Тихоокеанский водоворот - Клайв Касслер 20 стр.

—   Привет, Саммер, — с кривой улыбкой сказал Питт. — Случайно проходил мимо и решил заглянуть.

Дверца в сознании Питта плотно захлопнулась, и он наконец упал на ковер.

Глава 16

Питт потерял счет тому, сколько раз почти прихо­дил в себя и пытался выбраться из темного тумана, только чтобы затронуть самый верх сознания и снова погрузиться в бездонную пропасть. В его сознании в калейдоскопическом беспорядке возникали люди, голоса и картины. Он пытался замедлить их появле­ние, но безумные видения не уходили; а когда он от­крыл глаза, чтобы изгнать кошмары, то увидел кош­мар наяву — звериные желтые глаза Дельфи.

—   Доброе утро, мистер Питт, — сухо сказал Дель­фи. Тон был вежливый, но в жестких чертах проступала ненависть. — Жаль, что вы ранены, но вы вряд ли можете кого-нибудь винить.

—   Вы забыли повесить табличку «ВХОД ВОС­ПРЕЩЕН».

Голос Питта ему самому показался старческим.

—   Недосмотр. Но ведь никто не приглашал вас в мощный поток, исходящий из газовой турбины.

—   Газовой турбины?

—   Да. — Казалось, Дельфи наслаждается нескры­ваемым недоумением Питта. — В моем святилище свы­ше четырех миль коридоров, и, как вы заметили, быва­ет очень холодно. Поэтому нам нужно отопление и по­дача электричества; все это обеспечивают турбины.

—   Все удобства, — пробормотал Питт, стараясь, чтобы в голове прояснилось. — Вероятно, отсюда и туман на поверхности.

—   Да, при вентиляции воздух, нагретый теплом турбинных установок, сталкивается с холодной водой, происходит конденсация. И пожалуйста: мгновенно возникает туманное облако.

Питт оттолкнулся и сел. Он попробовал посмот­реть на свои наручные часы, но стрелки расплывались.

—   Сколько времени я был без сознания?

—   Вас обнаружили в спальне моей дочери ровно сорок минут назад.

Дельфи задумчиво смотрел на израненное тело Питта, не выказывая ни озабоченности, ни сочувствия.

—   Есть у меня такая отвратительная привычка, — сказал Питт с улыбкой. — Всегда оказываюсь в жен­ских спальнях в неудачное время.

Дельфи сохранил бесстрастие. Седовласый вели­кан сидел на белом резном каменном диване, накры­том красным атласом, в то время как Питт, как он сам сухо констатировал, лежал на холодном гладком мра­морном полу.

На мгновение забыв о Дельфи, он стал разгляды­вать обстановку, напоминавшую футуристическое оформление Всемирной выставки. Комната удобных пропорций, примерно двадцать пять квадратных футов, стены украшены живописью — подлинники тво­рений маринистов; картины развешаны аккуратно, но небрежно. Радужное освещение давали закрепленные на потолке медные светильники.

У дальней стены широкий, обитый красной кожей стол из каштана, а на нем современный дорогой селектор. Но отличало эту комнату от любой другой ог­ромное окно, выходящее в глубины моря. Окно в виде арки почти десять на восемь футов; сквозь толстый, прозрачный хрусталь Питт видел сад спиралевидных и грибовидных камней, озаренных подводным светом. Вдоль нижнего края окна скользнула восьмифутовая мурена, голодными глазами посмотрев на обитателей комнаты. Дельфи не обратил на нее внимания; его золотые глаза под полуприкрытыми веками все еще смотрели на Питта.

Взгляд Питта вернулся к Дельфи.

—   Этим утром вы не очень разговорчивы. — Дельфи улыбнулся. — Может, вас тревожит судьба вашего друга?

—   Друга? Не понимаю, о ком вы.

—   Человека с израненными ногами. Вы бросили его в коридоре.

—   В наши дни мусор повсюду.

—   Глупо изображать незнание. Мои люди обна­ружили ваш самолет.

—   Еще одна дурная привычка. Всегда ставлю ма­шину на парковке так, что она мешает другим.

Дельфи пропустил эту реплику.

—   У вас есть ровно тридцать секунд, чтобы объяс­нить, что вы здесь делаете.

—   Ладно, я все расскажу, — наобум начал Питт. — Я нанял чартерный рейс, чтобы лететь в Лас-Вегас, пошляться по казино, но мы заблудились. Клянусь. Вот все, что я знаю.

