Он окинул ее непонимающим взглядом.
— Ты находишься здесь всего пять минут, а уже обрушила на меня кучу обвинений. Ты очень хотела, чтобы тебя совратили, моя рыжеволосая искусительница. Если ты забыла об этом, то я буду рад освежить твою память. — Он обхватил гибкими загорелыми пальцами ее кисть и рывком притянул к себе. — Разве та первая ночь на заднем сиденье моего автомобиля, когда ты прижималась ко мне своим изумительным телом, не была приглашением к дальнейшему? — Его голос звучал негромко и походил на мурлыканье… опасное мурлыканье, а теплое дыхание касалось ее губ.
Воздух накалился от напряжения. Кимберли попыталась выдернуть руку, но у него была железная хватка. Она вспомнила, как ей нравились его крепкие объятия, его грубая мужская сила. Она всегда чувствовала себя надежно защищенной рядом с ним. И особенно в ту первую ночь…
— На меня напали. Я была испугана…
И он ее спас. Он умел драться, как дерутся уличные парни, и это не вязалось с шикарным вечерним костюмом, который был на нем в ту ночь. Он одолел шестерых мужчин, а сам почти не пострадал. Если он хотел произвести на нее впечатление, то добился своего.
— Значит, тебя нужно было утешить? — Он сильнее сжал ей запястье. — А как насчет того, что ты села мне на колени и умоляла тебя поцеловать? Это что, не приглашение? Или это нужно было для утешения?
Краска стыда залила ей щеки.
— Я не знаю, что нашло на меня в ту ночь…
Тогда, увидев его, она вдруг поверила в волшебные сказки: в рыцарей, в спасенных несчастных девушек, в драконов. Рыцарем был он. Во всяком случае, она так подумала.
— Ты показала, кто ты есть на самом деле, поэтому нечего обвинять меня в том, что я тебя соблазнил. Мы оба знаем, что я взял то, что мне предложили. Ты была вне себя от страсти ко мне…
— Я была невинной…
От его сексуальной улыбки у нее сильно забилось сердце.
— Ты была безрассудна.
По тому, как затуманились его глаза, прикрылись веки, опушенные густыми ресницами, Кимберли поняла: сейчас он ее поцелует. И вдруг он отпустил ее, выругался себе под нос и отступил.
— Зачем ты здесь? — ледяным тоном произнес он, и в его темных глазах промелькнул гнев. — Ты хочешь вспомнить прошлое? Или надеешься все повторить? Если так, то тебе, вероятно, известно, что я даю женщинам только один шанс появиться в моей постели, и ты такой шанс использовала.
«Все повторить?»
В голове пронеслись эротические воспоминания. Она сделала шаг назад.
— Давай сразу все проясним. — Голос у нее задрожал. — Ничто, слышишь, ничто не заставит меня снова лечь в твою постель, Люк. Ничто. У меня нет ни малейшего желания повторить этот жизненный опыт. Никогда. Я не настолько глупа.
Он смерил ее оценивающим взглядом.
— Разве?
Она поняла — он решил, что она бросает ему вызов, а Люк любил принимать вызовы.
Господи, каким образом их разговор принял такой оборот? Она не думала, что так получится. Она намеревалась держаться холодно, по-деловому, а вместо этого их словесная перепалка приняла интимный оборот. И она все еще не сказала ему то, что следовало сказать.
Он медленно ходил вокруг нее, и на его губах играла насмешливая улыбка.
— Ты по-прежнему, неистова, Кимберли, и по-прежнему пытаешься скрывать свою страсть. — Он провел ладонью по ее волосам. — Никогда у меня не было связи с женщиной, у которой волосы подобны пламени, изрыгаемому драконом.
Кимберли вскинула голову, и ее зеленые глаза сверкнули.
— А я никогда не имела связи с мужчиной, эгоизм которого по размеру равен всей Бразилии.
Он рассмеялся.
— Наша связь не была спокойной, meu amorzinho, да?
«Meu amorzinho». Он так называл ее, и ей это нравилось. Слова его родного языка звучали более музыкально, чем английские «моя любимая малышка».
Она не может позволить себе ругаться с ним.
— Нам обоим надо забыть прошлое. — Кимберли снова сделала глубокий вдох. — Мы оба стали другими. Я уже не та, что раньше.
