Глава вторая
– «Домери и Нидер», – начала Синтия, – весьма достойная компания. Как и все те, что расположены на Седьмой авеню и Пятьдесят седьмой улице… Впрочем, вы не торгуете одеждой, потому название фирмы вам ничего не говорит… Однако, думаю, вашим женам оно наверняка знакомо.
Вульф содрогнулся.
– Мы не женаты, – твердо произнес я. – Оба. Именно поэтому ведем себя как мартовские коты.
– Вот как? Что ж, если бы вы были женаты, то ваши супруги непременно знали бы о «Домери и Нидер». Мы шьем платья, мужские костюмы, пальто – всё высочайшего качества. Наш модный дом занимает определенное положение. Даже здесь, в Нью-Йорке. Фирму основали двадцать лет назад два человека – Джин Домери и Пол Нидер… Дядя Пол… брат отца. Она…
– Прошу прощения, – перебил ее Вульф, – дабы сберечь наше время, сразу хочу предупредить, что не занимаюсь промышленным шпионажем.
– Я в курсе, – отмахнулась она. – И вообще, не за тем сюда явилась. Я решила обратиться к вам из-за него, из-за моего дяди. Дяди Пола.
Она нахмурила брови и уставилась в окно за столом Вульфа, словно что-то в нем увидала. Затем едва заметно пожала плечами и снова перевела взгляд на моего босса.
– Наверняка вам нужно знать предысторию случившегося, – сказала девушка. – Думаю, так все будет понятнее. Домери отвечал за деловую сторону – занимался организацией производства и управлением, сбытом продукции. А дядя Пол являлся дизайнером, модельером. Если бы не он, Домери нечего было бы продавать. Компания принадлежала им обоим – они имели равные доли. Когда мой дядя год назад покончил с собой… Понимаете, официально объявили, что он свел счеты с жизнью… Так вот, его доля перешла по наследству ко мне.
При этих словах у меня в голове промелькнули две мысли. Первая: я оказался прав, предположив, что наша гостья – весьма состоятельная особа. И вторая: похоже, нам предстоит доказать, что суицид на самом деле был убийством.
– Думаю, вам нужны подробности, – продолжила Синтия. – Несколько слов о себе. Я родилась и выросла на Западе, в Орегоне. Отец с матерью умерли, когда мне было четырнадцать. За мной прислал дядя Пол. Я перебралась в Нью-Йорк и поселилась у него. Он не был женат. Не могу сказать, что мы хорошо ладили. Наверное, потому, что слишком похожи. Я, как и он, человек творческий. На самом деле все было не так уж и плохо. Просто мы постоянно ссорились. Впрочем, когда доходило до выяснения отношений, он всегда мне уступал. Он хотел заставить меня пойти в колледж. Однако я, как уже сказала, человек творческий. Мне было понятно, что учеба обернется пустой тратой времени. Мы ругались из-за колледжа чуть не каждый день. В итоге он заявил, что я должна сама зарабатывать себе на жизнь, раз уж не желаю учиться. И что, по-вашему, он сделал? Предложил мне работу модельера в компании «Домери и Нидер» на самой высокой ставке! Теперь понимаете, что за человек был мой дядя? Чудесный, на самом деле. Он обучил меня азам, помог разобраться в том, что такое дизайн… Само собой разумеется, он пошел на это только потому, что знал о моем необычном таланте.
– Каком именно? – скептически поинтересовался Вульф.
– Модельера. Каком же еще? – ответила девушка таким тоном, словно все другие таланты просто не заслуживали упоминания. – Все это случилось три года назад. Мне было восемнадцать, опыта никакого… Два года ушло только на то, чтобы освоить профессию. Однако за это время мне несколько раз подвернулась возможность показать, на что я способна. И что самое удивительное, дядя охотно мне помогал. Обычно модельеры ревниво оберегают свои находки и приемы, но только не мой дядя. А потом он поехал в отпуск на Запад, и оттуда пришло известие, что он покончил с собой. Пожалуй, мне следует объяснить вам, почему меня не удивила весть о самоубийстве дяди.
– Пожалуй, – не стал спорить Вульф.
– Да потому, что я знала, как он несчастен. Элен Домери погибла. Отправилась на прогулку верхом, лошадь понесла и сбросила ее на камни. Элен разбилась. Она была женой Домери… Дядиного компаньона. Дядя сходил по ней с ума. Она была моделью в их модном доме… Гораздо моложе Домери… Думаю, дядя Пол за всю свою жизнь по-настоящему любил только ее… Всем сердцем. На этот счет у меня нет никаких сомнений. Элен не отвечала ему взаимностью. Она вообще не любила никого, кроме самой себя. Полагаю, это не мешало ей, однако, строить ему глазки. Элен нравилось держать дядю на коротком поводке. Его, которого не могли завлечь в свои сети другие женщины. А от нее это не требовало ровно никаких усилий.