—   Очень остроумно, — устало сказал Дельфи. — Скоро вы будете просить меня сжалиться.

—   Меня всегда интересовало, выдержу ли я пытку.

—   Не вы, Питт. Я и не подумал бы причинять вам хоть малейшее неудобство. Есть несколько гораздо более утонченных способов узнать правду. — Дельфи встал с дивана и нагнулся к селектору. — Приведите второго. — Он выпрямился и наградил Питта жесто­кой, безжизненной улыбкой. — Устраивайтесь по­удобней. Обещаю, ждать недолго.

Питт неуклюже поднялся. Он должен был бы ша­таться от усталости и головокружения. Но в кровь на­чал поступать адреналин, и в голове прояснилось.

Питт бросил взгляд на часы. 4:10. Через пятьдесят минут морские пехотинцы захватят передатчик на Мауи. Через пятьдесят минут «Монитор» превратит морскую гору в щебень. Теперь мало шансов остаться в живых. Но жертва стоит того, мрачно подумал он, если Кроухейвен сумел запустить «Старбак». Питт за­крыл глаза и попытался представить «Старбак», как он идет в глубине океана обратно в Перл-Харбор, но почему-то не сумел.

Кроухейвен не мог вспомнить, когда в последний раз видел столько крови. Палуба рулевой рубки была залита ею, а среди приборных панелей несколько мест были забрызганы так, что напоминали абстрактные картины Джексона Поллока.

Вначале все шло гладко. Чересчур гладко. Они беспрепятственно проникли в спасательный отсек, успели даже снять акваланги и немного передохнуть. Но когда передовая группа «котиков» проникла в рулевую рубку «Старбака», разверзся ад.

Для Кроухейвена следующие четыре минуты ока­зались самыми страшными в жизни. Четыре минуты громового огня из автоматов «морских котиков», че­тыре минуты стонов и криков, которые отражали и усиливали стены затопленной субмарины.

Люди Дельфи отстреливались из своих необыч­ных бесшумных пистолетов и падали, только когда получали не меньше полдюжины пуль в грудь. Кро­ухейвен мельком удивился, как они это терпят, не сходят с ума. Три человека умерли на месте, четвер­тый — уже после сообщения Хантеру. Ничто не могло их спасти. Что касается его стороны, то один «котик» погиб: пуля попала ему в висок, а еще трое были серь­езно ранены. Стискивая зубы от боли, они сохраняли спокойствие: знали, что Кроухейвен, Волшебник, поднимет эту большую стальную западню и быстрее самой быстрой пули обеспечит им самое совершенное медицинское обслуживание.

Но он уже на четырнадцать минут отставал от графика. И жалел, что сам загнал себя в угол, пообещав адмиралу Хантеру запустить «Старбак» до четы­рех часов. Все дело в присасывании: за те шесть меся­цев, что корпус пролежал на дне, оно стало слишком сильным. Все балластные цистерны освобождены, но этого мало, чтобы вырвать корабль из хватки морско­го дна. Кроухейвен подумал, не ждет ли их участь пер­вого экипажа «Старбака».

Подошел его заместитель, мрачный старший офи­цер из вольнонаемных.

—   Больше нечего продувать, коммандер. Главные балластные цистерны пусты, опустошены все дизель­ные баки и баки с пресной водой. Лодка неподвижна.

Кроухейвен шлепнул по столу с картами, словно наказывал непослушного ребенка.

—   Нет, клянусь богом, она сдвинется с места, да­же если мне придется вырвать все ее внутренности.

— Он бешеным взглядом посмотрел на старшего офице­ра. — Полный назад!

Тот выпучил глаза.

—    Сэр?

—   Я приказал полный назад, черт побери!

—   Прошу прощения, коммандер, но так мы выве­дем из строя винты. Сейчас они наполовину зарылись в песок. Весьма вероятно, что мы срежем вал.

—   Не все ли равно, как умирать? — ледяным то­ном ответил Кроухейвен. — Мы вытолкнем эту зара­зу отсюда, как мула из болота. Хватит споров! Пол­ный назад на пять секунд, а потом на пять секунд полный вперед. И продолжайте в том же духе, пока мы ее не превратим в металлолом или пока она не вырвется.

Офицер пожал плечами, признавая поражение, и ушел в машинное отделение.

Через полминуты после пуска турбин пришел пер­вый тревожный доклад.

—   Коммандер, говорит машинное отделение -- раздался в громкоговорителе голос офицера. — Она больше не выдержит. Мы уже согнули лопасти вин­тов, проворачивая их в песке. Сбили баланс, они вибрируют, как бешеные.

