— Война наверняка закончилась бы, если бы принц-регент остался верен своей партии... Откуда мне было знать, что в последнюю минуту он переметнется?!
Кэрри перебирал бумаги на своем столе. Все они имели отношение к вложениям Джорджа на севере, его вопиющей ошибке, как называл их Кэрри.
— Принц — всего лишь тщеславный флюгер. Если война сложится для нас плохо, он вполне может снова переметнуться к вигам, чтобы заключить мир, — сказал Джордж. — Тогда мои потери превратятся в прибыль, как и должно быть. Разумеется, если я смогу удержать свои приобретения.
Губы Кэрри сжались и стали похожи на трещину между половицами.
— Иногда люди раздуваются от собственной значимости, становятся слишком заносчивыми, выходят за пределы той области, в которой что-то понимают, и пытаются расширить дело там, где их знаний недостаточно. От тебя, Джордж, я такого не ожидал. Твоя матушка знает?
— Естественно, нет. Она слишком нездорова, чтобы беспокоиться о таких вещах.
— Она должна узнать, если дела пойдут совсем плохо. Кэрри посмотрел на племянника поверх очков. — Ты никогда не был игроком, Джордж. Что заставило тебя играть в азартные игры? Очередная женщина?
Джордж глубоко вздохнул.
— Осторожней, дядя. Не переходи границы.
— До меня дошли слухи. Не думай, будто я ничего не слышу, оттого что никогда не выхожу. Не думай. Ходили слухи. И ты не ответил на мой вопрос.
— И не отвечу. Ты не правишь миром из этой конторы и мне не указ. Скажи, каково наше нынешнее положение, и я оставлю тебя наедине с твоими счетными книгами.
Кэрри отложил бумаги и открыл записную книжку. С тех пор как Джордж стал рыцарем и овдовел, он стал менее податлив, и хотя эти двое часто виделись с глазу на глаз, они вечно не сходились во мнениях, чаще всего Джордж настаивал на своем. Но, конечно же, прежде с ним никогда подобного не случалось.
— Если завтра наступит кризис, — ледяным тоном произнес Кэрри, — толпа начнет стучать по конторке банка, требуя выплат, мы сможем оплатить лишь двадцать процентов наших банкнот!
— Всего лишь на пять процентов больше, чем на прошлой неделе.
— Невозможно найти активы за одну ночь! Если мы вдруг начнем их распродавать, стоимость тут же упадет.
Джордж подошел к ящику, отпер его и вынул папку. В ней находилась опись его имущества.
— Сегодня появились какие-нибудь признаки бегства вкладчиков?
— Крупные вкладчики еще не сделали ни шагу. Пришел пивовар Майкл, чтобы переоформить векселя. Мне пришлось отказать, что создает плохое впечатление, ведь он несомненно может дисконтировать их через дорогу. Саймонс забрал больше денег, чем обычно — больше половины своего вклада — но он мелкая сошка.
— Что ж, тогда....
— Но нервозность присутствует, это точно. Я ее чую. Вижу в глазах людей. Как пустошь с дроком после засушливого лета — лежит себе до первой искры.
— У нас есть индийские акции, — сказал Джордж, всматриваясь в документы в папке. — Мы могли бы избавиться от них достаточно быстро, и убытки вполне переживем... Но в идеале нам нужен еще один банк, из самых крупных, и новый заем на двадцать тысяч фунтов в солидных краткосрочных векселях. Тогда мы будем в безопасности.
— А как насчет банка Корнуолла?
— В каком смысле?
— Ты же был на дружеской ноге с Данстанвиллем. Это был бы добрососедский поступок с его стороны.
— Об этом не может быть и речи.
— Почему?
— Уже много лет мы почти не видимся. А в ноябре прошлого года я оказался вовлечен, хотя и невольно, в его ссору с сэром Кристофером Хокинсом. Она закончилась дуэлью, и я был одним из секундантов Хокинса. Поэтому к нему сейчас невозможно найти подход.
— Всегда можно что-нибудь придумать.
— В любом случае, — сказал Джордж, — обратиться к банку Корнуолла означает навлечь на себя всё то, чего ты старался избежать с другими банками. Он же наш главный конкурент в городе.
— А как насчет Хокинса? Он владелец большой шахты Халламаннин и серебряно-свинцовых рудников в Чивертонской долине.