Я не стал фиксировать в блокноте тот факт, что мисс Нидер не одобряла миссис Домери, хотя мог бы под этим подписаться.
– Смерть Элен полностью сломила дядю, – продолжила Синтия. – Прежде я и представить себе не могла, что человек способен так сильно перемениться. Я еще жила в его квартире, поэтому все происходило на моих глазах. Три дня он молчал – ни словом не перемолвился со мной или кем-то еще. Не выходил из дому – и это в самый разгар подготовки к показу осенней коллекции! Потом вдруг заявил, что должен отдохнуть. Через четыре дня я получила известие о том, что он покончил с собой. Тогда, в тех обстоятельствах, мне это не показалось странным.
– А сейчас? – спросил Вульф, заметив, что девушка замолчала.
– А сейчас кажется, – с напором ответила она. – Способ самоубийства меня не удивил. Дядя был склонен впадать в экзальтацию и тяготел к драматическим эффектам. Он был не только лучшим дизайнером Нью-Йорка, но и первоклассным шоуменом. Представлялось вполне естественным, что, задумав свести счеты с жизнью, он, как бы сильно ни страдал, попытается эффектно обставить свое самоубийство. Так вот, он разделся и прыгнул в гейзер Йеллоустонского парка.
Вульф что-то негромко проворчал. Я посмотрел на девушку с восхищением: как спокойно, с какой выдержкой она сообщила о происшествии! Впрочем, она жила с этим вот уже год.
– Я читала в газете, что внизу, под гейзером, из-за давления в подземном канале, по которому бежит вода, ее температура значительно выше точки кипения.
– Верная смерть, – буркнул Вульф. – Так что же вас смущает в гибели вашего дяди?
– Да то, что на самом деле он не погиб. На прошлой неделе я видела его здесь, в Нью-Йорке. Он жив.
Глава третья
Моего оживления как не бывало. Я-то думал, что нам предстоит совлечь фальшивую личину суицида с убийства, а почуяв убийство, я всякий раз делаю охотничью стойку. В частном сыске убийство – нечто вроде стержня, на котором все держится. Согласитесь, газетный заголовок «Произошло убийство» так и притягивает взгляд. Синтия содрала этот броский анонс и заменила другим – «Человек остался в живых». Ничего интересного.
Кроме того, мне в голову пришла невеселая мысль: если дядя Пол жив, значит, доля в компании по-прежнему принадлежит ему, а не нашей гостье. Отсюда следует логичный вопрос: а есть ли у нее деньги для оплаты наших услуг? Как мужчина, я по-прежнему не мог отказать ей в привлекательности: голос и внешность выше всяческих похвал. Однако в профессиональном плане она лишилась для меня всякой притягательности.
Короче говоря, я расслабился и швырнул блокнот на стол. Кстати сказать, мой стол расположен таким образом, что стоит мне сделать пол-оборота в своем вращающемся кресле, и я поворачиваюсь лицом к Вульфу, еще пол-оборота – и я уже напротив красного кожаного кресла, стоящего возле стола босса.
Именно в это кресло мы обычно сажаем посетителей. Некоторые в нем не смотрятся. Однако Синтия, в своем клетчатом коричнево-желтом жакете нараспашку поверх темно-желтого, шелкового вроде бы, платья и кокетливом подобии коричневой шляпки, надетой набок, выглядела просто превосходно.
Почерпнувший от Лили Роуэн и из других надежных источников некоторые сведения о модной женской одежде, я решил, что, если Синтия сама придумала этот наряд, моему боссу следует засунуть куда подальше свои сомнения касательно ее таланта.
Тем временем Синтия продолжила рассказ о воскресшем дяде:
– Это произошло третьего июня, в прошлый вторник. Вчера как раз была тому неделя. Мы устроили для журналистов показ нашей осенней коллекции. Мы не устраиваем показы в отелях. У нас есть собственный демонстрационный зал на двести посадочных мест. Во время показов для прессы мы впускаем посетителей только по билетам. Иначе народу набьется столько, что яблоку будет негде упасть. Дядю я увидела, когда демонстрировала свой собственный ансамбль в сине-черных тонах из легкой саржи. Он сидел в пятом ряду, между Агнес Пэмбертон из «Вог» и миссис Гумперт из «Геральд трибьюн». Не спрашивайте, как мне удалось его узнать. Сама не понимаю. Однако я нисколько не сомневаюсь, что…
– А почему вы могли бы его не узнать? – строго спросил Вульф.