—   Продолжайте! — рявкнул в микрофон Кроухей­вен. Ему не нужно было докладывать: он слышал, как сотрясается палуба под ногами, когда гигантские вин­ты ударяют о дно.

Кроухейвен подошел к рыжеволосому и веснуш­чатому молодому человеку, который стоял у панелей управления, напряженно всматриваясь в освещенные шкалы приборов. Лицо молодого человека побледне­ло, он что-то шептал про себя; Кроухейвен догадался, что он молится. Он положил руку технику на плечо и сказал:

—   Когда в следующий раз дадим полный назад, выбрасывайте все торпедные аппараты.

—   Думаете, это поможет, сэр? — умоляюще спро­сил тот.

—   Немного, но я готов хвататься за любую соло­минку.

Снова послышался голос офицера из машинного отделения.

—   Левый винт сорван, коммандер. Переломан у основания. Сорвал при этом два подшипника.

—   Продолжайте процедуру, — ответил Кроухейвен.

—   Но, сэр. — В голосе офицера звучало отчая­ние. — Что, если и правый винт сорвет? Как мы доберемся до дома, даже если поднимемся на поверх­ность?

—   Будем грести, — коротко ответил Кроухейвен. — Повторяю: продолжайте процедуру!

Если срежет оба винта, так тому и быть. Но пока правый винт держится. И если есть хоть малейший шанс спасти «Старбак» и экипаж, они не сдадутся. Боже, подумал Кроухейвен, как могло так много пой­ти прахом в самую последнюю минуту?

Лейтенант морской пехоты США Роберт М. Бакмейстер, выпуская автоматную очередь в сторону бетонного бункера, думал о том же. Самые тщательно продуманные планы мышей и людей [10], подумал он. Операция казалась простой. Захватить передатчик, говорилось в приказе. Группа флотских по-прежнему скрывается в тропической растительности, дожидаясь возможности воспользоваться оборудованием и по­слать кодированный сигнал непонятного Бакмейстеру содержания. Лейтенантам-морпехам редко сообщают закрытую информацию. То, что тебя могут убить, — в порядке вещей, и ты не должен знать, чего ради.

Старое армейское сооружение на северо-запад­ном конце Мауи казалось мирным и брошенным, но, как только взвод лейтенанта начал пересекать пери­метр, они столкнулись с таким количеством сигнального и предупреждающего оборудования, каким не окружено и хранилище золота в Форт-Ноксе. Провода под напряжением, лучи света, приводящие в действие сирены, от которых лопаются барабанные перепонки, яркие прожекторы, заливающие все сооружение осле­пительным обнажающим светом. Ни о чем подобном нас не предупреждали, с горечью подумал лейтенант. Плохо разработали операцию — не дали подробных сведений о возможных препятствиях. Пусть он всего лишь лейтенант, но он лично выскажет все, что дума­ет, тем командирам, по чьей вине так вышло.

Из окон, из дверей, с крыши — из всех точек зда­ния, которое только что казалось совершенно пустым, защитники открыли сильный автоматный огонь, сра­зу остановив отряд Бакмейстера. Морские пехотинцы ответили, и их огонь оказался смертельным: вокруг отверстий, похожих на входы в бункер, начали нагро­мождаться тела. В самый разгар боя могучий, с седы­ми висками сержант пробрался по тени, избегая про­жекторных лучей, и бросился на землю рядом с Бакмейстером.

—   Я забрал у мертвеца автомат! — крикнул он, перекрывая грохот выстрелов. — Это русский Калаш­ников.

—   Русский? — недоверчиво переспросил Бакмейстер.

—   Да, сэр. — Сержант показал Бакмейстеру авто­мат. — Новейшее оружие в арсенале советской армии. Не понимаю, как он попал к тем парням.

—   Это оставьте разведке.

Бакмейстер снова посмотрел на здание, в котором прятали передатчик: в темноте огонь только усилился.

—   Капрал Данциг и его взвод застряли у подпор­ной стенки. — Сержант дал несколько коротких очередей, чтобы отвлечь внимание обороняющихся. — Отдал бы всю свою пенсию за девяностомиллиметро­вую противотанковую пушку! — выкрикивал он между очередями.

—   Мы должны были захватить противника врас­плох, помните? Нам сказали, что тяжелое вооружение не понадобится.

Неожиданно прогремел грандиозный взрыв; под­нялось гигантское облако пыли, и везде градом посыпались куски бетона. От сотрясения Бакмейстер ахнул, потом медленно встал и посмотрел на обломки здания с передатчиком.

