– Десять минут, сэр. Боюсь, мы его потеряли.
– А ты не бойся раньше времени, – буркнул полковник. – Тем более что, если дальше пещера расширяется, то скорость течения падает.
Прошло еще несколько минут, и тут в палатку просунулась голова Эплсворта в мокром шлеме:
– Сэр, река подходит к палатке.
– Ладно, сворачиваемся, – Брэддок поднялся, складывая ноутбук. И в тот же миг компьютер громко пискнул.
Полковник поспешно снова развернул экран. На мониторе пульсировала ярко-красная точка.
– Он все-таки сделал это! Хорошая работа, Вальтер.
Однако то, что Брэддок разглядел на экране, не слишком ему понравилось. Выход из-под земли находился менее чем в пяти километрах от отряда по прямой – но эту прямую пересекали длинные складчатые холмы, протянувшиеся как раз поперек пути. Крутизна склонов этих холмов в некоторых местах достигала семидесяти градусов. Гряду холмов можно было обойти, сделав шестнадцатикилометровый крюк – но не длина этого пути в абсолютных цифрах смущала полковника, а густота зарослей, хорошо различимая даже на спутниковых снимках. Скорее всего, джунгли здесь срослись в сплошную непроходимую массу, где один километр пути может отнять целый день. Холмы тоже заросли лесом, но не так сильно. Так что вариантов оставалось два – дожидаться, пока кончится дождь и спадет вода, и идти через пещеру, исходя из того, что ночью здесь дождей не бывает, или же лезть через холмы.
Меж тем воды разлившейся реки уже облизывали северный угол палатки, и люди поспешно вышли наружу, под ливень. Двое солдат быстро свернули палатку.
Джонс подумал о роботе, который, исполнив свой долг и послав последний привет на спутник, уплывал по подземной реке все глубже во мрак – теперь уже навсегда. Еще несколько часов проработают его аккумуляторы, камера, периодически выныривая из воды, будет сканировать своды пещеры, электронный мозг будет анализировать обстановку, тщетно ища возможность для возвращения, модули долговременной памяти будут прилежно заполняться информацией, которую уже никто не сможет востребовать. Затем напряжение начнет падать, и системы отключатся одна за другой. Ослепший и парализованный, робот продолжит свой путь в один конец и, скорее всего, в итоге навсегда упокоится в каком-нибудь подземном озере. Впрочем, нельзя исключать, что когда-нибудь он все-таки еще поднимется на свет – если через множество тысячелетий его откопает археолог будущей цивилизации. Учитывая, что робот сделан в основном из химически инертных материалов либо покрыт таковыми, он имеет неплохие шансы сохраниться до той поры. И археолог, обнаруживший его в толще горных пород, чей возраст заметно превышает возраст человеческой цивилизации, возможно, сделает вывод о посещении древней Земли инопланетянами…
– "Утонувшей вещи троекратно бойся", – словно прочитал его мысли Брэддок. – Как по-вашему, это может быть указанием на какой-то предмет, утонувший в туннеле? Или, может быть, все-таки предупреждением об опасности утонуть там?
– Едва ли, – пожал плечами археолог. – Это из другой части текста, не той, что описывает дорогу к святилищу… Какие у нас дальнейшие планы?
– Метеопрогноз плохой, – ответил полковник. – Едва ли пещера станет проходимой раньше, чем через пять-шесть часов. Придется лезть через холмы.
– В дождь по мокрым склонам?
– Именно так, док. По мокрым и крутым. Еще вопросы?
Джонс, с видом "надеюсь, вы знаете, что делаете", натянул лямки своего ранца.
Грязь жирно чавкала под ногами, трава была скользкой, то и дело приходилось переступать через мутные ручьи, а с каждой задетой ветки обрушивался целый водопад – но в целом до подножия первого из холмов отряд добрался без приключений. Здесь участники операции остановились.
– "Гекконки", – скомандовал Брэддок.
Бойцы надели специальные перчатки и бахилы, способные удержать взрослого человека даже на отвесной гладкой стене. Эти простые на вид приспособления были изготовлены с помощью нанотехнологий; миллионы крохотных волосков прилегали к поверхности стены столь плотно, что вступали в действие силы межмолекулярного притяжения – силы Ван-дер-Ваальса. Сам принцип разработчики позаимствовали у природы – именно так устроены лапы ящерицы-геккона, способной бегать даже по потолку. Однако, поскольку спецназовцам приходится карабкаться не только по гладким стенам, искусственные "гекконки" имели и крючочки куда большего размера, и даже выпускающиеся когти двухдюймовой длины.
