— Вы слышали о нем?
— Хм, да. — Доктор Фелл шумно высморкался. — Мой официант — отличный парень, слишком глухой, чтобы слышать звонок, но виртуозно читающий по губам — рассказал мне об этом сегодня утром. Он слышал это от молочника, а молочник — понятия не имею откуда. Кроме того, я... ну, немного знал Чесни. — Фелл с расстроенным видом почесал маленький лоснящийся нос. — Я познакомился с ним и его семьей на приеме около полугода назад. А потом он прислал мне письмо.
Доктор снова замялся.
— Если вы знакомы с его семьей, — медленно произнес Эллиот, — то это все облегчает. Но я пришел к вам по поводу не только самого дела, но и личной проблемы. Не знаю, что на меня нашло и что с этим делать, но факт остается фактом. Вы знаете Марджори Уиллс, племянницу Чесни?
— Да, — ответил доктор Фелл, пристально глядя на него маленькими проницательными глазками.
Эллиот встал.
— Я влюбился в нее! — рявкнул он.
Эллиот понимал, что являет собой нелепое зрелище, стоя и крича об этом, как будто бросая тарелку в лицо собеседнику. Он чувствовал, как пылают его уши. Если бы доктор Фелл усмехнулся или посоветовал ему понизить голос, в нем бы тут же взыграло его шотландское достоинство и он бы молча удалился. Но доктор всего лишь кивнул.
— Вполне понятно, — с сочувствием пробормотал он. — Ну и что?
— До этого я видел ее только дважды! — продолжал орать Эллиот, твердо решив высказаться до конца. — Один раз в Помпеях, а другой в... сейчас это не важно. Как я говорил, я не понимаю, что на меня нашло. Я не идеализирую ее. Когда я увидел ее снова прошлой ночью, то едва помнил, как она выглядит. У меня сильные основания предполагать, что она отравительница и прожженная лицемерка. Когда я встретил их компанию в Помпеях, она стояла в саду с непокрытой головой и освещенными солнцем плечами — я просто глазел на нее, а потом повернулся и ушел. Может быть, все дело в том, как она говорила, двигалась или поворачивала голову, — не знаю. Мне духу не хватило проследовать за ними и попытаться завязать знакомство, хотя этот парень, Хардинг, по-видимому, так и поступил. Я просто не мог заставить себя сделать это. Не только потому, что я слышал, как они обсуждают ее брак с Хардингом, — об этом я даже не думал. Я только знал, что, во-первых, влюбился в нее по уши и, во-вторых, что должен выбросить эту мысль из головы, так как это чушь. Вряд ли вы понимаете...
В комнате было тихо, если не считать тяжелого дыхания доктора Фелла и шума дождя снаружи.
— Вы весьма невысокого мнения обо мне, — серьезно заметил доктор, — если считаете, что я не способен это понять. Продолжайте.
— Ну, сэр, это все, кроме того, что я так и не выбросил из головы эту мысль.
— Думаю, не совсем все.
— Вас, конечно, интересует, когда я встретил ее во второй раз. Это судьба. Я нутром чуял, что это должно произойти. Увидишь человека однажды, пытаешься забыть его или сбежать от него, но то и дело на него натыкаешься. В следующий раз я увидел Марджори Уиллс всего пять дней назад, в маленькой аптеке возле доков принца Альберта.
Когда я встретил их в Помпеях, то слышал, как мистер Чесни упомянул название корабля, на котором они собирались возвращаться, и дату отплытия. Я покинул Италию на следующий день и вернулся в Англию за неделю до них. В прошлый четверг, 29-го, я случайно оказался в районе доков принца Альберта по одному делу... — Эллиот оборвал фразу. — Я даже вам не в состоянии говорить правду, — с горечью продолжил он. — Да, я нашел предлог, чтобы побывать там именно в тот день, но все остальное — совпадение. Судите сами.
Регистрационная книга продажи ядов в этой аптеке вызывала подозрения. Похоже, аптекарь продавал их слишком много. Я вошел туда и попросил показать книгу. Аптекарь сразу же достал ее и усадил меня в маленькой каморке, отделенной от прилавка полкой с пузырьками. Пока я изучал книгу, вошла покупательница. Я не мог видеть ее, а она — меня, ей казалось, что в аптеке больше никого нет. Но я сразу узнал голос. Это была Марджори Уиллс, и она хотела купить цианистый калий «для занятий фотографией».
