Перед дверью в здание полиции я согнулся и попытался отдышаться. В боку жутко кололо, сердце отдавалось в ушах, а спина взмокла. Больше медлить нельзя, нужно спешить. Опустив голову, я быстро прошел по узким коридорам и коротко постучал в нужный кабинет. Раздалось приглушенное «войдите», я глотнул воздуха, и сдержанно прошел в комнату.
Карл Петрович не являлся самым приятным человеком на земле. Если откровенно, то он был безобразно толст, лыс и, конечно, особый шарм ему придавали крошечные глазки-бусинки. Он постоянно потел, от него жутко воняло несвежим и каким-то старьем. Ко всему прочему он был язвительным и желчным человеком. Как я подозреваю садистом, потому что ему нравилось доводить всех. Своими глазами я видел, как мужик под два метра ростом и столько же вширь, вышел от него, рыдая как ребенок. Сейчас от этого мерзкого человека зависела моя жизнь. Только он мог решить, остаюсь я на свободе или нет.
– Карл Петрович, здравствуйте, – затараторил я. Какой осел назвал его так? Он такой же «Карл», как я «Сильвестр». – Простите за опоздание, но у меня была веская причина – я был на собеседовании, и меня взяли на работу.
Маленькие глазки окинули меня изучающим взором, он почесал ручкой лысину и указал на стул перед собой. Я сел, услышав жалобный скрип. Казенная мебель всегда такая хлипкая.
– Значит, на работу взяли? – Карл Петрович погрыз и без того обглоданный кончик ручки. – Хм. А я уже хотел тебя обратно отправить.
Надеюсь, он не заметил, как я побледнел. Вздохнув, говорю, стараясь быть как можно более любезным:
– Что вы, я очень ценю тот шанс, что дало мне государство и вы, я стараюсь исправиться.
Для меня эта старая сволочь ничего не сделала, но все любят лесть. Надеюсь, не слишком явно она прозвучала.
– Ладно, Тима, ладно, ох, дам я тебе еще один шанс.
– Спасибо большое, Карл Петрович, я буду стараться.
– Будешь должен, – он так посмотрел на меня, что меня едва не вывернуло. С огромным трудом мне удалось сдержаться, даже выдавить слабую улыбку. Пробормотав что-то вроде «мне пора, работа», я кинулся бегом из его кабинета. Под дверью уже ждала какая-то женщина, бледная как мел. Бедняжка. Противоположный пол Карл Петрович ненавидел особенно.
***
Ровно в восемь утра я стоял в холле своего нового места работы. Охранники переглянулись, они и не думали, что меня возьмут. Я, довольный собой, прошествовал к лифту.
Первые полчаса я был занят оформлением. Заполнил какие-то анкетки, отдал свои документы. Потом меня быстро ввели в курс дела. Где находятся принадлежности для уборки, что я должен убирать и как именно. Мне даже выдали форму — темно-синий комбинезон. Все «мастера чистоты» подчинялись менеджеру по работе с дополнительным персоналом. Этакая женщина-библиотекарша, большая и пыльная, звали ее Джема.
С девяти утра начинался рабочий день. Я принялся начищать пол. После того как все расположились на рабочих местах, они здорово натоптали. Работа есть работа. Мне нечего стесняться того, что я уборщик. Я усердно натирал пол, быстро работая шваброй, как услышал:
– Здравствуйте, Владлен Викторович! – синхронно выдали обе секретарши за стойкой.
Он легко улыбнулся им, скользнул по мне взглядом и даже не подумал здороваться со мной. На нем было шикарное светлое пальто, как я думаю, из кашемира, небрежно повязанный шарф, кожаный портфель в одной руке и свежая газета в другой. Проходя мимо меня, он вдруг быстро коснулся носком своего дорогого ботинка ведра с водой. С тихим всплеском оно разлилось по мрамору. Он даже не усмехнулся, не остановился поиздеваться, просто пошел дальше по своим делам, а я под возгласы секретарш минут десять вытирал пол.
После меня отправили в мужской туалет. Блин, ну не могу понять, зачем тратить столько денег на простой кран? Он блестел так, как блестят украшения на витрине в ювелирном. И на нем было видно каждую капельку воды, каждый развод. С особым усердием я натирал огромное зеркало, стараясь, чтобы на нем не было ни единого развода. Час потратил, не меньше. Хотелось, чтобы люди видели, что я умею хорошо работать.
Появился Владлен с незнакомым мне мужчиной. Как раз когда я забрался на столешницу с раковинами, чтобы достать до самого верха зеркала. Кубарем я скатился вниз и отошел подальше, чтобы им не мешать. Словно меня здесь и нет, они справили свои дела. Владлен подошел к раковине, включил воду, выдавил геля на ладони, растер в пену и спокойно стряхнул ее на зеркало и кран. Потом ополоснул руки и снова стряхнул воду, словно здесь полотенец не было. Час моего труда был потрачен зря. Ничего. Сделаем заново.
Стоило мне выйти, как ко мне подбежала Катя, секретарша, бесподобная блондинка, кстати, но мне, как я понимал, ничего не светит. Вторую девушку звали Вика. Они были похожи, как близнецы. Обе фигуристые, длинные ноги, симпатичная мордашка. В общем, лицо компании.
– Тебе нужно срочно убрать в кабинете у Владлена Викторовича! – зашипела она, словно этот самый Владлен Викторович был для нее священным. Катя даже подгоняла меня руками, сама постучала в дверь и пропихнула меня.
Да-а, кабинет заместителя генерального директора поражал. Светлый, легкий, полный воздуха. Я ожидал увидеть нечто вроде большого дубового стола, кожаное кресло руководителя. Нет. Комната была нежно-бежевого оттенка, с белым под дерево ламинатом на полу. Минимализм во всем. Простой стол из светлого дерева, светлый ноутбук на нем. Большое окно, закрытое жалюзи. Стеллажи с документами у одной стены и большой в человеческий рост аквариум с множеством пестрых рыбок у другой. Правда, все это великолепие нарушало черное пятно на полу. По всей видимости, от кофе. Сам Владлен стоял у окна с чашкой в руках. Он повернулся ко мне и с недовольной гримасой произнес:
– Ты долго. Едва я тебя зову, ты должен прибегать сразу.
Я кивнул. Хорошо, мне не сложно. Я нагнулся и стал собирать пятно тряпкой. Пусть делает что хочет – все стерплю. Мне нельзя потерять эту работу. Никак нельзя. Унизить захотелось? Пожалуйста. Только не увольняйте. Вытерев насухо пол, я распрямился и собирался уйти, как меня остановил раздавшийся звон разбивающегося стекла. Я обернулся и увидел новое пятно от кофе и стоящего рядом Владлена. Глазами указав мне на новое поле работы, он вернулся к своим делам, полностью погрузившись в какой-то талмуд у себя на столе. Глубоко вздохнув, я принялся убирать.
Меня так просто не возьмешь, не на того напал.
***
Домой я вернулся к двенадцати вечера, еле передвигая ноги. Я завалился на кровать, прямо в одежде, у меня не было сил, чтобы раздеваться. Весь день я бегал, как заяц в период размножения. Таинственным образом там, где проходил Владлен, все разливалось, пачкалось и ломалось. А исправлять все это приходилось мне. Я раз десять вытирал с пола пролитый чай или кофе, каждый час заходил в туалет, потому что кое-кто увидел пятнышко от воды на блестящем кране. Если я не бегал, то мыл полы в коридоре, кое-кто решил, что они грязные, хотя по ним спокойно можно было ходить в белых носках. У меня не было времени ни на перекур, ни даже на обед. У всех нормальных людей рабочий день кончился в шесть вечера, а я проторчал до одиннадцати, потому что ждал, когда кое-кто соизволит отправиться домой, чтобы убрать в его кабинете.
Абсолютно разбитый, как после длительной тренировки, я стянул ботинки, закрутился в одеяло и уснул, думая, что все равно не сдамся.