В тренировочном лагере Джонс прошел инструктаж и короткую практику по пользованию "гекконками", но все же теперь к нему подошел О'Лири, проверил, надежно ли доктор затянул ремни на запястьях и лодыжках (служившие не только креплением, но и контактами для управления когтями с помощью биотоков кожи), удостоверился, что когти нормально выходят и убираются, и хлопнул археолога по плечу, давая добро. Джонс, который был не в восторге от подобной фамильярности, выдавил из себя улыбку и полез на холм следом за уже двигавшимися вверх бойцами.
Поначалу подъем был не слишком крутым, так что достаточно было лишь переставлять ноги, но вскоре участникам операции пришлось карабкаться, используя все четыре конечности – то хватаясь за корни и ветви, то прилепляясь "гекконками" к голому боку скалы, с которого водяные потоки давно смыли всякую почву. Подсознание Джонса, никогда в своей жизни не бывшего ни гекконом, ни хотя бы тренированным спецназовцем, активно противилось способу передвижения, который с точки зрения обычного человеческого опыта означал верное самоубийство; каждый раз, прилепляя руку или ногу к склону, на котором не за что было держаться, доктору приходилось ломать свой инстинкт самосохранения. Однако "гекконки" работали безукоризненно, и постепенно инстинкт примирился с достижениями прогресса. Однако быстрее, чем уходил страх, накапливалась усталость. Сердце стучало где-то в районе горла, мышцы наливались болезненной свинцовой тяжестью – особенно мускулы рук: Джонсу доводилось проходить десятки километров за день, в том числе во время своего недавнего бегства от бандитов, но чемпионом по подтягиванию он не был. В конце концов он застыл на очередном уступе; дождь, наконец, закончился, и до гребня первого (самого низкого) из холмов оставалось не больше дюжины метров, но археолог не чувствовал в себе сил на последний рывок. Полковник, ушедший было вперед (точнее, вверх), заметив это, полез обратно; к археологу направился и Хоренстиин. Медику не требовалось расспрашивать Джонса о его состоянии – биометрические датчики были в каждом из костюмов, и теперь Хоренстиину достаточно было вывести данные археолога на забрало своего шлема.
– Стандартную дозу? – осведомился полковник.
– Да, – кивнул Хоренстиин, извлекая одноразовый шприц, уже заполненный раствором.
– Не надо… – попытался протестовать Джонс. – Я… сейчас… немного отдышусь и…
– Док, мы не на Олимпиаде, и здесь нет допинг-контроля, – пресек дискуссию Брэддок.
Археолог обреченно поднял рукав комбинезона. Игла была очень тонкой, укола он практически не почувствовал. Зато последствия ощутил в первую же минуту. Казалось, усталость и боль уходят с каждым ударом сердца, и с каждым вздохом мозг и все тело наполняет радостная уверенность в своих силах. Пульс, правда, остался несколько выше нормы, но теперь сердце не трепыхалось, как овечий хвост, а стучало мощно и размеренно, словно поршень могучей, идеально отлаженной машины. Джонс почувствовал, что готов одним махом залезть не то что на этот чертов холм, а на Эверест.
– Как самочувствие? – приподнял уголок рта полковник.
– Лучше и представить трудно! – воскликнул ученый, но тут же на его лицо вновь легла тень озабоченности. – Только… знаете, я ведь никогда никакой дряни… не то что "травки" в студенческие годы – я даже кофе не пью…
– Это не наркотик, – повторил Брэддок слова Хоренстиина. – Хотя, конечно, в свободной продаже вы этот препарат не найдете. Потому что силы не берутся из ниоткуда – вы просто тратите ресурсы, которые обычно организм предпочитает сберегать на крайний случай. Позже они восстановятся. Если не переусердствовать с дозировкой.
– А вы не будете делать себе такие уколы?
– Нам пока нет необходимости. Но попозже – вполне возможно.