— Он человек дружелюбный, не спорю, но не стоит ждать, что он откликнется на нашу просьбу.
Оба замолчали.
— Могу ли я рассчитывать на тебя, Кэрри? — спросил Джордж.
— На меня?
— Ты богат и заинтересован в платежеспособности банка, как и я.
Кэрри почесал лоб под шапкой. На книгу с записями выпусков векселей посыпались хлопья перхоти.
— Большая часть моих денег вложена. Активы невозможно реализовать в спешке.
— Ты всегда хранишь наверху тысячу фунтов золотом. Так говорил отец.
— Это не его дело. К тому же сейчас это не такая уж крупная сумма.
Джордж внимательно посмотрел на дядю.
— Предположим, произойдет самое худшее и кто-то запалит искру в дроке. Сколько нам понадобится?
— Если начнется паника? Не менее тридцати тысяч.
— Из них мы можем найти двенадцать. Еще две, возможно, в мелких активах вроде личных накоплений. Верно?
— Примерно так.
Джордж закрыл папку и тщательно запер ее, пощупав ключ.
— Что ж, банк не закроет свои двери, я об этом позабочусь. Плавильное предприятие в Биссоу даст нам весь необходимый капитал.
— Не надо его продавать! Это же основа, на которой мы построили все остальное! И напомню, третья часть моя.
— А у меня пятьдесят пять процентов. В крайнем случае придется это сделать.
— Из-за падения цены при продаже второпях это было бы безумием!
-У банкиров не всегда есть выбор...
— И еще остается Кардью, — сказал Кэрри.
Джордж посмотрел на дядю с неприязнью.
— Ты хочешь посмотреть, как твоя сноха, твой племянник и внучатая племянница окажутся на улице?
Кэрри стиснул руки и передернул плечами, словно стряхивая дурной сон, в котором верность семье предполагала расставание с личным капиталом.
— Что ж, как ты сам сказал, всё дело в своевременности. У нас есть активы, но нельзя продавать с молотка шахту или плавильное предприятие, когда вкладчики толпятся у банка, требуя свои деньги, ведь об этом объявят газеты. Ничего страшного может и не случиться, Джордж. Обывателю требуется время, чтобы поверить в слухи. Банк Уорлеггана, скажет он, всегда был надежным. Если держаться уверенно, продемонстрировать наши активы и выплачивать по первому требованию... Теперь я понимаю, что ошибся, когда утром отказал пивовару Майклу. Нужно надуваться от важности, а не осторожничать. Продажа Биссоу или Кардью была бы преступлением. Настоятельно советую тебе, Джордж, сейчас же продать твои предприятия в Манчестере, за любую цену, которую можно получить. Они должны что-то стоить — хотя бы несколько тысяч. А как только получишь деньги, сколько сумеешь, и в золоте, привези сюда почтовой каретой. Если ты потеряешь восемьдесят процентов — это плохо, но еще нескольких тысяч в ближайшие две недели, и чтобы их тут же можно было пустить в ход, хватит для спасения банка. И тогда не нужно будет вести речь о других жертвах.
II
Росс ещё не виделся с Фрэнсисом Бассетом, бароном Данстанвиллем. Он говорил себе, что сейчас важнее домашние дела, но всё же нашел время посетить лорда Фалмута.
Правда заключалась в том, что за последний год или около того в их отношениях возник холодок, связанный со скандалом с любовницей герцога Йорка, миссис Кларк, продававшей армейские звания. Обсуждение этого громкого дела заняло у парламентариев слишком много времени, когда и без того предстояло решить много вопросов, но член Палаты общин, полковник Гвиллим Уордл, напирал, заявив, что тем самым обличает и коррупцию в продажных парламентских округах.
В этом Росс встал на его сторону, выступив с речью, что делал редко, и, когда обсуждение перекинулось на дела в провинции, принял сторону реформаторов, которые проводили встречи по всему графству, настаивая на переменах и требуя положить конец подкупу и взяткам. Бассет пылко возмущался реформаторами, лично выступал на собраниях и всячески старался помешать возмутителям спокойствия. Хотя страсти уже улеглись и внешне они снова поддерживали дружеские отношения, Бассет так и не простил Россу якобинские настроения.