***
На следующее утро я даже пришел пораньше, протер, как следует все в туалете, помыл полы в холле перед появлением сотрудников. Вика и Катя уже были на своем рабочем месте, но даже не соизволили обратить на меня хоть какое-то внимание. Бросили только, что нужно поменять бутыль с водой в кулере. Зато стоило войти Владлену, благоухающему дорогой туалетной водой, секретарши расцвели, заулыбались. Юноша подмигнул им, и они совершенно растаяли. При виде меня, в глазах Владлена появилось что-то нехорошее. Перекинув из одной руки в другую свой кожаный портфель, юноша прошел в свой кабинет. Как я и думал, через минуту меня попросили к нему. Войдя, я, мягко сказать, охренел. Весь кабинет был заляпан чем-то серым.
– Это что? – чеканя слова, спросил юноша, уперев руки в бока. – Я, значит, тебе одолжение сделал, взял тебя на работу с судимостью, и вот твоя благодарность? Чем ты испачкал мой кабинет?
Я не нашелся, что ответить. Лишь с ужасом глядел на испачканные стены, мебель… Что же это такое? Чем так можно? Проведя по полу пальцем, я приблизил его к глазам – краска. А, вообще, замечательный спектакль, Владлен. Вот уже за моей спиной толпятся сотрудники.
– Извините, Владлен Викторович, я не представляю, что произошло. Могу вас заверить, что я не имею к этому отношения. Я все уберу.
– Уберешь, конечно. А мне что делать, пока ты будешь тут копаться?
– Владлен Викторович, вы можете занять конференц-зал, – пропищала из-за моего плеча Вика. Или Катя. Хрен их разберет, близняшки, блин.
Нахмурившись, сохраняя вид поруганного достоинства, юноша гордо прошествовал в конференц-зал. Вика кинулась за ним, а Катя схватила его ноутбук. Я кинулся убирать. Краска отходила плохо, пришлось воспользоваться растворителем, от его едкого запаха голова разболелась уже через полчаса, но я стойко продолжал работу. Где-то через час появился Владлен, остановился прямо надо мной и закричал:
– Придурок, тут же рыбки! Чем так воняет?
Я бросился к окну, а он к своему аквариуму. Ворвался свежий осенний воздух, смел все документы со стола.
– Идиот! – воскликнул он и стал собирать листы бумаги, попадающие в краску. – Ты хоть знаешь, что тут такое!
Мне ничего не оставалось, как нагнуться и помогать ему. За документы было стыдно. Это я дал маху. Наверняка, там что-то жутко важное, вон он как затрясся. А вообще я уже и так подставился, что меня запросто можно уволить по статье, никогда и не докажу, что это всё не я сделал. Задумавшись о своей нелегкой доле, я подскользнулся и шлепнулся на пятую точку, моя попытка подняться привела лишь к тому, что я полностью растянулся на полу, от души приложившись затылком. Влад смотрел на меня расширившимися глазами сверху вниз и, клянусь, в них плясали смешинки.
– Ну, ты и ненормальный. Погорячился я, что взял тебя на работу.
– Я все уберу…
– Себя убери, – отмахнулся юноша, собрал в охапку документы и вышел.
***
Как можно было так аккуратно испачкать весь кабинет, чтобы ни капли не попало на рабочий стол? Этим вопросом я задавался, пока оттирал краску, на протяжении всего дня. Окно пришлось оставить открытым, как и дверь, каждый из сотрудников считал своим долгом постоять у дверей, поцокать, попричитать, как же не повезло их заму. Меня они считали врагом номер один. Не понимаю почему, я же ничего не сделал. Доказательств нет. Ну и что, что я последний уходил? Да кого это волнует. Есть презумпция невиновности, в конце-то концов. Только я прекрасно знал, что в нашей стране ее нет. Это я узнал еще много лет назад.