— Ты не изменилась, Кимберли. — Он обошел вокруг нее, словно хищник в джунглях вокруг добычи. — Люди внутри не меняются. Меняется их вид, то, какими они хотят выглядеть.
Не успела она опомниться, как он одним ловким жестом загорелой руки снял заколку с ее волос. Она охнула и подхватила огненный водопад, заструившийся у нее по плечам.
— Что ты делаешь?!
— Вношу изменения в твою внешность, чтобы напомнить тебе, кто ты на самом деле под строгой одеждой. — Его горящий взгляд скользил по ее фигуре. — Ты пришла в костюме, подходящем школьной учительнице или библиотекарше, пригладила и заколола свои рыжие кудри. На первый взгляд ты закрыта на замок, но мы-то оба знаем, какая ты под одеждой. — Глубокий голос звучал обольщающе. — Ты — страстная и необузданная.
Он с удовольствием произнес эти слова, и его акцент стал заметен сильнее обычного. У нее задрожали колени, а внутри живота что-то затрепетало.
— Ты ошибаешься! Ты понятия не имеешь, какая я. — Она не смогла сдержать волнения. — Ты что, действительно думаешь, что я — все та же жалкая девочка, которую ты совратил? Ты думаешь, я не изменилась?
Но, несмотря на протест, волна чувственности охватила ее. Нет! Она не позволит ему поступить с ней так же, как тогда. Она ничего не будет чувствовать! Не оживит того, что похоронено много лет назад.
— Ты вовсе не выглядела жалкой, — сказал он и дотронулся до ярко-рыжего локона. — И я тебя не совращал, хотя ты упорно так считаешь. Наша страсть была обоюдной, meu amorzinho. — Он произнес эти слова подчеркнуто нежно, от чего у нее загорелось внизу живота. — Разница в том, что ты стыдилась своих чувств. Я думал, что с возрастом ты дашь волю своей страстной натуре и не станешь этого скрывать.
Кимберли с ужасом ощутила томление в теле. Дыхание участилось, и она отпрянула от него.
Как, спустя столько лет и после стольких размышлений, она все еще может так реагировать на этого человека? Неужели ее ничто не научило? Нет, она научилась. Неважно, что ее тело податливо, но разум ей не отказал. Она стала старше и опытнее и в состоянии не обращать внимания на чувственные приливы.
— Я не за этим пришла сюда. — Она убрала волосы с лица. — То, что произошло между нами, не имеет значения.
— Ты это уже говорила. Какие же важные дела привели тебя в Рио-де-Жанейро? Ты ведь поклялась больше не возвращаться. Потянуло на золотые пляжи? Или в горы? А может, соскучилась по ритмам самбы? Я помню тот вечер, когда мы танцевали у меня на террасе…
Картинки прошлого мелькали у нее перед глазами словно слайды. Она отвернулась и тупо уставилась на кресло, чтобы хоть чем-то перебить эти мучительные образы. Наконец она смогла сказать то, что должна была сказать:
— Хватит о прошлом. Поговорим о настоящем. Я здесь потому… — Голос у нее прервался, и она облизала пересохшие губы. — Я пыталась сказать тебе… у нас… общий сын, Люк, ему шесть лет. — Сердце бешено колотилось, она дрожала. — Я здесь потому, что мне нужна твоя помощь. Мне не к кому больше обратиться.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Может ли тишина быть такой пугающей? Он когда-нибудь ей ответит? Она все же сказала ему то, что хотела, но облегчение сменилось страхом. Что он ей ответит? Как отреагирует на неожиданное сообщение о том, что он — отец?
— Ну и выдумщица ты, — безразличным тоном произнес он, уселся в ближайшее кресло и посмотрел на нее из-под полуприкрытых век. — С тобой точно не соскучишься.
Кимберли была ошарашена. Он ей не поверил!
Она приготовилась к взрыву гнева, к обвинениям и взяла себя в руки, зная, что ей предстоит иметь дело с горячим бразильским темпераментом и что придется объяснять, почему она не сказала ему о ребенке семь лет назад. Но ей в голову не могло прийти, что он ей не поверит.
— Неужели ты серьезно полагаешь, что я тебя разыгрываю?
Он пожал плечами.
— Я полагаю, что это шутка в дурном вкусе, но некоторые женщины готовы пойти на все, лишь бы заставить мужчину раскошелиться. Тебе ведь именно это нужно? Еще денег?
