Как казалось Абигейл накануне совещания выборщиков для проведения голосования и перед пересылкой результатов в Конгресс, у Джона Адамса не было серьезных противников. Правда, выборщики не проголосуют единодушно, как за Вашингтона; часть голосов будет отдана губернатору Нью-Йорка Клинтону, Джону Джею и даже Джону Хэнкоку. Но все они, вместе взятые, не соберут более дюжины голосов.
Не собрали бы, если затем положение неожиданным и непонятным образом не осложнилось бы. Абигейл узнала об этом от бостонских друзей. Стало известно, что Александр Гамильтон рассылает письма некоторым своим доверенным союзникам с рекомендацией «отколоться», не голосовать за Джона Адамса и не позволить ему получить внушительное большинство. Ведь если это случится, то Джон Адамс станет оспаривать влияние Гамильтона среди федералистов. Гамильтон хотел избрания Адамса, но незначительным большинством.
В эти недели испытаний Джон сохранял спокойствие. Многие его сторонники приходили к нему на обед, на чай или просто ради политических дискуссий о том, как наладить работу нового правительства. Он никогда не говорил о желании занять пост вице-президента или о своих достоинствах, позволяющих претендовать на такой пост. Он вел себя со сдержанностью историка, а не кандидата в разгар избирательной кампании. Такая скромная роль нравилась жителям Новой Англии и забавляла его жену.
Джон и Абигейл варили сидр, сушили груши, забили двух коров, заготовили солонину и бекон. Все это было убрано на зиму в холодной части погреба.
К декабрю в штатах развернулась избирательная кампания по выборам в местные и национальные органы. Сэмюел Адамс выставил свою кандидатуру в федеральную палату представителей от графства Суффолк, но потерпел поражение от федералиста Фишера Эймса. Массачусетс избрал своих выборщиков для выборов президента и вице-президента. После многих недель борьбы в Конгрессе Нью-Йорк был назван резиденцией правительства. Джон Адамс и большинство южан поддерживали Филадельфию, но ее сторонники не смогли завоевать большинство, и им пришлось уступить, опасаясь, как писал Джеймс Мэдисон генералу Вашингтону, «удушить правительство в его колыбели».
В первую среду в феврале 1789 года выборщики от одиннадцати штатов должны были проголосовать за президента и вице-президента, а потом послать с курьером итоги голосования в Конгресс в Нью-Йорке. Ни в одном штате никто не голосовал против Джорджа Вашингтона. По грубым подсчетам, Джон Адамс должен был уверенно получить большинство в шестьдесят девять голосов.
Он их не получил. Эльбридж Джерри, вошедший в новый Конгресс в Нью-Йорке, письмом от 4 марта 1789 года сообщил чете Адамс, что Джон был избран только потому, что его кандидатура получила больше голосов, чем другие, — тридцать четыре голоса, то есть менее половины числа выборщиков. Стратегия Гамильтона сработала.
Джон сердился, считая себя униженным. Итоги выборов не удовлетворяли его. Он сомневался, следует ли принимать пост.
— Ты не можешь отказаться, Джон, — твердо заявила Абигейл. — Ты выбран на законном основании. В конституции нет других положений об избрании вице-президента.
— Знаю. Но мои сухожилия подрезаны. Ежедневно будут возникать важные вопросы, а у нас нет готовых решений. Как вице-президент, выбранный меньшинством, я не смогу оказывать большого влияния.
— Ты станешь влиять своим опытом. Ни у кого нет такого большого опыта работы в Конгрессе и за рубежом.
Это немного успокоило Джона. Она редко видела его таким удрученным. Спокойные месяцы остались позади. Он побледнел, у него дрожали руки. У Абигейл были свои заботы: что делать с домом, фермой, живностью? Ведь потребуются наличные, чтобы переехать в Нью-Йорк и найти там очаг.
Абигейл и Джон отмалчивались, скрывая свою озабоченность. Их окружала тьма зимней ночи. Джон подошел к окну, посмотрел на застывшие кусты роз, посаженных Абигейл. Не оборачиваясь, он заговорил:
— Когда придет официальное извещение о моем избрании, мне лучше поехать одному в Нью-Йорк. Джон Джей изъявил готовность предоставить жилье в его доме. Таким образом, я смогу созвать сенат, как только соберется кворум. После того как Конгресс определит оклад президента и мой, я займусь поисками подходящего дома для семьи…
Абигейл почувствовала, как слезы набежали на ее глаза. Что бы ни происходило, ее удел предопределен: она остается в одиночестве, ей придется заниматься севом, нанимать работников, платить долги.
