КНИГА ВТОРАЯ
"ПУТИ-ДОРОГИ"
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Весною 1944 года скоропостижно умер богатый румынский боярин немецкого происхождения, отставной генерал Август Штенберг, дальний родственник немецкой королевской династии
Гогенцоллернов. Единственный его наследник, двадцатитрехлетний лейтенант Альберт Штенберг, адъютант корпусного генерала Рупеску, неожиданно стал обладателем многочисленных владений, разбросанных в Молдовии, Валахии и в Трансильванских Альпах.
Хоронили боярина пышно. В старую усадьбу Штенбергов съехались знатнейшие помещики Румынии, прибыла с многочисленной свитой сама Мама Елена
Но вдруг шум этот, рожденный воображением молодого человека, сменился реальным, все нарастающим, величаво-спокойным и ровным гулом, катившимся откуда-то сверху. Штенберг вздрогнул, сбежал с крыльца и поднял голову. Невысоко над его усадьбой, в ясной синеве весеннего утра, степенно и деловито плыли два краснозвездных самолета. Щурясь от солнца, собирал вокруг хитро улыбающихся глаз пучки мелких морщинок, за ними следил конюх Ион. Дед зачем то стянул с головы форменную фуражку (участник кампании 1877 года, старик и сейчас не расставался с военным мундиром), и ветер шевелил на его голове реденькие пряди седых волос.
– Ион! - окликнул его лейтенант.- Уведи коней в сарай. Гнедого заседлай для меня. Да побыстрее! Что уставился?..
Через пять минут Штенберг уже скакал в большое селение Гарманешти, что было в одном километре от eго усадьбы. Село встретило молодого боярина странным оживлением. Первым, кого увидел лейтенант, был лавочник. Пухлое, лоснящееся лицо торговца выражало крайнюю растерянность.
– Что с вами? - спросил его Штенберг, придерживая коня.
– Как что? Разве господин лейтенант не знает... - Лавочник вдруг оборвал себя и лишь неопределенно махнул рукой.
– Что ж вы делаете? Зачем заколачиваете окна магазина? Разве вы не собираетесь больше торговать?
– Торговать мне нечем. Все - там, - и он эффектным жестом указал на землю.
– Закопал?
– А что я должен делать? Оставлять русским?..
– Русских сюда не пустят.
– Кто же это их не пустит?
– Армия, разумеется.
– Дай бог,- пробормотал лавочник и снова взялся за топор, которым до этого подгонял доски на окнах.
Лейтенант поморщился и пришпорил коня. У деревянного моста, под которым бушевал весенний поток, Штенберг снова задержался: на этот раз его остановил сельский священник. Поверх рясы у него была надета епитрахиль цвета хаки. Альберт сразу понял, что случилось.
– И вас, святой отец, мобилизовали?
– Мобилизовали, сын мой. Полковым священником в вашем корпусе буду. Боже, боже! Спаси и помилуй! - Поп воздел короткие руки к небу. - Всех на оборону, к дотам! - Он снова повернулся к лейтенанту.- Слышите? Всех!
Штенберг прислушался. Из-за поворота улицы к мосту приближалась группа сельских парней под командой фельдфебеля. Один из мобилизованных, пьяно раскачиваясь, пел надрывным голосом:
Господи, даже горы мрачнеют
В час, когда рекрутам головы бреют...
Под заунывный плач скрипки и рожка остальные подхватывали:
Звон колокольный нас гонит из хаты.
Служба солдатская, как тяжела ты!
– Замолчать! - рявкнул, должно быть уже не в первый раз, фельдфебель. Но его никто не слушал, словно фельдфебеля не было вовсе.
За колонной новобранцев темной массой катилась толпа женщин и стариков. Одна молодая румынка страшно, с волчьим подвывом, плакала. А над колонной плыла и плыла, бередя сердца людей, солдатская песня:
Мама, ты встань, помолись у порога,
Может быть, станет полегче дорога.
Встань, помолись на икону, - быть может,
Бог от окопов спастись нам поможет.
Священник, пропустив мимо себя новобранцев и толпу крестьян, вдруг вознегодовал:
– Бога вспомнили! А когда я с божьим благословением к ним подходил, чуть было не побили. Спасибо жандарму - выручил, а то влетело бы... В штурмовой батальон