– Да потому, что он отпустил бороду, нацепил очки и прилизал волосы, расчесав их на левый пробор. Понимаю, мое описание звучит нелепо, а дядя Пол всегда чурался эксцентричности. Правда, борода его была аккуратно подстрижена, и потому он не очень сильно выделялся. Хорошо хоть, я узнала его далеко не сразу. Иначе просто встала бы столбом на сцене и, разинув рот, уставилась бы на него. Потом, в костюмерной, Полли Зарелла спросила Бернарда Домери… Это племянник Джина Домери… Так вот, Полли спросила Бернарда, что это за мужик такой заросший сидел в зале. Бернард ответил, что понятия не имеет. Наверное, журналист из «Дейли уокер»[16]. Понятное дело, бо?льшую часть приглашенных на показ мы знаем. Бо?льшую, но далеко не всех. Когда я вышла в следующей модели – свободном сзади пальто длиной до щиколотки из ткани с гобеленовыми мотивами, – то неосознанно скользнула взглядом по бородачу и совершенно неожиданно поняла, кто это. Не догадалась, а именно поняла. Меня это настолько потрясло, что я прибавила шаг, торопясь уйти со сцены. В раздевалке все мои силы ушли на то, чтобы подавить дрожь. Мне хотелось броситься в зал и поговорить с ним, но как я могла? Это значило сорвать показ. Мне предстояло еще четыре выхода. В частности, я должна была продемонстрировать гвоздь коллекции – облегающее черное в белую полоску платье и жакет из той же ткани, с чуть присборенными у плеч рукавами и двойной кромкой. Одним словом, мне надо было остаться до конца показа. Ну а потом, когда я бросилась в зал, его уже не было.
– Ну-ну, – пробурчал Вульф.
– Да, так все и произошло. Я вышла из зала к лифтам, но он пропал бесследно.
– И с тех пор вы его не видели?
– Не видела.
– Кто-нибудь еще его узнал?
– Не думаю. Уверена, что нет, иначе бы поднялся шум. Только представьте: человек восстал из мертвых!
Вульф согласно кивнул и спросил:
– А многие ли из присутствующих были знакомы с вашим дядей?
– Да практически все. Он был очень знаменит – почти так же, как вы.
Вульф пропустил комплимент мимо ушей.
– Вы уверены, что видели именно вашего дядю?
– Абсолютно. У меня нет ни малейших сомнений.
– Вы выяснили, под чьей личиной он приходил?
Девушка покачала головой:
– Мне так и не удалось ничего о нем выяснить. Не хотелось расспрашивать слишком много народу, а те, к кому я обратилась, ничем не смогли помочь. Понимаете, – замявшись, добавила она, – пригласительные билеты на показ распространяются довольно свободно. Я не говорю, что мы раздаем их первым встречным на улицах, но человеку со связями не составит труда добыть приглашение. А у моего дяди, разумеется, связи были.
– Вы кому-нибудь рассказали о случившемся?
– Никому. Ни единой живой душе. Все это время я пыталась сообразить, что? мне делать.
– А почему бы вам обо всем не забыть? – предложил Вульф. – Говорите, вы унаследовали после дяди половину… – Он поморщился. – Этой самой вашей компании?
– Да.
– Что-нибудь еще? Движимое или недвижимое имущество, ценные бумаги, счета в банке?
– Ничего. Он не оставил после себя никакого имущества, за исключением меблировки квартиры. Адвокат сказал, что у дяди не имелось ни ценных бумаг, ни банковских счетов.
– Негусто, – хмыкнул Вульф. – Но вам теперь принадлежит половина компании. Она кредитоспособна?
– Полли Зарелла говорит, что в прошлом году наши доходы перевалили за два миллиона и дела продолжают идти в гору, – улыбнулась Синтия.
– Ну так махните на все рукой. Допустим, вашему дяде нравится носить бороду и прилизывать волосы. Что в этом такого? Если вы загоните его в угол, заставите побриться, смыть фиксатуар и снова стать самим собой, то лишитесь доли в растущих доходах. Они снова начнут отходить к нему. Я не стану заламывать цену за этот совет.
