потом, — поощрительно подмигнул ей главврач, добродушный толстяк с модными пшеничными усами, свисающими ниже подбородка. До него уже, конечно, дошли слухи о новом женихе «нашей докторши».
— Да, присмотрелась, — ответила Аля, наливаясь густым румянцем.
Главврач «не заметил» ее состояния. Он поспешно повернулся к Юрию.
— Давайте ваш диплом, коллега.
Юра достал из новенького портфеля новенький — с иголочки — диплом.
— Так вы, оказывается, старые однокашники с нашей Алиной Ивановной! — воскликнул главврач и погрозил пальцем. — Ай да конспираторы!
Аля подняла недоумевающий взгляд.
— Ладно, ладно, вот запишу я вас обоих в наш драмкружок, там и разыгрывайте водевили! — белозубая начальническая улыбка во весь рот была рекламно-ослепительной. — В дипломе ясно сказано: институт, факультет, год выпуска. Все совпадает. Ай да Алина Ивановна, ай да конспиратор!
Аля сидела ни жива ни мертва. Руки и ноги были вялыми. Одна мысль пульсировала в мозгу. «Кто же он? Кто он?»
Недоброе предчувствие навалилось на нее, не давая дышать. Надо было немедленно выяснить хотя бы часть истины. Она не отвечала на шутки главврача и еле дождалась, пока они с Юрой вышли из кабинета. Потащила Юру на лестничную площадку, между этажами. Тут им никто не мешал. Але казалось, что она кричит, хотя на самом деле она шептала:
— Ради всего святого скажи мне, кто ты такой? Он молчал.
— За что ты меня так мучаешь? Чем я заслужила? Что бы там ни было, я хочу знать. Ты не веришь мне, скажи, не веришь?
— Я просто не знаю, что говорить, — сказал Юра. Как это ни удивительно, его голос звучал настолько искренне, что ее подозрение заколебалось. «Но диплом? Откуда он его взял?»
— Ты подделал диплом?
— Кудеснику присвоен еще и титул фальшиводипломника! Не слишком ли много для одного?
— Ну да, конечно, ты был моим однокурсником, и мы вместе бегали в студенческую столовую. Жаль только, что я тогда тебя совсем не замечала.
— «И встретились они наконец, и он ее повел под венец», — продекламировал Юрий, поддерживая игру. — Вот мы всё и выяснили.
— «Всё» будет, когда ты скажешь, где взял диплом. — Аля понимала, что лучше не трогать этот вопрос. Она мысленно ругала себя упрямой ослицей, которой однажды привалило счастье, а она бежит от него. Но с тем же упрямством она мчалась в прежнем направлении, закусив удила.
— Там же, где и ты, — ответил он.
— В институте? Значит, там совершили подлог?
— Я не знал, что это называется подлогом, — сказал он так, будто не случилось ничего предосудительного.
— Но ты кончал наш институт? Может быть, выписывая диплом, просто перепутали год окончания?
— Наконец-то догадалась, нерадивая ученица, — комически вздохнул он. — Ставлю вам за смекалку тройку!
— А в каком же году на самом деле ты закончил институт?
Его глаза сощурились, стали узкими щелками, спрятались под могучим нависшим лбом. В них сверкнули молнии.
— Какое это имеет значение? Ты убедилась, что я могу лечить людей? Или бумажка дороже умения?
— Зачем же в таком случае…
— Зачем, зачем? Мне надоел допрос. Кто-то что-то перепутал в бумажке. Нужно ли из-за этого тратить столько слов?
Аля заметила молнии в его глазах.
«Доигралась, ослица? — подумала она. — Потеряла однажды мусорщика и встретила принца. Да, принца! Он полюбил тебя и хотел тебе помочь. Да, помочь! Нет, не хотел — помог! И тебе, и твоим больным. Но ты привыкла к мусорщикам, к их образу жизни, к их этикету. Ну и получай! Ты надоела принцу! Да, надоела! Он уйдет и найдет тысячи таких, как ты! И никто из них не будет задавать ему глупых вопросов. Да, не будет!»
В ее глазах заблестели слезы, и только женская память о краске, которая может потечь с ресниц, и она предстанет перед ним в довершение ко всему зареванной и некрасивой, некоторое время удерживала их. Но вот слезы сорвались и потекли по щекам, оставляя две темные дорожки…
Он взял ее за руку, привлек к себе:
— Глупый малыш…
И все-таки Аля была счастлива. Наконец-то в ее жизни появился человек, о котором она мечтала еще в отрочестве, — умный, сильный, своеобразный, с которым не приходится скучать. Никогда не знаешь наперед, что он скажет, что сделает, и день на день непохож. Его мысли, слова, поступки неожиданны, оригинальны, хотя она не всегда может понять их. Возможно, именно из-за непонимания возникает тревога. Но радость от общения с ним, преклонение перед ним — сильнее. Аля шепчет:
— Ты останешься со мной навсегда?
Его глаза тускнеют. Он спрашивает, глядя мимо нее:
— Почему людям обязательно хочется сохранить, да еще «навсегда», то, что сохранить невозможно?
У нее появилось прежнее ощущение — осталась одна на бесконечном перроне. Ее голос дрогнул:
— Ты собираешься уезжать?
— Я ведь говорил вообще…
— А я — о нас. Юру удивил ее тон.