—   Радист! — закричал он. — Где радист, черт по­бери?

Из темноты выбежал морской пехотинец с чер­ным лицом, в зеленом камуфляжном комбинезоне.

—   Здесь, лейтенант.

Лейтенант Бакмейстер взял протянутый микро­фон, боясь того, что предстоит сказать.

—   Папаша... Папаша. Говорит Безумный Торгаш.

—   Папаша слушает, Безумный Торгаш. Говорите. Прием.

Голос звучал так, словно шел со дна колодца.

—   Банда кварталом ниже взорвалась прямо у нас перед носом. Повторяю, взорвалась прямо у нас перед носом. Сегодня у нас нет времени на ночные новости.

—   Папаша понял, Безумный Торгаш. Он шлет свои сожаления. Конец передачи.

Бакмейстер уложил микрофон в гнездо. Он кипел от ярости, и ему было все равно, если об этом узнают все вплоть до Пентагона. Что-то этой ночью пошло наперекосяк. Дело не пахло, а зловеще разило керо­сином. И когда вокруг начали собираться его люди, он подумал, что никогда не узнает, кто же сегодня по­бедил.

Глава 17

Дверь открылась; двое втащили в комнату Джор­дино и грубо швырнули на пол. У Питта перехватило дыхание. Эл был в жалком состоянии: его изранен­ными ногами никто не занимался, ни малейших признаков бинтов или санитарной обработки. Из пореза над левым глазом натекла кровь, которая засохла, от­чего глаз наполовину закрылся. Лицо было злобное, вызывающее.

—   Ну, майор Питт, — укоризненно сказал Дель­фи. — Ничего не скажете другу детства? Нет? Может, вы забыли, как его зовут? Элберт Джордино... это имя ни о чем вам не говорит?

—   Вы знаете его имя?

—   Конечно. Что тут удивительного?

—   Ничего, — равнодушно ответил Питт. — Ду­маю, Орл Сайнана передал вам все сведения о Джордино и обо мне.

Мгновение казалось, что великан за столом его не услышал. Потом слова Питта проникли в его созна­ние, и он вопросительно поднял бровь.

—   Капитан Сайнана? — Голос звучал невозмути­мо, но Питт уловил в нем легкую тень сомнения. — Вы забросили удочку не туда. У вас нет ничего...

—   Перестаньте притворяться, — прервал его Питт. — Сайнана получал свое капитанское жалова­ние во флоте США, но играл он на вашей стороне. Отлично придумано: осведомитель на самом верху у противника. Вы узнавали обо всех планах 101-го отде­ления еще до того, как они ложились на бумагу. Как вы завербовали Сайнану, Дельфи? Деньги? Шантаж? Судя по вашему прошлому опыту, я думаю, шантаж.

—   Вы очень наблюдательны.

—   На самом деле нет. Слишком легкий след. Славный капитан потерял свою ценность как осведо­митель. Он не мог больше играть роль предателя. Сайнана начал сдавать, он был на грани нервного срыва. Добавьте его связь с Адрианой Хантер... Сай­нану нужно было устранить, прежде чем он выдаст вашу организацию. Но ваш убийца ошибся, Дельфи. И все испортил.

Дельфи с подозрением посмотрел на Питта.

—   Вы догадались?

—   Это не догадка, — сказал Питт. — Ваши планы спутала случайная встреча в баре отеля «Роял Гавайи». Когда я туда зашел, Сайнана ждал Адриану. Он, ко­нечно, не знал, что я тоже резвился с Адрианой, но не мог рисковать, познакомив нас: свидание в темном баре с дочерью адмирала, которая на двадцать лет мо­ложе его, могло вызвать большие осложнения, — по­этому он ушел раньше, чем она появилась. И, когда на сцене появилась Саммер в роли убийцы, она приняла меня за Сайнану. Почему нет? Я подхожу по описа­нию. В тот вечер мы оба были в штатском, а глав­ное — я выпивал с мисс Хантер как ее хороший зна­комый. У Саммер не появилось и тени сомнения. Она разобралась с Адрианой, потом выманила меня на пляж и попыталась сделать смертельный укол. И толь­ко когда она оказалась в моем номере, до нее начало доходить, что она страшно ошиблась. Первый намек я получил, когда она назвала меня капитаном. А позже вы сами дали подсказку, признав, что у вас был осве­домитель. Я сложил два и два, получилось — Сайнана. В целом все элементарно.