Ей нужны деньги, но не по той причине, на которую он намекает.
Она с трудом проглотила слюну. Что еще сказать? Она не могла себе представить, что он ей не поверит. Все шло наперекосяк.
— Почему… почему ты мне не веришь?
— Вероятно, потому, что обычно женщины не появляются неожиданно после семилетнего отсутствия и не заявляют, что они беременны.
— Я не говорила, что я сейчас беременна, — запинаясь, произнесла она. — Я сказала тебе, что ребенку шесть лет. Он родился через девять месяцев после того, как мы… как ты… — Она покраснела и замолчала.
— После того, как я тебя совратил? Ты не можешь произнести слово «секс»?
Темные глаза Люка смотрели насмешливо. Кимберли закусила губу. Как ей хотелось быть более искушенной, чтобы справиться с этой нелегкой ситуацией! Словесная перепалка — не ее конек.
— Ты, наверное, хочешь спросить, почему я не сказала тебе об этом раньше…
— Подобная мысль меня посетила.
— Ты выбросил меня, Люк, — дрожащим голосом напомнила ему она. — Ты не желал ни видеть меня, ни говорить по телефону. Ты гадко поступил со мной.
— Связи рушатся ежедневно, — равнодушно ответил он, — так что не надо драматизировать.
— Я была беременна! — От волнения ее трясло. — Я хотела сказать тебе об этом — ведь это твой ребенок. Я пыталась много раз, но ты вычеркнул меня из своей жизни, и тогда я решила, что моему ребенку такой отец не нужен.
Она ждала всплеска гнева и возмущения, но он всего лишь выжидательно поднял бровь.
— Прошло семь лет, и вот ты являешься с этим сообщением.
Она смотрела на него, ничего не понимая. Она не в состоянии понять его черствость и безразличие.
— Неужели ты думаешь, что мне легко далось это решение? Ведь я лишила своего сына отца и знала, что когда-нибудь мне придется ответить ему, кто его отец. — Она с трудом перевела дух. — Я мучилась от вины целых семь лет. Каждый день.
— Ну, это занятие для женщин, — сказал Люк. — Полагаю, что сейчас чувство вины настолько тебе переполнило, что ты решила поделиться со мной радостным известием.
Она удручающе покачала головой.
— Как ты можешь так к этому относиться? Ты просто не представляешь, насколько трудно мне было прийти сюда сегодня. — Он оказался еще более бесчувственным, чем она думала. А она считает себя виноватой! Да ей надо гордиться, что она оберегла сына от этого человека. Но сейчас, к несчастью, ей необходима его помощь. — Что мне сделать, чтобы доказать тебе, что я говорю правду?
Люк повернулся к двери.
— Покажи мне его, чтобы я убедился.
— Ты серьезно думаешь, что я потащила шестилетнего ребенка в Бразилию, чтобы показать его человеку, который понятия не имеет о своем отцовстве? Люк, нам надо будет вместе подумать, как сказать об этом мальчику.
Он с иронией смотрел на нее.
— Видишь ли, проблема в том, что я не принимаю совместных решений. Никогда не принимал и впредь не собираюсь. Я все решаю сам, meu amorzinho. Но в данном случае это не имеет ни малейшего значения, так как мы оба знаем, что этот так называемый твой сын — о, прости, мне надлежало сказать: «наш» сын — плод твоего алчного воображения. Поэтому-то ты и не можешь его показать. Если только не наняла кого-нибудь на эту роль. Я прав?
Кимберли опешила. Он законченный мерзавец! Он похож на ее отца, а уж она-то хорошо знает, что значит расти рядом с таким родителем. Она была права, оберегая своего ребенка от Люка, и, не случись сейчас беды, она навсегда вычеркнула бы его из жизни сына. Но он должен ей помочь! Он должен нести хоть какую-то родительскую ответственность, как бы ему это ни претило.
Но пока что Люк даже не верит в существование сына и считает ее алчной авантюристкой.
Она опустилась в кресло.
— Почему ты такого низкого мнения обо мне?
— Что ж, объясню. — Он покровительственно улыбнулся, словно имел дело с полной дурой. — Стоит вспомнить сумму денег, потраченную тобой после нашего разрыва. А теперь ты докатилась до того, что просишь у меня денег на содержание. Согласись, твои действия далеки от святости.