Зимний день уже подходил к концу. К тому времени, как отряд спустился в ложбину между первым и вторым гребнем, окончательно стемнело, но, как и накануне, люди продолжали путь. Подъем, спуск, снова подъем… Перед штурмом последнего гребня уколы понадобились и кое-кому из спецназовцев. Никто не пытался форсить, делая вид, что он выносливей, чем на самом деле; всякий понимал, что переоценка его собственных сил в критической ситуации может оказаться смертельно опасной не только для него самого, но и для товарищей.
Наконец отряд начал спуск по вогнутому полумесяцем склону последнего холма. Где-то у его подножия, чуть ближе к южному рогу полумесяца, находился выход из пещеры, пока что неразличимый даже с помощью приборов ночного видения. А дальше на запад до самого горизонта простирался сплошной массив джунглей, выглядевших совершенно непроходимыми. Зрелище это, тем более отчетливое, чем ближе к зарослям подходили участники операции, способно было, казалось, повергнуть в уныние любого путешественника – однако полковника только радовало.
– Я опасался, что дождь смыл все следы бандитов, – поделился он с Джонсом, – но теперь у нас не возникнет проблем. Достаточно лишь найти, где они прорубались сквозь чащу, а дальше мы пойдем за ними по этому коридору, как поезд по рельсам за рельсоукладчиком. Если лес и дальше такой же густой, мы можем догнать их уже завтра. В вашем тексте что-нибудь говорится о длине этого участка пути?
– Нет, – буркнул Джонс; несмотря на еще не закончившееся действие стимулятора, у него дрожали руки и ноги, и к тому же разыгрался совершенно зверский аппетит. – И про заросли тоже. Наверное, тогда лес здесь еще не был таким густым. Но это – последняя часть пути. Надо идти от пещеры на запад, пока не увидим храм. Наверное, он не очень далеко, раз не указаны другие ориентиры.
– На что обычно похожи храмы майя?
– На ступенчатые пирамиды с плоской вершиной. Высота может быть до нескольких десятков метров.
– На спутниковых кадрах района нет ничего похожего.
– За 11 веков пирамида могла зарасти травой и деревьями. Да и вряд ли она очень высокая, если святилище тайное. Возможно, сейчас она больше похожа на пригорок, чем на искусственное сооружение.
– Есть шанс, что бандиты не узнают ее, даже если увидят?
– Зависит от ее состояния. Теоретически это не исключено. Но Маркус узнает. Он, как-никак, профессионал.
– Очень хорошо. Значит, у него еще остается пространство для маневра. Надеюсь, мы настигнем их вовремя.
Блэкбеар, спустившийся первым, доложил, что видит выход из пещеры. Вскоре к нему присоединились остальные. В отверстый зев, наклонно уводивший вниз, под холм, еще стекали последние вялые ручейки; можно было расслышать, как далеко внизу, в непроглядной даже для приборов ночного видения тьме, журчит вода.
– Этот ход идет точно в направлении "восток-запад", – заметил Джонс. – Весной и осенью на закате через эту дыру снизу действительно видно солнце.
Куда более важным, впрочем, было другое открытие, сделанное буквально через пару минут: Биденмайер обнаружил место, где мачете бандитов вгрызлись в переплетения ветвей. Теперь уже не оставалось сомнений, что "красным партизанам" и, очевидно, их пленнику удалось благополучно выбраться из-под земли. Перерубленные тут и там ветки, увядшие обрывки лиан, валяющиеся на земле сучья и впрямь образовывали уходящий на запад коридор, идти по которому было не в пример приятнее и быстрее, нежели прокладывать его. Тем не менее, Джонс едва держался на ногах, да и остальные нуждались в отдыхе, и Брэддок объявил привал.
С утра мышцы Джонса болели так сильно, что хотелось стонать. Хоренстиин вновь сделал ему какую-то инъекцию, не столь сильнодействующую, как накануне – "просто чтобы снять неприятные ощущения". Измученный археолог уже не допытывался, насколько она безвредна.