А значит, время для обсуждения дел в графстве, и в особенности проблем Уорлеггана, было не слишком благоприятным. И Росс не знал, готов ли Бассет накинуться на Джорджа и его дядю, как намекнул Фалмут. За последние десять лет в банке Корнуолла многое изменилось, теперь в совет директоров входили Макворт Прэд, Стакхауз, Роджерс, Твиди, Полдарк и Нанкивелл. Данстанвилль решил отозвать свое имя, хотя все знали, что банк по-прежнему остается под его контролем. На следующей неделе в Труро намечалось заседание акционеров. Ситуация с Уорлегганом несомненно будет там обсуждаться: трудно поверить, чтобы два банка, работающие бок о бок в маленьком городке, не беспокоились о кредитоспособности конкурента. Если такое обсуждение состоится, то как себя вести Россу?
Утро неожиданно встретило ярким солнечным светом, хотя всё предвещало, что еще до заката пойдет дождь. Росс вышел к Демельзе — она копалась в саду. Десять лет назад вдохновленная посещением Строберри-хилла и удрученная тем, что шахта вторглась на территорию перед домом, она убедила Росса устроить каменную ограду вокруг сада, расширив его, и начала обустраивать это пространство.
Сад широким овалом раскинулся перед домом и библиотекой, стоящей под прямым углом к дому. Здесь, укрытые от ветра, чудесно цвели нарциссы, тюльпаны и другие первоцветы. К июлю пик цветения заканчивался, поскольку слишком легкая почва не могла удержать влагу. Большую часть зимы, а часто и весной, сад опустошали штормовые ветра, от которых его не могла уберечь даже каменная ограда. Часто цветы оказывались сломанными и почерневшими, как после лесного пожара. Но временами они сполна вознаграждали Демельзу и пару ее помощников за усилия. Она давно отказалась от попыток вырастить деревья. Даже мальву было достаточно сложно сберечь.
Этим утром, по какому-то странному совпадению, она рыхлила почву под кустом, подаренным Хью Армитаджем более десяти лет назад, его посадили у стены библиотеки. Когда подошел Росс, Демельза выпрямилась и запястьем откинула волосы с лица.
— Две магнолии Фалмутов, — сказал Росс, — которые, как мне кажется, привезли из Каролины в то же время, что и нашу, уже двадцать футов высотой, а на одной уже бутоны.
— Это бедное деревце никогда не было здесь счастливо. Да и зима выдалась суровая. Не думаю, что из него получится что-то путное. Здесь неподходящая почва.
Они смотрели на растение. В этом разговоре не было ничего необычного, теперь от Хью Армитаджа осталась лишь неясная тень.
— Возможно, его следует вернуть, — сказала Демельза.
— Куда? В Треготнан?
— Растение, которое не умирает и толком не живет. Здесь явно не его стихия.
— Нет, оставь его.
Демельза взглянула на Росса и улыбнулась. Солнце придало ее глазам блеск.
— Зачем?
— Зачем? Что ж ... оно стало частью нашей жизни.
Напоминание об ошибках прошлого, как ее, так и его, но Росс не стал продолжать. Это и так подразумевалось, хотя и без затаенной обиды.
И тут до них долетел крик Изабеллы-Роуз, та галопом скакала по траве. Посторонний решил бы, что она ошпарилась, но ее родители знали — это всего лишь свидетельство прекрасного настроения, ее способ выражать радость жизни. Рядом с ней прыгал Фаркер, английский сеттер-спаниель, оба исчезли в воротах, ведущих к пляжу.
Демельза посмотрела им вслед, но их уже не было видно, возможно, они вместе бежали по песку за стеной сада.
— Она больше похожа на тебя, чем остальные дети, — сказал Росс.
— Клянусь, я никогда так не кричала!
— Мы с тобой не были знакомы, когда тебе было восемь лет. Но даже в восемнадцать ты иногда вела себя, как безумная.
— Глупости!
— И потом. Позже. Тебе было двадцать один или около того, когда ты в одиночестве отправилась рыбачить за день до рождения Джереми.
— Кстати, вот и он. Возможно, именно из-за той моей вылазки он так полюбил ходить под парусом!.. В кого он такой, Росс? Он не похож ни на одного из нас.
— Согласен.
