В Румынии, как и во многих других странах, попавших в колесницу Гитлера, американским предпринимателям пришлось в отдельных случаях прибегнуть к операции по маскировке своих авуаров
– Конечно, пойдут. Куда же им еще! - выкрикнул рабочий в железнодорожной гимнастерке. И вдруг, приблизившись к Мукершану и силой усаживая его рядом с собой, застенчиво улыбаясь, попросил: - Говорят, Николае, ты видел русских солдат. Расскажи нам о них, Николае! Какие они из себя?
Взволнованнее задышали рабочие. Освещенные улыбками, помолодели их худые лица.
– Расскажи, Николае!
– Ты давно обещал!
– Что ж вам сказать о них? - Мукершану уселся поудобнее, пригласил всех поближе к себе. - Веселые ребята эти русские. Вот их ничто не устрашит и не остановит. И очень надеются, что свою кровь они проливают на нашей земле не даром, что мы, их братья по классу, будем действовать решительно.
– Да уж не подведем! - глухо проговорил шахтер. Его дружно поддержали:
– Антонеску вышвырнули. На этом не остановимся.
– Гривица
3
Дивизия генерала Сизова в полдень встретилась с большим препятствием. Путь ей преграждала неглубокая, но бурная и довольно широкая горная речушка Молдова, к тому же сильно порожистая. Движение полков застопорилось. Ждать, пока саперы наведут переправу, было просто невозможно: в войсках распространился слух, что левый сосед, овладев городом Тыргу-Фрумос, будто бы уже подходит к Роману - городу, взятие которого входило в задачу дивизии Сизова. Слух этот еще больше подогрел и без того разгоряченные солдатские души. Растерянность, вызванная встречей с злополучной речушкой, длилась всего лишь несколько минут.
– Что ж вы стоите, как мокрые курицы?.. Гвардия!..- с этими словами широкоплечий пехотный старшина с перевязанной головой, не раздеваясь и не разуваясь, высоко подняв над собой бронебойное ружье, вошел в воду. - За-а мно-ой! - закричал он, и солдаты, один за другим, хохоча и задыхаясь от холодной горной воды, кинулись в речку.
– Это же Фетисов повел свою роту! - крикнул кто-то из сержантов. -Ну и ну!.. Вот чертушка!..
– Даешь Ромыния Маре! - неслось отовсюду.
Стрелковые батальоны быстро форсировали реку. На другом ее берегу солдаты разувались, выливали из сапог и ботинок воду; взбудораженные, повеселевшие и охмелевшие от радости стремительного движения, они строились в колонны и с песней шли вперед, пропадая в тучах пыли.
Вьюги да бураны,
Стeпи да курганы, -
неслись звуки, рожденные еще в огневые дни Сталинграда.
Грохот канонадный,
Дым пороховой... -
рвалась песня к желтому небу...
Мы идем к победам,
Страх для нас неведом!..
Река ревела, билась меж сотен солдатских ног, заливала лица бойцов сердитыми брызгами, многих сваливала, готовая унести куда-то. Но таких быстро подхватывали под руки их товарищи, и волны реки в бессильной ярости отступали. В музыку водоворотов вплетались, как гимн мужеству, слова неумолкавшей песни:
Страх для нас неводом!..
Какой-то солдат попал в колдобину, нырнул с головой, потом вновь появился на поверхности, фыркая и отдуваясь. Пилотку его уносило вниз по течению. Он попробовал было ее догнать, но скоро убедился, что это ему не удастся. А солдаты кричали со всех сторон:
– Держи, держи ее, Федченко!..
Но маленький солдатик, ученик Фетисова, без сожаления махнул рукой.
– Хай плыве. Мабуть, в Черном мори жинка моя, Глаша, поймав... - Он говорил это без улыбки. Худенькое конопатое лицо солдата было серьезно-сосредоточенным.
"Глаша!"
Это слово больно резануло сердце старого сибиряка. Кузьмич так прикусил ус, что несколько рыжих, прокуренных волосинок, откушенных им, упало в воду. Ездовой размахнулся, с силой огрел лошадей наискосок сразу обеих длинным, сплетенным в форме змеи кнутом. Одноухая дрогнула всем своим холеным крупом, испуганно фыркнула и махнула в воду, увлекая за собой и вторую кобылицу. Повозка подпрыгивала на подводных камнях, ее заносило течением. Но сильные, разгоряченные лошади влекли бричку за собой. Рассвирепевший Кузьмич, привстав, не переставая сек их. Сидевшие на повозке Пинчук, Камушкин и Пилюгин, не понимая причины этой внезапной ярости безобиднейшего старика, с изумлением следили за ним. На блестевших спинах лошадей вспыхивали молнии от беспорядочных и злых ударов кнута.
– Ты сказывся чи що? - не выдержал Пинчук, когда лошади уже вынесли повозку на противоположный песчаный и отлогий берег. - Ось я возьму кнут да тебя потягаю им, старого биса! - пригрозил он тяжело дышавшему Кузьмичу.
На левом берегу оставался из разведчиков один Михаил Лачуга. Он ждал, пока его битюг напьется.
– Швыдче!.. - поторопил его старшина.
Труднее было переправить артиллерию. Первой вышла к реке батарея капитана Гунько. Петр, увидев на берегу полковника Павлова, подбежал к нему: