Он и доктор Чесни были немного навеселе, а профессор Инграм — абсолютно трезв. Комнату освещали только бра — душный воздух был насыщен запахом кофе, сигар и бренди в бокалах из толстого стекла. Игру сразу же прервали, хотя профессор продолжал задумчиво катать по столику кости.
Доктор Чесни повернул к вошедшим красное веснушчатое лицо.
— Ладно, — проворчал он. — В чем дело? Выкладывайте.
Майор Кроу кивнул, и Эллиот шагнул вперед.
— Добрый вечер, — поздоровался он. — Думаю, все вы уже встречали доктора Фелла. А мистера Стивенсона вы, конечно, знаете.
— Еще бы, — отозвался доктор Чесни, пытаясь справиться с хрипловатостью, вызванной бренди. — Что это вы притащили, Хобарт?
— Его кинопроектор, — ответил Эллиот и обратился к профессору Инграму: — Сегодня, сэр, вы выражали желание посмотреть фильм, снятый во время шоу мистера Чесни. Если нет возражений, я хочу предложить всем просмотреть его. Мистер Стивенсон любезно согласился привезти оборудование. Надеюсь, вы дадите согласие установить его здесь. — Он старался говорить беспечным тоном, которому обучил его суперинтендент Хэдли. — Заранее извиняюсь за не слишком приятное зрелище. Но могу заверить, что просмотр поможет и нам, и вам.
Вновь послышалось тарахтение костей по столику. Профессор Инграм бросил взгляд на количество очков, подобрал кости и посмотрел на Эллиота.
— Ну-ну, — пробормотал он.
— Сэр?
— Говорите прямо. — Профессор опять бросил кости. — Это реконструкция преступления в стиле французской полиции, во время которой виновный должен закричать и во всем признаться? Не мелите вздор, инспектор. Это ни к чему не приведет, да и просто нелепо с психологической точки зрения — по крайней мере, в отношении этого дела.
Его тон был легкомысленным, но смысл слов — вполне серьезным. Эллиот улыбнулся и почувствовал облегчение при виде ответной улыбки профессора.
— Честное слово, сэр, речь не идет ни о чем подобном, — поспешил отозваться он. — Мы не хотим никого пугать, а всего лишь просим вас посмотреть фильм, чтобы самим убедиться...
— В чем?
— В том, кем в действительности был доктор Немо. Мы тщательно изучили пленку. И если вы будете смотреть внимательно и с правильной точки зрения, то сможете определить, кто убил мистера Чесни.
Профессор Инграм положил кости в чашку, встряхнул и опять бросил их на стол.
— Значит, пленка разоблачает убийцу?
— Да. Мы так думаем. Вот почему хотим, чтобы вы ее просмотрели. Увидим, согласитесь ли вы с нами. Впрочем, я уверен, что согласитесь. Мы увидели это при первом же просмотре, хотя и не сразу поняли. Но нам кажется, что вы поймете. Это все упростит. Мы готовы произвести арест сегодня же вечером.
— Господи! — воскликнул Джо Чесни. — Вы имеете в виду, что собираетесь арестовать кого-то и повесить?
Он говорил с наивным удивлением, как будто такая возможность никогда не приходила ему в голову. Его лицо покраснело еще сильнее.
— Решать будет суд присяжных, доктор Чесни. Но у вас нет возражений против просмотра пленки?
— А? Нет-нет, никаких. По правде говоря, мне самому хочется ее увидеть.
— А у вас, мистер Хардинг?
Пальцы Хардинга нервно скользнули под воротником, коснувшись повязки. Прочистив горло, он взял стоящий рядом бокал и осушил его залпом.
— Нет. Фильм получился хорошо?
— В каком смысле?
— Изображение четкое?
— Достаточно четкое. У вас нет возражений, мисс Уиллс?
— Конечно нет.
— А ей обязательно это смотреть? — осведомился доктор Чесни.
— Мисс Уиллс, — медленно произнес Эллиот, — должна посмотреть пленку, даже если остальные откажутся.
Профессор Инграм опять бросил кости и проверил очки.
— Лично я более чем наполовину склонен отказаться. Как вы упомянули, сегодня я выражал желание посмотреть фильм, но получил от ворот поворот. Поэтому... — его лысина поблескивала в душной комнате, — мне очень хотелось бы послать вас к черту. Но я не могу этого сделать. Проклятый дротик для духовой трубки не давал мне покоя всю ночь, как и истинный рост доктора Немо. — Он со стуком поставил на стол чашку с костями. — Скажите, вы можете определить его рост по этой пленке?
— Да, сэр. Около шести футов.
Профессор резко вскинул голову. Доктор Чесни выглядел озадаченным, потом усмехнулся.
— Это точно? — осведомился профессор Инграм.
— Увидите сами. Мы хотим в первую очередь привлечь ваше внимание к другому моменту, но можете считать это установленным. Не возражаете, если мы используем музыкальную комнату для показа фильма?
— Нет-нет, показывайте где хотите, — хлопотливо отозвался Джо Чесни, буквально излучая радушие. — Позвольте проводить вас. Только надо захватить выпивку, чтобы досмотреть все до конца.
— Спасибо, я знаю дорогу. — Эллиот с усмешкой повернулся к профессору Инграму: — Вам незачем хмуриться, сэр. Показ в музыкальной комнате не означает разновидность французского допроса третьей степени. Просто мне кажется, там вы сможете лучше увидеть некоторые вещи. Мистер Стивенсон и я пойдем первыми, а майор Кроу приведет остальных минут через пять.
Только выйдя из комнаты, Эллиот почувствовал, как пылает его лоб. Он также осознал, что вовсе не думает об убийце, которому теперь не выкрутиться. Ему причиняли боль совсем другие мысли.
В холле и музыкальной комнате было холодно. Эллиот нащупал выключатель за секретером и раздвинул серые портьеры. За окнами поднимался туман. Инспектор подошел к радиатору и включил паровое отопление.
— Расположите экран, — сказал он Стивенсону, — между створками двери. Поставьте проектор как можно ближе — мне нужно максимально крупное изображение. Можем прикатить радиолу и поставить проектор на нее.
Стивенсон кивнул, и они молча приступили к работе. Простыню прикрепили кнопками к дверным косякам; проектор подсоединили к розетке. Но казалось, прошло много времени, прежде чем на экране вспыхнул большой прямоугольник света. Позади него находился темный кабинет, где еще не так давно сидел Маркус Чесни и громко тикали часы. Эллиот расставил парчовые кресла по два с каждой стороны экрана.
— Готово, — сказал он.
В этот момент в комнату вошла причудливая маленькая процессия. Доктор Фелл руководил церемонией. Марджори и Хардинг заняли кресла с одной стороны экрана, а профессор Инграм и доктор Чесни — с противоположной. Майор Кроу, как и прошлой ночью, прислонился к роялю. Боствик и Эллиот встали по обеим сторонам двери, а доктор Фелл — рядом со Стивенсоном, у проектора.
— Предупреждаю, — заговорил доктор Фелл, дыша с присвистом, — что это будет нелегко для вас — особенно для мисс Уиллс. Но, пожалуйста, мисс Уиллс, придвиньте ваше кресло немного ближе к экрану.
Марджори в недоумении уставилась на него, но повиновалась. Ее руки так сильно дрожали, что Эллиот подошел и придвинул ей кресло. Теперь она находилось всего на расстоянии фута от простыни между створками дверей, хотя и по-прежнему сбоку.
— Благодарю вас, — буркнул доктор Фелл, чье лицо было не таким красным, как обычно. Он повысил голос: — Аминь! Поехали!
Боствик погасил свет. Эллиот снова обратил внимание на кромешную тьму, нарушенную, лишь когда Стивенсон включил проектор. Луч слегка осветил лица находившихся рядом. Так как аппарат стоял в пяти футах от экрана, изображение должно было выглядеть необычайно крупным, хотя и не в натуральную величину.
Проектор ритмично загудел, и экран начал темнеть. В комнате слышалось шумное дыхание. Эллиот различал разбойничью фигуру доктора Фелла, возвышавшуюся над сидящими, но воспринимал все это лишь как фон для происходящего на экране. Его мысли были сосредоточены на том, что им вновь предстояло увидеть и смысл чего становился удивительно ясным, если только немного подумать о нем.
По экрану сверху вниз поползла вертикальная полоса света, мерцая по краям. Снова открылись призрачные двери, и перед зрителями постепенно возникло четкое изображение комнаты за двустворчатой дверью. При виде огня, поблескивающего в камине, белого света лампы на столе, часов с белым циферблатом у Эллиота возникло ощущение, будто они смотрят на настоящую комнату, а не на экран, но сквозь вуаль, сводящую все цвета к серому и черному. Иллюзию усиливало тиканье часов, совпадающее с качанием маятника на экране. Перед ними была комната в Зазеркалье[37] с часами, показывающими время роковой ночи, и окнами, впускающими ночной воздух.
Потом на них из кабинета устремил взгляд Маркус Чесни.
Изображение на экране было почти в полный рост, поэтому неудивительно, что Марджори вскрикнула. Не меньший эффект производило и жутковатое выражение лица Чесни, искаженное особенностями освещения и усиливавшее чувство реальности. Чесни в Зазеркалье серьезно занимался своими делами. Сидя лицом к зрителям, он отодвинул в сторону теперь кажущуюся серой коробку конфет и приступил к пантомиме с двумя маленькими предметами на столе...
— Я был слеп как летучая мышь! — шепнул профессор Инграм, склонившись вперед так, что луч проектора полоснул по его лысому черепу. — Дротик для духовой трубки? Как бы не так! Теперь я вижу...
— Это не важно! — прервал его доктор Фелл. — Не думайте об этом. Следите за левой стороной экрана, где появится доктор Немо.
Как по команде, на экране возникла высокая фигура в цилиндре, сразу повернувшись лицом к зрителям, которые уставились в черные очки. На близком расстоянии детали выглядели более крупными и четкими. Можно было разглядеть стершийся ворс цилиндра, мохнатый шарф с отверстием для носа и странную походку доктора Немо. Повернувшись спиной и подойдя к столу, он быстро начал подмену коробок конфет...
— Кто это? — осведомился доктор Фелл. — Посмотрите внимательно.
— Это Уилбер, — сказала Марджори, приподнявшись с кресла. — Разве вы не видите его походку?
Голос доктора Чесни был громким, но озадаченным.
— Девочка права, — заявил он. — Но это не может быть Уилбер. Парень мертв!
— Выглядит он, безусловно, как Уилбер, — признал профессор Инграм, напряженно вглядываясь в экран. — Погодите! Тут что-то не так. Это трюк. Я готов поклясться...
— Мы подходим к самому главному, — прервал его доктор Фелл, когда доктор Немо двинулся к другой стороне стола. — Мисс Уиллс, через пару секунд ваш дядя кое-что скажет. Он смотрит на Немо и собирается сказать ему что-то. Прочитайте слова по его губам и сообщите нам. Внимание!
Девушка стояла у экрана, склонившись вперед, и ее тень почти касалась его. Наступила неестественная тишина, нарушаемая только гудением проектора. Когда серые губы Маркуса Чесни начали шевелиться, Марджори заговорила почти одновременно с ним. Ее голос звучал тихо и отстранение, как будто она думала совсем о другом:
Не в силах, доктор Фелл, я вас любить
И не могу причину объяснить,
Но...
Вся группа встрепенулась.
— Что это значит, черт возьми? — осведомился профессор Инграм. — Что вы говорите?
— То, что он, — ответила Марджори. — «Не в силах, доктор Фелл, я вас любить...»
— Я же говорил, что это трюк! — перебил профессор. — Я не настолько безумен, чтобы этому поверить. Ведь я был там, слышал Маркуса и знаю, что он не произносил ничего подобного!
— Конечно нет, — подтвердил доктор Фелл. — Следовательно, вы не смотрите фильм, где снято происходившее прошлой ночью. Следовательно, нам подсунули не ту пленку. Следовательно, убийца тот, кто это сделал, уверяя нас при этом, что пленка подлинная. И следовательно, убийца...
Оканчивать фразу не понадобилось.
Увидев, что Джордж Хардинг вскочил с кресла, Эллиот в три шага пересек луч света. Хардинг неуклюже попытался нанести ему удар правой рукой в лицо. Но Эллиот как раз и надеялся на драку, мечтая и молясь о ней. Его неприязнь перешла в ненависть — все то, что сделал Хардинг, и все причины, по которым он это сделал, пронеслись у него в голове, как безмолвный крик, когда он яростно бросился на противника. Но сопротивления не последовало. Первая же попытка лишила Хардинга мужества. Его лицо исказила судорога жалости к себе, глаза закатились, и он свалился в обморок, цепляясь за юбку Марджори. Им пришлось приводить его в чувство с помощью бренди, прежде чем произнести традиционную формулировку, сопровождающую арест.