Владлен не появлялся. Периодически присылал секретарш за чем-нибудь вроде любимой ручки, и они в своих замшевых черных туфельках на высоких каблуках шли по залитому полу. Плакали, но шли. Брали потом у меня растворитель, смывали краску с ног. Вот же любовь к боссу…
К вечеру я закончил. Продрог от прохладного воздуха, голова нещадно болела, и меня начало подташнивать. Гребаный растворитель. Распрямившись и потянувшись, я подошел к окну, глотнуть свежего воздуха. Какой прекрасный вид… Город переливался огнями. Я видел дороги, подсвеченные тусклым желтым светом фонарей, скопление машин на них, рекламу на крышах зданий, людей, сидящих в теплых кафешках за толстым стеклом. Они жили полной жизнью. А я? Ничего не имею, судим. Человек без детства, со сломанной жизнью. У меня, если задуматься, никогда не было близкого человека. Родителей я и не знал никогда толком. Они всегда забывали, когда у меня день рождения. Было много подружек, трах на один раз, иногда на два. Сейчас я понял, что все в жизни возвращается. Моя жестокость в школе по отношению к другим вернулась ко мне. Я думал, что тюрьмой все ограничится, я забуду пережитое, но нет. Мне приходится расплачиваться и сейчас. Что ж, у меня нет других вариантов.
***
Это отравление. Меня всю ночь полоскало, мой ужин оказался через два часа в унитазе. И вообще, это чудесное изобретение человечества стало моим другом. Жалко только, нас разлучали периодически мои соседи по коммуналке, которые не спали по ночам, квасили, пели песни и играли в шашки. Я пересчитал свои деньги. Оставалось ужасно мало. До зарплаты далеко, а нужно еще питаться и ездить на работу. Предположим, я смогу пару раз сходить пешком, сэкономлю рублей сто. Тогда я смогу купить себе лекарство. Одевшись потеплей, я направился в круглосуточную аптеку. На улице гулял ветер, сметая пожелтевшие листья в кучу. Очень по-осеннему. Меня то и дело прошибал пот, я чувствовал рвотные позывы, но мой желудок был пуст. Доковыляв до аптеки, я разбудил фармацевта и попросил что-нибудь от отравления.
– Вот, – она швырнула передо мной коробочку с красной надписью, глубоко зевая. – Двести тридцать.
– А подешевле ничего нет?
– А раньше сказать было нельзя?
Недовольная женщина скрылась под прилавком и достала оттуда пару пакетиков:
– Вот, разведешь в стакане воды, по пятнадцать рублей пакетик.
Рассчитавшись, я медленно побрел обратно. Где-то позади меня раздались какие-то крики, смех. Я нырнул за дерево и буквально слился с ним. Мимо прошла компания молодежи. М-да, а были времена, когда люди прятались, завидев меня. Стараясь держаться темноты, я вернулся домой, выпил лекарство и лег на кровать. За стеной ругались, но было такое ощущение, что у меня в комнате. Накрывшись подушкой с головой, я попытался уснуть. Приблизительно через час мне это удалось.
***
Меня разбудил будильник. Желудок крутило, и болела голова. Зато тошнить перестало. Я выпил еще один пакетик с лекарством, умылся и привел в порядок взъерошенные волосы. Пора работать. Я прикинул смогу ли пешком дойти и решил, что сегодня нет. Ехал в душном автобусе, переполненном и еле двигающемся. Едва не опоздал, влетел, когда на часах было без пяти. Поднялся, злорадно не поздоровался с секретаршами, кинулся переодеваться. Тут меня и скрутило, еле добежал до туалета. Меня выворачивало минут десять, хорошо так, от души. Так как я ничего не ел со вчерашнего дня, то было очень больно. Желудочный сок горчил во рту, драл горло. Мой лоб покрылся холодной испариной, я сам чувствовал себя так погано, что еле держался в вертикальном положении. На дрожащих ногах я вышел из туалетной кабинки и увидел Владлена, вытирающего руки. Черт… Наверняка, он все слышал… Черт… Еще подумает хрен знает что… Я заболел в третий день работы. Нет, он не должен знать.