— В последнее время он изменился, — сказала Демельза, защищая сына. — Стал таким оживленным.
— А не просто легкомысленным?
— Нет, дело не в этом.
— В любом случае, — сказал Росс после паузы, — пока он не добрался до нас, позволь мне рассказать кое-что о Джордже Уорлеггане, я услышал это от лорда Фалмута в прошлую пятницу.
Джереми, спустившись с холма у шахты и увидев, что родители заняты серьезной беседой, обогнул их и перебрался по ступеньке в изгороди на пляж, где Изабелла-Роуз бросала палку Фаркеру. Приближаться к ней было опасно, она кружилась и, хотя целилась в море, палка могла улететь в любом направлении.
— Трудно поверить, — сказала Демельза. — Вот уж не думала, что Джордж станет спекулянтом... Но если это правда, так оно и есть. И что ты собираешься делать?
— Наверняка Данстанвилль об этом уже слышал. Без сомнения, у него есть своя точка зрения на этот счет.
— Но тебе тоже придется высказать свою точку зрения, Росс. Ведь так?
Он вытер о траву след от червяка на сапоге.
— Месть — паршивый советчик. Но все же мне трудно забыть о том, как Уорлегганы преднамеренно обанкротили банк Харриса Паско, и не просто не вполне законными способами, а печатая листовки и распространяя лживые слухи. И сколько раз до этого он пытался нас погубить.
— И не только отнимая деньги.
— Можно вспомнить о том могуществе, которое он получил в Корнуолле, и скольких людей он разорил. Можно задуматься о том, как много он причинил зла. И разве в этом случае речь только о расплате по старым счетам? Или разорить его — наш долг перед обществом?
— А ты бы мог, если бы попытался?
— Вряд ли придется идти на подлость и распространять слухи. Конкурирующему банку достаточно кое-что сделать, и паника начнется сама по себе.
— Выходит, многое будет зависеть от лорда Данстанвилля?
— И моих партнеров по банку. У мистера Роджерса нет причин любить Уорлеггана, и полагаю, у Стакхауза тоже.
Демельза подставила лицо солнцу.
— Кэролайн говорит, что Джордж ухаживает за какой-то титулованной дамой, леди Харриет Как-ее-там. Интересно, что из этого теперь получится.
— Ты не дала мне совет, — сказал Росс.
— Насчет чего?
— Насчет того, как мне поступить.
— Вряд ли это будет в твоей власти.
— Не полностью, разумеется, но отчасти — возможно. После смерти Харриса Паско на меня смотрят как на его преемника.
— И ты просишь моего совета? Вправе ли я его дать?
— Несомненно. Ты пострадала от Джорджа не меньше меня.
— Но разве не мужчине решать?
— Не увиливай, дорогая.
Демельза посмотрела на него.
— Я не увиливаю, дорогой. Просто не хочу в этом участвовать.
— Не участвовать в попытке обанкротить Джорджа? В давлении на банк Уорлеггана?
— Именно так, если хочешь знать мое мнение.
На берегу Изабелла-Роуз звонко захохотала. Тонюсенький, громкий и заразительный звук казался не совсем человеческим. Как будто засвиристел пьяный соловей.
— Когда меня могли приговорить к казни, — сказал Росс, — Уорлегганы сделали всё возможное, чтобы меня осудили. Без их денег и уловок...
— Джорджу и его родне придется жить с тем, что они сделали. Что бы мы ни сделали, приходится с этим жить. Я оглядываюсь на свою жизнь, Росс. Часто, когда ты в отъезде и мне не с кем поговорить, я оглядываюсь назад, и оказывается, что я не помню многие постыдные поступки. А кое-что напрочь забыла! Но чем меньше приходится вспоминать, тем лучше. Говоря, что не хочу принимать в этом участия, я думаю не о Джордже, а о себе.
— И по-твоему, если Макворт Прэд, Роджерс или Бассет предложат такой шаг, я должен возразить?
Демельза вытерла влажную почву с рук.
— Не думаю, что тебе стоит помогать Уорлегганам, Росс. Но поскольку ты сам когда-то был участником этой истории, лучше остаться в стороне.
— Как Пилат.
— Я знаю. Мне всегда было жаль Пилата... Но не Каиафу [10]. И не Иуду.