— Вдвоем живем, — вздохнув, поведала Лене. — Моего-то в сорок втором убило.
— Мой папа герой, — с гордостью поведал мальчик. — Он был танкистом.
— Герой, — согласилась Лена.
Входная дверь бухнула и в коридор ввалилась девушка в пальто размера на два больше, веснушчатая, с нелепыми косичками, торчащими в разные стороны из-под мужской шапки. Протопала в валенках напрямую к Домне:
— Приветик!
Шапку стянула и мальчику отдала:
— Благодарствую! О! — распахнула полу пальто, выказывая банку солений. — Цельная трехлитровка квашенной капусты! Гуляем, робяты! — обняла Домну и Сергея.
— Приняла что ли уже? — хмуро глянула на нее женщина.
— А чего? У Федотовых в соседнем подъезде свадьба, Риту замуж спихнули. Окрутили молокососа какого-то.
— Это Вера, — кивнула на нее Лене. — Твоя соседка, вторая комната.
— Ага! — наконец обратила на незнакомку внимание девушка, оглядела и… обняла.
Домна хохотнула:
— Шалопутная страсть, но хозяйственная. Цены нашей Верочке нет. Как чего достать или продать, сплетни какие узнать — это ты к ней. Паспортистка она у нас, но будто в справочном бюро работает.
— Ага! — щедро заулыбалась девушка. — А ты где работаешь?
— Пока нигде.
— Это как? — выгнула брови Вера и лицо вытянулось, стало комичным. Лена невольно рассмеялась.
— Чего ржешь? Тунеядка, что ли?
— Отвяжись от нее, из больницы только человек, — одернула ее Домна и от Лены оттащила.
— Аа! Нуу! К нам иди!
— Лучше к нам, — перебила ее Домна. — Я телефонисткой. Две смены в день, две в ночь. Удобно. Зарплата выше, чем на заводе.
— Да я не умею.
— А чего там уметь? Час и научишься, тьфу, дело — то.
— Девочки, у меня предложение, — Вера даже присела от пришедшей ей на ум мысли. — Только тс! Сейчас быро-быро я за самогонкой к тетке одной сбегаю, а вы стол накроете ииии… Новый год! А?!
— Сиди! Хватит тебе бегать. Без самогонки обойдемся.
— Мне полы вымыть надо, — призналась Лена. — Но посидеть не против.
— Посидим, — кивнула Домна. — А ты спать! — прикрикнула на Веру. Та опять присела. И закивала, рожицу скорчив, ладони выставила:
— Слушаюсь и повинуюсь, ага.
Лена рассмеялась и пошла в ванную за водой. Квартира ее больше не настораживала и чужой не казалась. Поняла — скучать не придется.
К вечеру как раз управилась, порядок в комнате навела. Окна не завешанные смущали, но это ничего, обживется понемногу.
В дверь стукнули, Домна голову просунула:
— Ну, чего? Идешь? Давай к нам, как раз новоселье твое справим.
— Сейчас, — банку тушенки из серванта достала. — К столу.
— Ох, ты! Ну ты богайтека!
Банку как произведение искусства взяла, оглядела и к груди прижала:
— Обойдемся на сегодня, не последний день живем, — постановила. — А завтра я вам суп справлю настоящий. Твоя тушенка, Веркина капуста. Дня на три поесть хватит. Ты карточки поди не получила?
— Нет.
— Ну, так и думала. Значит, пару дней и палец сосать будешь. Завтра к управдому двигай, пусть иждивенческие выписывает. Пока на работу устроишься, хватит, если деньги есть, конечно. Кусучие пайковые, что говорить, но все едино не коммерческие. Там вовсе три шкуры дерут.
И втолкнула Лену в соседнюю комнату.
Уютно, — оценила гостья.
Абажур веселый, стол круглый со скатертью. Кровать, правда, детская, но зато с подушкой и плюшевым ковром. Фикус на окошке, занавески. Часики на стене, портрет чей-то и Сталина. Шифоньер.
На постели Сергей лежал, сонно ресницами хлопал. За столом Вера сидела, ложку сосала, поглядывая на яства: капусту квашенную, вареную картошку, бутылку наливки и ржаной хлеб.
— Где шатаетесь? — протянула обиженно. — Мы с Серегой уже языки проглотили!
— Вот, видела?! — выставила банку тушенки ей Домна.
— Ой, мамоньки! Откуда?! — вытянулась лицом девушка.