Джон пересек комнату, сел и прижался к ней.
— Это ненадолго, всего на несколько месяцев. Потом у нас будет подходящий дом, а рядом Нэб и ее два сына. Мой брат Питер согласился взять под свой контроль ферму после твоего отъезда ко мне.
Лишь 12 апреля в Брейнтри пришло официальное извещение Конгресса об избрании Джона вице-президентом Соединенных Штатов. На следующий день Джон и Абигейл прибыли в Бостон в сопровождении эскорта легкой кавалерии. В тот момент, когда они въехали в город, зазвонили колокола и улицы наполнились зеваками. Легкая кавалерия Роксбери сменила почетную гвардию Брейнтри, сопроводив карету Адамсов к особняку Джона Хэнкока.
Джон попрощался с Абигейл на пороге особняка Хэнкока. Слова расставания потонули в салюте мушкетов. Когда Джон выезжал на Коннектикутскую дорогу, толпа вновь зашумела и происходящее напомнило Абигейл день отъезда Джона, кузена Сэма, Роберта Трита Пейна и Томаса Кашинга 10 августа 1774 года на первое заседание Конгресса в Филадельфии.
Она села в свою карету и отправилась домой.
4
Весна была запоздалой и холодной, прокорм скота требовал средств. Абигейл хотела продать несколько коров, но покупателей не находилось.
Она посадила два десятка фруктовых саженцев, присланных Джоном из Нью-Йорка, укрепила ограждение луга, где паслись овцы. Когда Брислер доставил коня Джона из Нью-Йорка, она попыталась продать его за семьдесят долларов, но никто не захотел платить такую сумму. В ее обязанность вошло наблюдение за старым хлевом и выгон коров на пастбище. Абигейл не сетовала на трудности, потому что масло и сыр пользовались хорошим спросом. За счет получаемых от их продажи денег она нанимала работников. Коттон Тафтс купил трех телок и десять ягнят, что укрепляло положение молочной фермы.
Выборные лица города ввели новый налог. В тот же вечер после ужина пришел Питер.
— Сестра Абигейл, я не могу больше заниматься фермой.
— Питер, но ты ведь обещал?
— Доходы от нее не покроют налоги.
— В таком случае забери часть овец.
— Нет, сестра. Я помогу чем могу, но не хочу брать на себя ответственность. Братец Джон считает меня либо дураком, либо батраком.
Абигейл вздохнула:
— Я в таком же положении, Питер. Мы можем стараться сделать как лучше, а затем подчиняться обстоятельствам.
Питер ушел, не дав ответа. В дополнение был наложен обременительный приходской налог. Одна корова пала, другие отелились с запозданием, накопился долг работникам, задержана Брислеру зарплата за полгода.
Сестра Мэри приехала в подавленном настроении. Маленькая ферма Ричарда Кранча не в состоянии обеспечить семью. Мэри продала свою долю имущества в Уэймауте. Что делать дальше?
Абигейл поднялась в свою спальню и достала из секретера десять золотых гиней.
— Мы вскоре получим положенное Джону. Используй это золото, чтобы пережить трудные времена. Не будем больше говорить о них.
Поездка Джона в Нью-Йорк была внешне приятной. При въезде в штат его ожидал отряд легкой кавалерии, Уэстчестера в качестве почетного сопровождения до Кингс-Бридж на северной окраине Манхэттена. Затем его встретили члены комитета конгрессменов и частные граждане, ожидавшие в каретах и верхом, но от него так и не потребовали присяги при вступлении в должность. 21 апреля он явился в отремонтированный зал Федерации, и сенаторы Калеб Стронг от Массачусетса и Ральф Изард от Южной Каролины торжественно ввели его в сенат. Палата была в архитектурном отношении превосходна. В каждую из ее боковых стен был врезан красивый камин из местного мрамора. На северной стене имелось три высоких окна, задрапированных темно-красными занавесями. Под средним окном находилась платформа с креслом для председателя, над ним нависал балдахин такого же темно-красного цвета. Три двери противоположной стены выходили на портик Уолл-стрит. Здесь сенатор Джон Лангдон от Нью-Хэмпшира обратился к Джону перед собравшимися сенаторами:
— Сэр, сенат поручил мне ввести вас в должность председателя, а также поздравить с назначением на пост вице-президента Соединенных Штатов Америки.