Эллиот снова умолк.
Он видел перед собой не комнату в отеле «Красавчик Нэш», а маленькую аптеку в тусклом предзакатном свете и вдыхал запах химикалий, который теперь всегда будет напоминать ему об этом деле. Горлышки пузырьков слегка поблескивали. А у противоположной стены стояло в тени засиженное мухами зеркало, в котором Эллиот видел отражение Марджори Уиллс, требующей цианистый калий «для занятий фотографией».
— Вероятно, потому, что я был там, — продолжал Эллиот, — аптекарь начал задавать ей вопросы о практическом использовании яда. Ее ответы показывали, что она разбирается в фотографии примерно так, как я — в санскрите. С другой стороны находилось зеркало. Когда девушка запуталась окончательно, она случайно бросила на него взгляд и, должно быть, увидела в нем меня, хотя я в этом не уверен. Внезапно она назвала аптекаря... не важно как... и выбежала на улицу. Ничего себе история, а?
Доктор Фелл не стал комментировать.
— Аптекарь — подозрительный тип, — добавил Эллиот, — хотя я ничего конкретного не обнаружил. Но вдобавок суперинтендент Хэдли поручил мне дело об отравлении в Содбери-Кросс, все подробности которого я уже изучил, читая подшивки газет.
— Вы не отказались от дела?
— Нет, сэр. Как я мог от него отказаться, не сообщив суперинтенденту все, что знаю?
— Хм.
— Вы полагаете, что меня следует вышвырнуть из полиции пинком, и вы абсолютно правы.
— Господи, конечно нет! — Доктор Фелл широко открыл глаза. — Вам все еще не дает покоя ваша чертова щепетильность. Перестаньте болтать вздор и продолжайте.
— Когда я ехал сюда прошлой ночью, то обдумывал всевозможные выходы из положения. Некоторые из них были настолько дикими, что меня бросало в дрожь, когда я вспоминал о них сегодня утром. Я подумывал о том, чтобы систематически уничтожать все улики против Марджори Уиллс, и даже о том, чтобы бежать с ней к южным морям.
Он сделал паузу, но доктор Фелл только задумчиво кивал, словно понимая причины такого поведения, и Эллиот заговорил снова, чувствуя колоссальное облегчение:
— Я надеялся, что главный констебль — его зовут майор Кроу — ничего не заметит. Но очевидно, я с самого начала вел себя странно и раз за разом допускал оплошности. Хуже всего то, что девушка почти узнала меня. Правда, она не связала мой облик с внешностью человека, которого видела в аптечном зеркале, но уверена, что видела меня раньше, и все еще старается вспомнить где. Что касается остального, то я пытался подходить к делу без предубеждений — снова компромисс, а? — и вести расследование как самое ординарное. Не знаю, удалось ли мне это, но, как видите, я сейчас здесь.
Доктор Фелл задумался.
— Скажите, если отбросить историю с кондитерской лавкой, вы обнаружили что-нибудь прошлой ночью, что заставило бы вас считать Марджори Уиллс виновной в убийстве Маркуса Чесни?
— Нет! Совсем наоборот — у нее алиби размером с дом.
— Тогда, во имя Вельзевула, о чем мы говорим? Почему вы не поете как жаворонок?
— Не знаю, сэр. Дело слишком странное и запутанное, чтобы решить его одним махом. С самого начала оно выглядит как сундук с секретом.
Доктор Фелл откинулся назад, попыхивая сигарой; лицо его выражало яростную сосредоточенность. Даже лента его очков возбужденно подергивалась.
— Давайте исследуем вашу эмоциональную проблему, — сказал он. — Нет, не шарахайтесь от моего предложения. Это может быть самовнушением или подлинным чувством, но в любом случае я хочу задать вам вопрос. Допустим, эта девушка — убийца... Погодите! Я сказал «допустим». Таким преступлениям нелегко найти оправдание — даже мне необходимо напрячь весь свой ум, чтобы попытаться понять их. Они противоестественны и свидетельствуют о ненормальности — жить в одном доме с человеком, совершившим их, так же опасно, как с королевской коброй. Поэтому я спрашиваю: допустим, эта девушка виновна — вы хотите в этом убедиться?