— От! — на Лену указала женщина и к столу подтолкнула. — Садись давай, не стесняйся. Ничего, протянем девочки! Сережа? Давай к столу сынок.
— Наливки? — взялась за бутылку Вера.
Лена свою кружку отодвинула:
— Не буду, извините.
— Чего так? — уплетая капусту, спросила Домна, и сыну картошки побольше положила на тарелку.
— Боюсь, — призналась Лена. Женщина внимательно ее оглядела и рукой махнула — контуженая. — Ну и верно! Мне Вер наливай. Чуток!
Женщины выпили и все усиленно налегли на пищу.
Мальчик первым наелся, вылез из-за стола:
— Спасибо, — выдал чинно. — Пойду спать.
— Иди, иди сынок. Завтра Дед Мороз тебе чего-нибудь может, принесет.
— Угу, пусть лучше папку вернет, — бросил мальчик через плечо и вышел из комнаты. А Домна вздохнула, еще стопку выпила и щеку кулаком подперла:
— Золотой мужик был. Ох, война подлая, доля бабья худая.
— И мой сгинул, — сложила руки на столе Вера. — Имя у него было — песня — Устьян! Сибиряк. С Тобола мы. Сегодня поженились, завтра его ту-ту, на фронт. Одна ночь была. Не стерпела — за ним двинулась. Здесь маршрут мой закончился, потерялся состав-то. Так и живу, — развела руками, фальшивую улыбку на губы натянув. — Не жена, ни невеста, ни девица, ни вдовица! Однаночка… много таких, — сникла.
— А ты? Девка, мужней была? — спросила Домна у Лены, а та ответить, что не знает. Никаких мужчин, кроме врачей и больных в больнице она не помнила.
— Нет. Не замужем.
— А родители?
— Сирота.
— А в больницу-то как залетела?
— Не помню. С памятью проблемы, доктора руками развели и выписали.
— По голове, что ли получила?
— Да, а как не помню.
— А руки? — прищурила глаз Домна.
Лена ладони повертела, пятна шрамов разглядывая:
— На гвозди налетела. Упала и прямо на них ладонями. Потому на фронт не взяли.
— А чего в эвакуации делала?
— В детском доме воспитателем работала.
Чем больше она говорила, тем больше удивлялась складности само собой получающихся ответов, и тем больше уверялась, что говорит правду.
— Ох, девочки, мужичка бы сейчас. Пусть не обнял, но хоть за столом посидел! — размечталась Вера. — Проредило Россию-матушку, одни бабы остались. Бядааа…
— Новый год, все плохое прочь! — отрезала Домна. Разлила остатки наливки в две кружки. — Давайте выпьем за то, чтобы в наступившем году все сладилось и наладилось. Чтобы живы все были, здоровы и сыты. Остальное и неважно совсем.
Дроздов не один пришел — с девушкой. Красивая, статная, серьезная, только явно не с Сашкой — на Николая все смотрела. А Дроздов за Феклой ухаживал, нервируя Валентину.
Подружки Валины без этого внимания робели — яства на столе смущали, скромные, латанные кофточки, не чета строгому, но элегантному платью гостьи.
Николай почти сразу понял и что их смущает и, что друг задумал. Но с ним он завтра разберется.
— Курите, Зоя? — спросил у девушки, решив для начала ее на кухню увести и дать подругам сестры поесть спокойно.
Девушка умной оказалась, головой покачала, но с Николаем на кухню ушла.
— Саша вас со мной решил познакомить? — спросил без обиняков, закуривая у открытой форточки.
Девушка лишь загадочно улыбнулась и Николай в ответ. Нравилась она ему чем-то, может не многословностью своей, может броской красотой, выразительным лицом, глазами или стройной фигуркой с гордой, почти королевской осанкой.
— Почему согласились, можно узнать?
Зоя покрутила ложку, делая вид, что очень заинтересовалась ею и спросила:
— Разве вы меня не помните?
— Должен?
— Зоя Иванова.
Николай задумался, но как не силился вспомнить, не мог. Да и знать не мог — увидел бы — не забыл, броская слишком.
— Телефонистка. Я к вам по личному записывалась, а вы не приняли.
— Да? Что же за вопрос у вас был?
— Отца не прописывают. Хотела, чтобы вы разобрались, повлияли.
Николая как отрезало к ней:
— Это вам к Ерченко.
— Ходила. Сказал, если вы лично распоряжение дадите, тогда, пожалуйста.
— Не дам, — бросил отворачиваясь. — Ерченко хороший специалист, и если отказывает, есть повод.
— Мой отец был незаконно арестован в тридцать седьмом, выслан и лишен права проживания в столице на десять лет. Но он прошел всю войну, от штрафбата до стрелковой роты!…
— Эта тема не обсуждается, — отрезал Санин.
Девушка помолчала и выдала почти искреннюю улыбку. Встала и медленно подошла к мужчине, прижалась нежно обняв:
— Ты прав. Новогодняя ночь, ночь сказок и чудес. В эту ночь сбываются все мечты. Веришь?
Николай молчал, рассматривая девушку из-под опущенных ресниц.
— Поверь, моя мечта сбылась, — прошептала. — Влюбилась я в тебя. Хотела хоть ночь провести, и вот я здесь, ты рядом.
— Переигрываешь, — спокойно заметил Санин. Что-то это ему напоминало.
— Я действительно люблю тебя. Неужели ты не понимаешь, не видишь очевидного?
— А мы уже на «ты» перешли?
"Молодец" Сашка, удружил! Убить Дрозда мало!
— Да. Здесь никого, только ты и я, мужчина и женщина, — повела ладонью по груди мужчины. Губы соблазнительно приоткрыла.
Только Санину не просто скучно — противно стало.
Гордость — то где у девушки? Такая красивая — за ней бегать должны, ее добиваться, а не она. Тем более предлагать себя, как шлюха на панели. А она и есть шлюха. Бери хоть сейчас, а завтра плати — пропиской отца.
Коля отодвинул Зою, не скрывая брезгливости, пачку папирос со стола забрал и вытащив почти за шиворот Дроздова из-за стола на площадку, толкнул к стене:
— Ты спятил, друг родной?!
Дрозд все сразу понял, руки Николая стряхнул, нахохлился, в сторону поглядывая. И вдруг заорал:
— Мертвая она, понимаешь, мертвая!! А ты и я — живые! Значит, жить должны. Все, — сник.
Мужчина злость потерял, закурил на корточки у стены присев.
— Дурак ты Саня, — бросил тихо, спокойно.
— Так и будешь бобылем жить?
— Мое дело.
Сашка потоптался, плечом к стене прислонился, посмотрел на друга потерянно:
— Давай женимся? Все равно на ком. Сразу, ты и я.
Николай невесело усмехнулся:
— Вот я и говорю, дурак.
Окурок откинул и в квартиру пошел. Дверь открыл и бросил:
— Убери Зою из моего дома, а то обижусь. И еще — повторится такой экспромт, ударю, — и дверь прикрыл за собой.
Дрозд злобную рожицу состроил и сплюнул в сердцах.
Что, правда, на него нашло? Что его коловертит?! За каким лядом змею эту притащил? На что надеялся? Клин клином выбить, из себя, прежде всего. Только нет равноценного клина.
Прав Николай — дурак он, если до сих пор этого не понял.
И в стену кулаком грохнул: почему тупо все так? Что за жизнь гребанная?!
Вот и встретили Новый год…
Впервые дома и впервые так паршиво.
Кому скажи — на фронте под пулями в землянке за кружкой первача из закуски рукав или сухарь в лучшем случае, а на душе так отвратно не было. Наоборот, праздник чувствовался, подъем какой-то в душе был.
А сейчас?
Потерялся он, что ли? Только когда? В день Победы или в тот день, когда Николая увидел, когда про Ленку узнал?
Ведь ждал, как же он ждал встречи с ней!
Не сдержала обещания, не выжила, и хоть закричись, не исправить…
Глава 54
Лена лежала и смотрела на женщину, что сидела у ее ног в совершенно незнакомой комнате.
— Вы кто? — протянула.
— Ну, приехали. Домна я, — хлопнула растеряно ресницами.
— Ну, чего? — влетела в комнату рыжая девушка с косицами в разные стороны и с кружкой в руке.
— А ниче, «скорую» вызывать надо, говорила же.
— Очнулась же, чего? — перепугалась Вера, кружку Лене сунула. Та вовсе растерялась и лихорадочно принялась соображать, кто эти женщины. В памяти что-то плавало, но уцепить не смогла.
— Кто я, спрашивает!