Господи, о чем он? Он все извращает.
— Я не прошу меня содержать. И я в состоянии обеспечить сына. Я воспользовалась твоими деньгами, потому что была беременна и совсем одна. Мне негде было жить, и на твои деньги я купила маленькую квартиру. И еще я купила все необходимое для ребенка: кроватку, коляску, пеленки, памперсы. Я не тратила деньги на себя. Я понимала, что юридически это именуется кражей, но что мне оставалось? Если бы я привлекла тебя к ответственности, то тебе пришлось бы заплатить намного больше на содержание Рио.
— Рио? — удивился Люк. Она покраснела.
— Я назвала его так, потому что в этом городе он был зачат.
— Как оригинально. Если я уже заплатил за коляску и памперсы, то теперь, вероятно, должен заплатить за школьную форму?
Он ей не верит.
— На прошлой неделе я получила письмо с угрозой украсть ребенка. — Голос у нее дрожал. — Кто-то узнал про нашего сына, про то, что ты — отец Рио.
Наступило молчание. Люк пристально смотрел на ее побледневшее лицо.
Они сидят слишком близко, подумала Кимберли. Она касается коленом его бедра и чувствует, как тепло охватывает тело. Помимо воли взгляд заскользил по темным волоскам на его кисти и крепких пальцах. Эти длинные, ловкие пальцы… Кимберли бросило в жар, когда она вспомнила, как эти пальцы ласкали самые интимные места на ее теле, даря удовольствие, о котором она и не подозревала. От неловкости она заерзала в кресле, и он сразу это заметил и посмотрел ей прямо в глаза. Казалось, что воздух в зале накален.
— Покажи мне письмо.
Она вытащила из сумки письмо и положила на стол. Он неторопливым жестом взял письмо, открыл конверт и стал читать.
— Интересно. — Люк положил письмо обратно на стол. — Значит, ты ждешь, что я отстегну пять миллионов долларов и тогда все заживут счастливо?
Будущее сына его не волнует! Но, по крайней мере, увидев письмо, он узнал, что она говорит правду.
— Ты считаешь, что не следует платить? Лучше обратиться в полицию? — Она с тревогой смотрела на Люка и терла пульсирующие болью виски. — Я, разумеется, об этом думала, но из письма ты понял, что сделает этот человек, если я пойду в полицию. Конечно, это шантаж и не следует платить шантажистам, но если в опасности твой ребенок… — Голос у нее прервался. — Я не могу рисковать его жизнью, Люк. Он — это все, что у меня есть.
— Не думаю, что стоит привлекать полицию. — Он легким движением поднялся и подошел к окну. — В любой стране полиция не любит понапрасну терять время.
— Но почему понапрасну? — изумилась она.
— Да потому, что мы оба знаем: все это — часть твоего искусно задуманного плана, как выудить из меня еще денег. Мне надо радоваться тому, что ты семь лет не давала о себе знать. — Его голос звучал грубо и презрительно. Она едва обрела дар речи.
— Ты по-прежнему считаешь, что я все придумала?
— Встань на мое место, — бархатным голосом произнес он. — Ты появляешься спустя семь лет, требуя деньги, чтобы помочь ребенку, о котором я ничего не знаю и чье существование ты не можешь доказать. Если он мой сын, то почему ты не сказала мне семь лет назад, что беременна?
— Я же объяснила! — Она потерла затылок, пытаясь облегчить боль, сдавившую голову. — Я много раз тебе звонила, потом пришла в твой офис, но ты отказался меня принять!
— Наши отношения закончились, и нечего было обсуждать. Разговоры — это женское занятие, а не мужское.
— Тогда не надо обвинять меня! Это ты не пожелал со мной говорить! Ты вообще не умеешь слушать людей! — взорвалась она.
Он сощурился.
— Странно, но я всегда плохо слышу, когда у меня просят денег.
— Он — твой сын…
— Тогда покажи мне его фотографию. — Что?
— Если он существует, то фотография, по крайней мере, у тебя есть?
У нее было такое ощущение, будто она в суде дает показания прокурору.
— Я… у меня нет с собой фотографии. Я была в такой панике, что не взяла ни одной. — Но ей следовало об этом подумать! Она должна была предположить, что Люк потребует фотографию своего сына. — Я не ожидала, что мне придется доказывать его существование.