Поскольку спать легли поздно ночью, то выступили в путь уже засветло; накануне дождь сбил жару, но теперь солнце, едва поднявшись над лесом, шпарило вовсю, и сырые джунгли окутались плотным туманом испарений. Тем не менее, идти по проложенной бандитами тропе было легко – особенно учитывая все навигационные приспособления, имевшиеся в распоряжении отряда. Единственное, что беспокоило Брэддока, так это возможность засады возле тропы, поэтому головной дозор (а, стало быть, и весь отряд) продвигался вперед все же не так быстро, как хотелось. Пока что, впрочем, детекторы движения и тепла не фиксировали ничего крупнее и опаснее птиц.
К полудню туман, наконец, рассеялся, и над головой сквозь густую сеть переплетенных ветвей проглянуло ясное небо. Брэддок немедленно запросил свежие данные со спутников, но сплошной зеленый ковер по-прежнему оставался непроницаем для космических глаз. С земли же, несмотря на дождь, удавалось обнаружить кое-какие следы бандитских привалов; судя по тому, сколько раз "красные партизаны" останавливались на ночлег, путь через сплошные заросли занял у них не менее пяти дней, в то время как шедшие по "коридору" спецназовцы преодолели ту же дистанцию уже к вечеру. Последний бандитский привал был, очевидно, сделан совсем недавно.
Деревья меж тем становились все выше и толще, и в конце концов отряд вступил в по-настоящему древнюю часть леса. Многие стволы здесь достигали добрых двухсот футов в высоту. Их пышные кроны тесно переплетались там, наверху, едва пропуская свет даже в полдень, а тем более в вечерний сумеречный час; однако нижние ветви давно засохли и отвалились, а молодой поросли не хватало света. Конечно, кое-какие деревца и кустарники все равно росли в благодатном тропическом климате, но в целом подлесок здесь был слишком чахлым, чтобы образовать непроходимые заросли. Здесь, очевидно, бандиты вновь набрали нормальную скорость, а значит, и спасательной экспедиции рано было думать о привале. Брэддок решил идти всю ночь, при необходимости – вновь прибегнув к стимуляторам, лишь бы настигнуть террористов до рассвета.
Все, однако, разрешилось еще раньше. Внизу все уже лежало в густой тени, но листва в вышине еще золотилась в закатных лучах, когда впереди воздух раскололи автоматные очереди.
Отряд мгновенно залег (замешкавшемуся археологу помогла это сделать тяжелая лапища Кнутта), но уже в следующий миг стало ясно, что непосредственной опасности нет. Стреляли слишком далеко и, вероятнее всего, в другую сторону.
– Пума – Пума-1, огонь очередями прямо по курсу, дистанция на слух – около шестисот метров от позиции головного дозора, – спокойно доложил Биденмайер. – Противника пока не наблюдаю. Стрельба ведется примерно из одного места, ответных выстрелов не слышно.
– Это ведь не по нам? – доктор подполз к полковнику.
– Нет. Даже если бы нас засекли, подпустили бы ближе.
– Тогда кто это?
– Я знаю не больше вашего.
– Может, правительственные войска Гватемалы?
– Едва ли они забрались в такую глушь. Скорее уж бандиты перессорились друг с другом.
– Так чего мы ждем? Маркус в опасности!
– Хотите оказаться в опасности вместе с ним? Док, это ситуация, о которой я предупреждал. Держитесь позади и не путайтесь под ногами у профессионалов. Восьмой, девятый! Прикрываете доктора, если что – без церемоний. Первый, второй! Пошли вперед, но осторожно. Остальные – рассредоточиться и перебежками вперед, сближение с головным дозором до пятидесяти метров. Без приказа первыми огня не открывать. Помните, что доктор Квинсли сейчас может выглядеть не так, как на фото.
На фотографиях, предъявленных спецназовцам, Маркус Квинсли имел щегольской вид и был идеально выбрит, но после двух месяцев плена вполне мог оказаться не менее бородатым, чем партизаны.
Спецназовцы перебегали от дерева к дереву, быстро осматриваясь по сторонам. В сумраке леса они полагались не столько на собственные глаза, сколько на детекторы движения и приемники инфракрасного излучения. Пока что, однако, ни глаза, ни приборы не фиксировали ничего необычного – несмотря на продолжавшуюся впереди автоматную пальбу. Впрочем, характер стрельбы изменился. Стреляли столь же яростно, длинными очередями, но, похоже, в общем хоре стало меньше голосов. Не иначе, несколько стрелков выбыли из строя.