Глава 20
ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ, СОВЕРШЕННОМ ПСИХОЛОГОМ
Примерно через час группа вновь собралась в библиотеке. Не было лишь Марджори и — по очевидным причинам — Боствика и Хардинга. Остальные расселись вокруг камина в позах, которые Эллиот, смертельно уставший, но не утративший саркастического чувства юмора, мысленно сравнивал с голландским натюрмортом.
Доктор Чесни заговорил первым. Он сидел опираясь локтями на ломберный стол и стиснув голову руками, но наконец поднял взгляд.
— Значит, это все-таки был посторонний, — пробормотал он. — Думаю, я все время чуял это нутром.
— Вот как? — вежливо отозвался профессор Инграм. — А по-моему, именно вы постоянно уверяли нас, что Хардинг — отличный парень. По крайней мере, когда сегодня вы организовали эту великолепную свадьбу...
Лицо доктора Джо вспыхнуло.
— Разве вы не понимаете, что я должен был это сделать? Или думал, что должен. Хардинг убедил меня. Он сказал...
— Он много чего говорил, — мрачно заметил майор Кроу.
— А когда я думаю, какой эта ночь будет для Марджори...
— Вы всегда были никудышным психологом, дружище, — сказал профессор Инграм, подбирая кости и бросая их в чашку. — По-вашему, она любит его или любила когда-нибудь? Почему, вы думаете, я так горячо протестовал против сегодняшнего тошнотворного спектакля? — Встряхивая чашку, профессор переводил взгляд с доктора Фелла на Эллиота и майора Кроу. — Но мне кажется, джентльмены, вам следует все нам объяснить. Мы хотим услышать — как обычно бывает в конце детективного романа, — как вы пришли к выводу, что убийца — Хардинг, и почему вы рассчитываете на его осуждение. Может быть, это ясно вам, но только не нам.
Эллиот посмотрел на доктора Фелла.
— Займитесь этим вы, сэр, — мрачно предложил он, а майор Кроу кивнул. — Мои мозги сейчас не вполне подходят для этой задачи.
Доктор Фелл раскурил трубку, отхлебнул из стоящей перед ним кружки пива и задумчиво уставился на пламя в очаге.
— В этом деле мне есть в чем себя упрекнуть, — начал он негромким для него голосом. — Потому что кажущаяся безумной идея, которая пришла мне в голову почти четыре месяца назад, в действительности являлась первым шагом к разгадке. Но возможно, лучше излагать вам события в хронологическом порядке.
Итак, 17 июня дети были отравлены конфетами из лавки миссис Терри. Сегодня я сообщил инспектору Эллиоту причины, по которым считал даже тогда, что убийца не прибегал к такому неуклюжему методу, как бросание горсти отравленных конфет в открытую картонную коробку. Мне казалось куда более вероятным, что трюк проделали с помощью саквояжа с пружинным захватом, позволяющего подменить всю коробку. Я думал, что стоит поискать человека, который (скажем, в течение предыдущей недели) приходил в лавку с большой сумкой или саквояжем. На ум сразу же приходили те, кто могли носить такую сумку, не привлекая к ней внимание как к чему-то необычному, — например, доктор Чесни или мистер Эммет.
Доктор Фелл взмахнул трубкой:
— Но, как я указывал инспектору, существовала и другая возможность. Даже доктор Чесни или мистер Эммет с саквояжем в руке привлекли бы внимание в том смысле, в каком его привлекает каждое привычное явление. Но есть еще одна категория, представители которой могли войти в лавку с сумкой, и миссис Терри впоследствии об этом бы даже не вспомнила.
— Еще одна категория? — переспросил профессор Инграм.
— Туристы, — объяснил доктор Фелл. — Как нам известно, через Содбери-Кросс проезжает множество туристов, особенно в летний сезон. Турист или любой посторонний, путешествующий в автомобиле, мог зайти в лавку, попросить пачку сигарет и исчезнуть, прежде чем продавщица запомнила его сумку или его самого. Доктора Чесни или мистера Эммета — местных жителей — она, естественно, запомнила бы, но облик постороннего тут же вылетел бы у нее из головы.
Однако это казалось бредом сумасшедшего. Зачем постороннему проделывать такое? Конечно, маньяк-убийца способен на это, но я едва ли мог посоветовать майору Кроу: «Ищите по всей Англии незнакомца, которого я не в состоянии описать, путешествующего в автомобиле, о котором мне ничего не известно, и носящего при себе сумку для фокусов, предполагать наличие которой у меня нет никаких оснований». Я решил, что у меня разыгралось воображение, и отбросил эту идею, о чем теперь горько сожалею.