— Что с тобой, малыш?
— Ты не ответил…
— Ты хочешь, чтобы я был с тобой навсегда?
— Разве об этом надо спрашивать?
— Если кто-то хочет сохранить человека, чувство, мгновение, он всегда может это сделать.
— Как?
Юрий встал, подошел к окну. Его силуэт отчетливо вырисовывался на фоне плывущих облаков. Казалось, что он летит, легко расталкивая облака. Затем он вернулся к ней, легко вложил свое тело в кресло — любимое кресло ее мужа. По его лицу Аля угадывала: он не с ней, он — далеко.
— У человека есть удивительное свойство, — проговорил Юрий. — Оно позволяет снова пережить прошлое.
— Пережить? Ты не ошибся? Разве можно вернуть прошлое?
Его глаза мгновенно меняют цвет.
— Больше, чем просто вернуть. Это свойство позволяет улучшить прошлое, увидеть его таким, каким пожелаешь… Помнишь: «Но в памяти моей такая скрыта мощь, что возвращает образы и множит… шумит, не умолкая, память-дождь, и память-снег летит… и пасть не может». Да, я говорю о человеческой памяти. О ее способности выдавать и комбинировать то, что человек хочет.
— Не знаю, как тебе это удается. Мне — далеко не всегда.
— Иногда это больше, чем действительность, — уверенно говорит он. — Потому что для человека это и есть «навсегда». Единственно возможное.
Тень мелькает по его лицу, и он добавляет:
— Конечно, если под словом «всегда» подразумевать одну жизнь.
Сумеречные тени скользят по стенам, обступают их со всех сторон и отгораживают от мира. Аля забывает, о чем они говорили, все слова отступают, становятся несущественными.
Через верхний правый угол окна в комнату воровато заглядывает желтый глаз луны. Облака то закрывают его, то открывают. Але кажется, что желтый глаз подмигивает ей. Из тьмы выплывают различные предметы. Стол, будто большой фрегат, покачивается на рейде…
Вдруг Юрий произносит:
— Может быть, неповторимость нашего «я» больше, чем вечность?
«Господи, значит, он все время продолжал думать о том же, — с отчаянием думала Аля. — Его ничто не может отвлечь… Ничто… Сухарь!.. Но, может быть, очень умный и сильный человек должен быть сухарем? Ум в нем всегда руководит чувством…»
Луна больше не подмигивала Але. Она неподвижно замерла в окне — скучная, неодушевленная. Спутник, на который строго по расписанию уходят грузовые и грузопассажирские ракеты.
Аля приподнимается на локте и сверху вниз смотрит на Юрия.
— Странный ты все-таки человек, — с досадой говорит она.
Он невозмутимо молчит, занятый своими мыслями. Але кажется, что он не расслышал ее слов.
На работу они уходили вместе, провожаемые одобрительными взглядами соседей. Их встречали по дороге знакомые и незнакомые люди, почтительно здоровались. Несколько вылеченных ими больных, числившихся раньше в разряде «безнадежных», быстро создали им славу, которой Юра явно тяготился. Всюду, где их чествовали, он старательно выдвигал Алю на передний план, а сам предпочитал оставаться в тени.
— Я только ассистент, — говорил он. — Благодарите доктора.
Аля получала премии и дипломы, ее назначили заведующей отделением. Несколько раз она пыталась поговорить с Юрием по душам о его чрезмерной скромности и своем двусмысленном положении, но он только отшучивался.
Впрочем, ему не всегда удавалось держаться «в тени». Кто-то из врачей однажды обратился к нему за советом. Совет оказался полезным. Врач рассказал коллегам о том, как помог ассистент Алины Ивановны. Юрия стали донимать просьбами. Прошел слух о блистательном диагносте.
— Что мне делать? — спросил Юра у Али. — Они одолевают меня просьбами.
— Тоже проблема, — рассмеялась Аля. — Ну и помогай им.
— Да, но…
— Боишься выдать истинное положение вещей? — пошутила она. — Я-то не боюсь.
Еще через несколько дней он сказал ей растерянно:
— Кажется, у меня появились враги.
— Кто же они? Те, кому ты отказался помочь? Его длинные ресницы взлетели, выпустив, словно птицу, недоумевающий взгляд.
— Нет, те, кому я помогал… Доктор Назаров ошибся в диагнозе, я указал ему на ошибку. И вот…
Она снисходительно и ласково улыбнулась, думая:
«Все-таки он — большой ребенок». Сказала, немножко кокетничая, продолжая прерванную с детства игру в «дочки-матери»:
— Завистники встречаются не так уж редко. Никому не хочется быть хуже другого.
— Но ведь они сами просят меня о помощи. Она погладила его по плечу:
— Будь снисходителен к слабостям. Помни, что каждый имеет право на ошибку.
— Ты уверена, что люди имеют на это право? — с беспокойством спросил Юрий. Он вспомнил книгу, в которой рассказывалось, как люди из-за зависти погубили великого ученого. Читая ее, он внутренне содрогался от омерзения и ненависти, давал себе слово отомстить толпе злобных своекорыстных человечков. Но в другой книге он прочел о людях, прививавших себе болезни, чтобы научиться спасать других людей, о добровольцах, отдающих кровь и кожу, о голодающем, поделившемся, последним куском хлеба с товарищем…