— Ты чегооо, — присела перед Леной на корточки Вера, во все глаза разглядывая. Девушка кипятка хлебнула, чтобы только с взглядом жалостливым не встречаться. Минута, другая и прояснилось, вспомнила женщин, как за столом сидели. Только ночь была, а сейчас нетемно, не светло.
— А что было?
— Вот те, здрассте! В коридоре упала. Сережка увидел, позвал нас. Я думала, умерла ты, — протянула Домна.
— Перепугались все, — закивала Вера.
Лена сказать, что не знала:
— Не помню, — вздохнула.
— Но сейчас-то как?
— Нормально. Сейчас утро или вечер?
— Вот те, на! Вечер. Ты весь день провалялась трупом. Сережка поглядывал, а мы уж как с работы пришли. Переполошила всех.
— Извините.
— Да ладно извинятся тебе. Что я не видела, какие с фронта приходят? Савелов Мишка вон из первой комнаты, било его в припадках. Неделю здесь поживет, месяц в госпитале. Так и видим его раз в году.
— Я не была на фронте.
— Ну, да, ну, да, — покосилась на нее женщина, а от доверия в глазах даже тени нет.
— Тьфу, чего сидим? — возмутилась Вера. Вскочила. — Управдом сейчас свалит, а у Лены карточек нет! Мало доходная, так вовсе ноги протянет!
— Точно, — засобиралась Домна. — Поднимайся, коль оклемалась, двинулись за пайками. А то пока паразит выпишет, пока получишь, ноги протянуть можно будет.
— Так чайные открылись, девочки! — всплеснула руками Вера. — Честно, честно! Репродуктор внутри есть, работают с семи до двенадцати ночи. Бублики к чаю вполне недорого.
— Слава тебе Господи, пошла жизнь налаживаться, — пробурчала Домна, впихивая Лену в пальто как куклу и, в коридор вытолкала.
Управдом, небритый, однорукий мужичек в телогрейке паспорт Ленин проверил, губы пожевал и обратно документ отдал:
— И че?
— Так иждивенческие положены! — выступила Домна.
— С каких это таких радостев?! — рукой взмахнул. — На работу устроится, там ей карточки и дадут!
— Я учится пойду, — молвила Лена.
— О! Вота справку мне, где учишься, там и разговор будет.
И захлопнул амбарную книгу:
— На выход попрошу, — замахал единственной рукой.
— Так что, с голоду что ли помирай?! Пока не устроится, что есть человеку прикажешь?! — заорала на него Вера.
— Не помрете! Война кончилася! Коммерческие вона работают!
— Ты сам сквалыга чертов так отовариться попытайся!!
Домна и Лена на силу ее на улицу вытолкали, а та все не унималась, ругалась так, что уши заворачивались, руками размахивала.
— Да успокойся ты! — рявкнула на нее Домна.
— Не помру я, нормально все. Завтра в институт пойду, — заверила Лена.
— Какой институт, больная?! — у виска покрутила девушка. — Кто тебя учиться в январе возьмет?!
— Значит, работать пойду! — отрезала и потопала к подъезду.
— Вот! — двинулась за ней Домна. — К нам давай в районное управление внутренних дел!
— Ага! — прокатилась по скользкой дорожке Вера к подругам. — Мы похлопочем.
— Сначала институт.
— Тю! Сдался он тебе!
— В какой собралась?
— В медицинский.
— Чего так?
— Не знаю, — почти огрызнулась. Действительно не знала, но маячил в тумане памяти маячок — учиться на врача, к нему и шла без раздумий.
На следующий день и поехала, напрямую в деканат пошла. Но декан оказался в седьмой аудитории. Пришлось по лесенкам скакать в поисках. Нашла, дух перевела и постучалась. "Решительнее!" — подогнала себя, услышав «да». Дверь открыла и ввалилась в зал. А в нем двое мужчин — один за учительским столом на ступени, другой рядом, переговаривались. И какой из них декан? Седой у стола или не седой, но пожилой за столом?
Последнего выбрала. Подошла смело и паспорт перед ним положила:
— Здравствуйте, я учиться у вас хочу.
Мужчина крякнул:
— И только?
Второй молчал, смотрел на нее, словно привидение увидел, но Лена решила внимания на него не обращать — и так страшно, сердце от волнения колотится.
— Простите… вы не Пчела?
— Нет. Санина Елена Владимировна.
А тот опять:
— Я Каретников, Андрей. Вы меня не помните? — чуть не к себе разворачивает.