— Не знаю.
— Тем не менее вы согласны, что это следует выяснить?
— Полагаю, что да.
— Отлично. — Доктор Фелл снова затянулся сигарой. — Тогда давайте взглянем на это с другой точки зрения. Предположим, девушка абсолютно невиновна... Нет, не вздыхайте с облегчением — будьте практичны даже в вашей романтической страсти. Предположим, она невиновна. Что в таком случае вы намерены делать?
— Не понимаю, сэр.
— Вы же говорите, что влюблены в нее?
Эллиот наконец сообразил, о чем идет речь.
— Меня к этому не примешивайте, — сказал он. — Я не льщу себя надеждой на какие-то шансы. Видели бы вы ее лицо, когда она смотрит на Хардинга! Я видел. Говорю вам, сэр, прошлой ночью мне было труднее всего относиться к нему беспристрастно. Я ничего не имею против него — он производит впечатление вполне достойного парня. Могу лишь сказать, что в моем воспитании есть нечто, заставляющее меня настораживаться каждый раз, когда я разговариваю с ним. — Эллиот снова почувствовал, что его уши краснеют. — Ночью меня преследовали всевозможные видения. Я воображал, как эффектно арестовываю Хардинга за убийство, надеваю на него наручники, как она смотрит на меня... ну и прочую чепуху, какая только может прийти парню в голову. Но эмоциональные узлы не разрубить так легко. Хардинг — ложный след, если я хоть когда-либо видел таковой. Невозможно совершить убийство, когда ты пребываешь в одной комнате с двоими людьми, которые смотрят на тебя, а настоящий убийца находится в поле зрения в соседней комнате. Может быть, Хардинг — охотник за состоянием (подозреваю, что это так), но это лишь одно из проявлений людской извращенности. Он никогда не слышал о Содбери-Кросс, пока не познакомился с Чесни в Италии. Так что забудьте о Хардинге, а заодно и обо мне.
— Помимо вашей щепетильности, — заметил доктор Фелл, — вам следует избавиться от чрезмерной скромности. Может, это и добродетель, но женщины ее не выносят. Ладно, оставим это. Как вы чувствуете себя теперь?
Внезапно Эллиот осознал, что чувствует себя гораздо лучше и даже не возражает против чашки кофе и курева. Казалось, его ум прояснился и инспектор сосредоточился. Даже комната каким-то непостижимым образом стала выглядеть по-иному.
— Хмф! — произнес доктор Фелл, снова почесав нос. — Ну и что же нам делать? Вы забываете, что я знаком с делом только в общих чертах, и, пребывая в естественном энтузиазме, выпустили большую часть стрел поверх моей головы. Так что же вы предпримете? Выставите себя дураком, вернувшись в Лондон и объяснив ситуацию Хэдли? Или мы с вами попытаемся разобраться в фактах и выяснить, что произошло? Я к вашим услугам.
— Да! — воскликнул Эллиот. — Именно так мы и поступим.
— Прекрасно. В таком случае садитесь и расскажите мне все.
Это заняло полчаса, так как Эллиот, к которому вернулась способность трезво мыслить, старался не упустить ни малейшей детали. Он закончил сообщением о пузырьке с синильной кислотой из ванной комнаты.
— В общем, это все, хотя мы не уходили из дома до трех часов ночи. Все клялись, что не знали о синильной кислоте в ванной и что ее не было там, когда они одевались к обеду вечером. Я заглянул к этому парню, Уилберу Эммету, но, естественно, от него не было никакого толку.
Эллиот живо представил себе спальню, такую же опрятную и такую же непривлекательную, как сам Эммет. Он припомнил долговязую фигуру, ворочающуюся в постели, яркий электрический свет, аккуратно разложенные на туалетном столике тюбик крема для волос и галстуки. На письменном столе лежали стопки писем и оплаченных счетов. Рядом стоял маленький плетеный чемоданчик, в котором Эммет носил набор шприцев, маникюрные ножницы и странные предметы, напоминавшие Эллиоту хирургические инструменты. Оранжевые обои наводили на мысль о персиках.
— Эммет много говорил, но я не мог разобрать ни единого слова — правда, иногда он восклицал «Марджори!» и его приходилось успокаивать. Это все, сэр. Теперь я рассказал вам все, что знаю. Сможете ли вы найти в этом какой-то смысл и объяснить, что тут не так?