Джон зачитал сенату свою первую речь:
— «С удовлетворением я поздравляю народ Америки с новой конституцией и со светлой перспективой власти правового государства».
Ему аплодировали. После его выступления заседание сената закрылось.
Джон вернулся в дом Джона Джея, чтобы встретиться с друзьями из Массачусетса и спокойно отпраздновать свое избрание.
Но этот прием выглядел разительным контрастом по сравнению с приемом и принесением присяги президентом Вашингтоном. Генерала принимал совместный комитет Конгресса, и в честь его прозвучал артиллерийский салют у пристани Элизабет-Тен-Пойнт в Нью-Джерси, где он взошел на специально украшенную барку. После того как барка пересекла залив Нью-Йорк и встала на якорь у Статен-Айленда, перед ней прошла целая флотилия под флагами. Деловая жизнь в Нью-Йорке остановилась на целый день. Улицы заполнили тысячные толпы, оркестр играл «Боже, храни короля», а американские, испанские и британские корабли отдали салют.
Толпа у верфи Мэррей в конце Уолл-стрит была настолько плотной, что потребовалось несколько часов, чтобы начать парад после того, как губернатор Клинтон и сотни других нобилей поприветствовали генерала. В городе звонили во все колокола, милиция отдала салют, и, наконец, в доме губернатора Клинтона состоялся банкет.
30 апреля Вашингтон предстал перед двумя палатами, собравшимися в помещении сената. Он приехал в роскошной карете, впереди которой вышагивал значительный отряд военных, конгрессменов, должностных лиц федерации и Нью-Йорка, Вашингтона официально встречал Джон Адамс, и он провел генерала на портик, выходивший на Уолл- и Брод-стрит. Перед ними было море людей. Джордж Вашингтон поклонился. Собравшиеся громогласно приветствовали его. Вашингтон подошел к железной ограде.
По обе стороны около него стояли Джон Адамс и губернатор Клинтон. Секретарь сената Сэмюел Отис поднял со стола Библию, лежавшую на красной подушечке. Канцлер Нью-Йорка Роберт Р. Ливингстон принял присягу, потом повернулся к стоявшим на улице и воскликнул:
— Да здравствует Джордж Вашингтон, президент Соединенных Штатов!
Над куполом федерального зала взвился американский флаг. Не смолкали приветственные выкрики, корабли в гавани произвели еще один салют, звонили колокола церквей. Президент Вашингтон возвратился в помещение сената, где зачитал свое обращение, а затем все собравшиеся пошли пешком в собор Святого Павла на церковную службу.
Так родился в Соединенных Штатах институт президентства.
Этот благородный пост занял великий человек. Пост вице-президента не мог быть долго вторым по значению в стране даже для Абигейл и Джона Адамса. Вице-президент оставался в запасе и действовал самостоятельно лишь в случае трагедии.
У Джона возникли проблемы не меньшие, чем у Абигейл. Семья Джея отличалась гостеприимством, но Джон чувствовал себя нахлебником. Усилилась дрожь его правой руки, беспокоили и глаза. Джон ссорился с сенатом, вместо того чтобы играть роль беспристрастного парламентария, выступающего только в том случае, если голоса разделились поровну; он пытался руководить сенатом, давать советы сенаторам по бесчисленным вопросам протокола.
Джон снял дом мистера Монтье на Норт-Ривер в одной миле от города. При доме имелись хорошая конюшня, каретный сарай, сад, выпас для двух коров, достаточное число комнат. Абигейл вместе с Эстер и Брислером надлежало приехать без промедления, захватив с собой мебель. После окончания учебы Чарли присоединится к ним. Чтобы набрать деньги, Абигейл предстояло продать весь скот. Если это не удастся, придется его просто отдать даром.
Абигейл была в ярости. Зачем он настаивал на приобретении скота, сельскохозяйственных орудий, возводил заборы и засеивал поля? Почему они не сидели тихо, не берегли деньги, ожидая окончательного решения?
Джон уверял Абигейл, что они проживут в Нью-Йорке четыре года. Он не хочет, чтобы они метались между Нью-Йорком и Брейнтри, поэтому ремонт тамошнего дома можно отложить.
Утешало лишь одно: Джон принял меры, чтобы Нэб, полковник Смит и сыновья переехали в их дом с собственной мебелью. Это означало, что Абигейл могла оставить в доме несколько кроватей, стулья и столы на тот случай, если захочется навестить Брейнтри и посмотреть, как растут новые посадки фруктовых деревьев.
Когда Абигейл проезжала по извилистой дороге Ричмонд-Хилла через лес, у нее захватывало дух от акварельной красоты пейзажа. Дом стоял на вершине холма; с террасы второго этажа она любовалась сверкавшей на солнце величественной гладью Гудзона, по которому скользили парусные суда. За Гудзоном раскинулись покрытые бархатной зеленью поля и луга Джерси. К северу были видны выпасы для скота, а к югу через купы деревьев — крыши Нью-Йорк-Сити.
Вернувшийся из сената Джон воскликнул:
— По выражению твоего лица вижу, что тебе здесь нравится!
— Да, Джон, красочность пейзажа может поспорить с самой прелестной панорамой, какую я когда-либо видела.
Подобно Бостону, Нью-Йорк был типичным портовым городом; в конце каждой улицы высились раскачивающиеся на фоне неба мачты парусных судов. Голландский язык вперемешку с английским звучал в лавках и церквах. Улицы заполняли многонациональные толпы моряков, иностранных торговцев, большие группы французов, шотландцев, ирландцев, евреев, поляков, португальцев, негров, все они изъяснялись на своем языке.
Однако огорчали скромные размеры города: он был меньше Бостона. Бродвей, начинавшийся от мыса, где находилась крепость, был застроен добротными домами лишь в радиусе одной мили, а дальше шло чистое поле.
Чтобы обойти город в любом направлении, хватало полчаса; прогулка вдоль Ист-Ривер завершалась у болота, а вдоль Уолл-стрит у чьей-нибудь фермы. Но город был полон жизненных сил: строилось множество новых домов, у океана и рек отвоевывалась суша, открывались новые театры, кофейни и лавки. Большая часть улиц не была вымощена. Тротуары шириной менее метра были засыпаны щебенкой, почти непроходимые, с коновязями, грязными лужами, кучами мусора, где копошились в поисках объедков свиньи, с экскрементами, которые как и в Париже, выливали на улицы прямо с порога.
Набрав всех слуг, Абигейл обнаружила, что ее семейство насчитывает восемнадцать членов: три Адамса включая Чарли, четыре Смита, ее племянница Луиза, Брислер в роли мажордома (Эстер предпочла остаться в Брейнтри со своим ребенком), молодая девушка из Брейнтри, Полли Тейлор, остальная прислуга была из местных. Продовольствие стоило дорого, да и качество оставляло желать лучшего. Абигейл не нравился вкус местного масла. Нанятые ею белые слуги не просыхали от пьянки, негры работали хорошо одну неделю, а после первой зарплаты исчезли. Брислер спасал положение, выезжая по нескольку раз в день на рынок. Посетителям нравилось приезжать ранним утром к Адамсам на завтрак: новые сенаторы и члены палаты представителей, среди них некоторые давние сторонники Джона по Конгрессу; вечерами здесь собирались близкие друзья, иногда — друзья полковника Смита, а иногда — гости из Новой Англии.
Абигейл содрогалась при мысли, во что обойдется прием ее знакомых, новых правительственных чиновников и членов нью-йоркского общества, ожидавших встреч с вице-президентом Соединенных Штатов. Лучше спрятать голову и ничего не видеть, ожидая приезда Джонни на каникулы; он наведет порядок в счетах и скажет, как много она тратит.
Поскольку продолжалась вакханалия с прислугой, появлявшейся и исчезавшей столь же быстро, как гости, она не выдержала. Как-то отдыхая с Джоном в гостиной на втором этаже, сидя на позолоченных стульях, поцарапанных при очередном переезде, Абигейл сказала:
— Джон, мне кажется, что я содержу придорожную таверну.
— Что мы можем поделать? Это укрепляет положение вице-президента, создает ощущение устойчивости власти, а она в этом нуждается.