– Нет, – она решительно помотала головой, – я хочу знать, что? происходит. Мне надо выяснить, на каком свете я живу. Я… – Она запнулась и прикусила губу, пытаясь сдержать свои чувства. Природа их оставалась для меня непонятной, но они явно готовились вот-вот вырваться наружу. Взяв себя в руки, она выдавила: – Я очень расстроена.
– В таком случае не торопитесь с решением. – Босс был с ней на редкость терпелив. – Решения надо принимать на холодную голову. Кроме того, – он погрозил пальцем, – несмотря на всю вашу убежденность, вы можете заблуждаться. Допустим, вы узнали его, в отличие от всех остальных, потому что делили с ним кров и близко его знали. Однако есть и другие, знавшие вашего дядю не менее близко. Особенно хорошо его должен знать компаньон, мистер Домери. По вашим словам, они проработали бок о бок двадцать лет. Мистер Домери присутствовал на показе? Он видел бородача?
Глаза Синтии широко распахнулись.
– Ой, – воскликнула она, – разве я не… Мне показалось, я вам уже сказала… Конечно же, на показе был Бернард Домери, племянник Джина. Я о нем точно говорила… Но Джин Домери, компаньон моего дяди… его нет в живых!
Тут глаза Вульфа, полузакрытые на протяжении почти всего разговора, впервые приоткрылись пошире:
– Да ну, черт побери! И что же с ним случилось? Тоже прыгнул в гейзер?
– Нет, погиб в результате несчастного случая. Джин утонул. Поплыл рыбачить и свалился за борт.
– Где это случилось?
– Во Флориде. У западного побережья.
– Когда?
– Дайте подумать… Сегодня девятое июня… Получается, полтора месяца назад. Может, чуть больше.
– Он был на лодке один?
– Нет, с племянником Бернардом.
– С ними был кто-нибудь еще?
– Нет.
– И половина компании, принадлежавшая Джину, отошла племяннику?
– Да, но… – Девушка нахмурилась и взмахнула рукой. Как я заметил, она любила жестикулировать, причем делала это воистину грациозно, сущее загляденье. – Там все чисто.
– Что именно?
– Глупый вопрос, – решительно произнесла она. – Я просто хочу сказать, что, если бы в гибели Джина было что-то подозрительное, полиция Флориды непременно начала бы расследование.
– Допустим, – не без раздражения согласился Вульф. – Однако что за удивительная череда смертей! Миссис Домери упала с лошади и разбилась. Мистер Нидер прыгнул в гейзер. Мистер Домери свалился за борт и утонул. Это не мое дело, слава тебе господи, но на вашем месте я бы так не полагался на полицию Флориды. Вернемся к вашему дяде, – резко продолжил он. – Чего вы от меня хотите?
На этот вопрос у нее имелся ответ:
– Я хочу, чтобы вы нашли моего дядю. Я желаю его видеть.
– Превосходно. Дело это может оказаться долгим и недешевым. Вы готовы внести аванс в размере двух тысяч долларов?
Синтия даже глазом не моргнула.
– Конечно, – произнесла она тоном миллионерши. – Я сегодня же отправлю вам чек. Надеюсь, вы понимаете, что, как я уже упоминала в самом начале, речь идет о строго конфиденциальном разбирательстве. Никаких отчетов по телефону. Письменные отчеты передавать мне лично в руки. Ничего не пересылать по почте. Кроме того, у меня есть к вам одно предложение.
Она устремила взгляд своих ясных голубых глаз на меня, после чего снова перевела их на Вульфа.
– Я бы с радостью поведала вам все, что знаю о коллегах дяди. Вот только сомневаюсь, что эти сведения будут вам полезны. Родственников, кроме меня, у него нет. Близких друзей, насколько мне известно, тоже. Кроме Элен Домери, он никого больше не любил… Ну, быть может, питал теплые чувства ко мне… Думаю, питал… При этом он обожал свою работу и не мыслил жизни без мира моды. Полагаю, в прошлый вторник он явился на показ в первую очередь по тому, что не смог остаться в стороне. По-моему, он не понял, что я его узнала. Так, может быть, явится снова? Если да, то, скорее всего, сегодня. Сегодня мы устраиваем большой показ осенней коллекции для оптовиков. Именно поэтому я и попросила вас о встрече сегодня утром. На этот раз ему даже не понадобится билета. И у меня такое чувство, что он непременно придет. Я знаю, вы практически никогда не отлучаетесь из дому по делам. Но почему бы вам не послать на показ мистера Гудвина? Он сядет в первом ряду. Если я увижу дядю, подам условный сигнал. Единственное, нам надо быть осторожными, чтобы не испортить показ…