Доктор Фелл медленно кивнул.
— Думаю, что смогу, — ответил он.
Глава 11
НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС
— Но прежде чем я это сделаю, — продолжал доктор Фелл, с агрессивным видом взмахнув сигарой, — мне бы хотелось прояснить один пункт вашего рассказа: либо я неправильно вас расслышал, либо кто-то совершил скверный промах. Речь идет о конце представления Чесни. Представьте себе, как он только что открыл двустворчатую дверь объявить, что шоу закончено.
— Да, сэр?
— Потом профессор Инграм спрашивает у него: «Между прочим, кто был ваш жуткий на вид коллега?» На что Чесни отвечает: «О, это всего лишь Уилбер. Он помог мне все спланировать». Правильно?
— Да.
— У вас имеются показания других об этом эпизоде? — допытывался доктор. — Они это подтверждают?
— Да, сэр, — озадаченно ответил Эллиот. — Я опросил всех, прежде чем покинуть дом.
Цвет лица доктора Фелла слегка изменился. Он застыл с открытым ртом и сигарой в руке, уставясь на собеседника расширенными глазами, потом произнес громогласным шепотом, похожим на звук ветра в туннеле метро:
— О Бахус! О боже! О моя священная шляпа! Это не пойдет.
— Но что тут не так?
— Достаньте список десяти вопросов Чесни, — возбужденно потребовал доктор Фелл, — и прочтите его снова. Неужели вы не видите, что не так?
Эллиот посмотрел на список, потом снова на лицо доктора.
— Нет, сэр, не вижу. Может быть, мой мозг не функционирует должным образом...
— Очевидно, — серьезно заверил его доктор Фелл. — Взгляните на список еще раз! Сосредоточьтесь! Неужели вам не ясно, что Чесни задал абсолютно ненужный и даже нелепый вопрос?
— Какой именно?
— Вопрос номер четыре: «Какого роста был человек, вошедший через французское окно?» Черт побери! Ведь это один из перечня вопросов, которые Чесни тщательно подготовил, — вопросов коварных, придуманных с целью застигнуть наблюдателей врасплох. И все же, прежде чем начать задавать эти вопросы, он спокойно объявляет, кто был этот человек! Понимаете? По словам мисс Уиллс, все они знали рост Уилбера Эммета. Он жил с ним в одном доме, и они видели его каждый день. Таким образом, услышав заранее, кто был визитер, они не могли неправильно ответить на вопрос номер четыре. Зачем же Чесни фактически сообщил им ответ, прежде чем задал вопрос?
Эллиот негромко выругался и начал думать.
— А что, если в этом крылась ловушка, сэр? — предположил он. — Допустим, Эммет получил указание — такую мысль высказал профессор Инграм — согнуться под плащом, чтобы его рост казался на три дюйма ниже? Намеренно сообщив личность посетителя, мистер Чесни ожидал, что они угодят в западню и назовут известный им рост Эммета: шесть футов. В то время как рост человека, согнувшегося под плащом, был всего пять футов девять дюймов.
— Это возможно. — Доктор Фелл нахмурился. — Я готов согласиться, что в этом маленьком шоу скрывалось больше ловушек, чем кажется даже вам. Но что касается согнувшегося Эммета... знаете, инспектор, я не слишком этому верю. Вы описываете плащ как длинный и плотно прилегающий к телу. Единственным способом, которым человек в плаще мог уменьшить свой рост на три дюйма, было согнуть колени и прошаркать по комнате короткими шажками. Попробуйте сделать это так, чтобы ваши колени не торчали под плащом, как поршни, придавая вам странный вид и делая все очевидным для публики. Напротив, осанка этого типа казалась прямой и напряженной. Конечно, все возможно, но...
— Вы имеете в виду, что рост этого человека действительно был пять футов и девять дюймов?
— Существует весьма интересная возможность, что его рост составлял шесть футов, — сухо отозвался доктор Фелл. — Ведь это утверждают два свидетеля. В каждом пункте, где профессор Инграм с ними не соглашается, вы автоматически верите профессору. Вероятно, у вас на то есть основания, но мы не должны... хмф... не должны впадать в заблуждение, относясь к профессору Инграму как к оракулу, авгуру[15] и рупору Священного Писания.