— Поц, — поморщился Шеринг.
Егор тихо засмеялся и скрылся за деревьями сада. Шеринг видел, как присевший на корточки Кремнев что-то достает из чудо-кейса и закапывает в песок на дорожке, ведущей к особняку.
Затем его фигура мелькнула за кустами в другом конце сада. Там он снова наклонился и вновь поколдовал с содержимым чудо-кейса.
В глазах у Шеринга все поплыло, он понял, что вот-вот потеряет сознание. Но этого олигарх допустить не мог, поэтому изо всех сил взял себя в руки. Приступ головокружения прошел, и сознание снова прояснилось. Шеринг улыбнулся своей маленькой победе. О нет, он не будет падать в обморок, как какая-нибудь чувствительная девушка, и не доставит удовольствия этому неандертальцу с железными узлами вместо мускулов и соломой вместо мозгов.
Однако новый приступ боли едва не «выключил» Шеринга. Он даже стал сползать по стене, но тут на крыльцо взбежал Кремнев.
— Куда? — насмешливо сказал он и подхватил падающего Шеринга. — Помирать команды не было. Тем более у ворот лазарета.
Егор сунул электронный ключ в прорезь дверного замка, и дверь с тихим щелчком приоткрылась.
* * *
Кремнев и Шеринг ввалились в прохладный викторианского стиля вестибюль. Стены были увешаны портретами и пейзажами конца XVIII века. В основном полотнами Гейнсборо и Хогарта. На малахитовых подставках по бокам широкой каменной лестницы красовались мраморные бюсты Вольтера и Бомарше.
Кремнев втащил олигарха в просторный зал с высоченными потолками, уставленный по периметру высокими книжными стеллажами. На полках ровными рядами выстроились тома в дорогих кожаных переплетах.
В центре комнаты стоял огромный стол красного дерева, а рядом с ним — кресло, обитое бархатом. Шторы на окне были задернуты.
Вдоль левой стены располагался небольшой стеклянный стеллаж с сувенирными безделушками и телефонным справочником. Правую стену занимала огромная копия картины «Переход Бонапарта через перевал Гран-Сен-Бернар». На переднем плане — Наполеон, гарцующий на черном жеребце, на втором плане надрывались артиллеристы, толкающие в гору тяжеленную пушку, а мимо лихо, можно даже сказать легкомысленно, проносилась французская конница.
У зашторенного окна стояли старый кожаный диван и два кресла из того же гарнитура. Напротив — широкоэкранный плазменный телевизор и одежный шкаф-купе, растянувшийся почти на всю стену.
Еще одна открытая дверь вела в ванную.
Шеринг тяжело опустился на диван и, откинувшись на спинку, с тяжелым стоном вытянул вперед простреленную ногу.
Егор грохнулся в кресло и по-мужицки, тыльной стороной ладони, вытер со лба пот. Затем потянулся к пульту и включил кондиционер.
От кондиционера потянуло приятной прохладой, и Кремнев блаженно растянулся в кресле.
— Не-е-ет, — с облегчением вздохнул он, — если у меня когда-нибудь будет свой дом, то только там, где лес и прохладно — в какой-нибудь Карелии.
Он на секунду прикрыл глаза, и на его усталом лице заиграла беззащитная детская улыбка.
Шеринг взглянул на него хмуро.
— Хотите дом в Карелии? — осведомился он хриплым голосом.
Кремнев открыл глаза и криво ухмыльнулся.
— Это все чепуха, мысли вслух.
Он легко поднялся с кресла, подошел к деревянной панели, взялся за бронзовую ручку и потянул на себя. Панель оказалась дверцей холодильника.
Егор взял с полки две бутылки минеральной воды. Одну швырнул Шерингу. К другой жадно приложился сам.
Напившись воды, Шеринг прикрыл глаза и посидел так несколько секунд. Затем открыл их, взглянул на Егора и сухо сказал:
— Поможете мне выжить, будет вам дом. В Карелии.
— Да что ты говоришь? — хмыкнул Кремнев.
— Только то, что вы слышите. И я не шучу.
Кремнев включил телевизор. На восьми сегментах широкого экрана появились знакомые виды: фасад особняка, вестибюль на первом этаже, коридор второго этажа, дорожки парка.
— Вроде все чисто, — сказал он и повернулся к Шерингу.
Тот был бледен и угрюм.
— Как нога? — поинтересовался Кремнев.
Олигарх взглянул на Егора исподлобья и процедил сквозь зубы:
— А вы как думаете?
— Думаю, побаливает.
— Очень прозорливое замечание.
— Ничего. Сейчас мы ею займемся.
Егор подошел к дивану и присел рядом с Шерингом. Затем осторожно приподнял его ногу и снял влажную от крови повязку. Шеринг закусил губу, чтобы не застонать.
— Сейчас будет немного больно, — предупредил Егор и, действуя так же осторожно, оторвал ткань, прилипшую к засохшей ране.
Шеринг побледнел еще больше, его начал потряхивать мелкий озноб. Однако губы его были плотно сомкнуты, и он ни разу не застонал.
— Молодец, — похвалил Кремнев. — Настоящий воин.
Шеринг заставил себя усмехнуться.
— Да уж… Кстати, насчет домика в Карелии — это я на полном серьезе… А если ногу мне сохраните, исполню второе ваше желание. Конечно, в рамках разумного.
— У меня нет разумных желаний, — с иронией ответил Егор. — Я маньяк.
— Но даже у маньяков бывают безопасные для окружающих желания. Должно быть такое и у вас.
Егор на секунду задумался и кивнул:
— Есть полезное желание. Хочу, чтобы таких, как ты, совсем не стало.
Егор вновь склонился над раной и тщательно ее осмотрел. Рана вспухла по краям и сочилась сукровицей.
— Ну, этого не дождетесь, — хрипло сказал Шеринг. — Такие, как я, будут всегда. Потому что мы — соль земли. Подумайте еще, время у вас ecть.
— Ошибаешься, Моня, — проговорил Егор, подтягивая к себе металлический кейс.
Он открыл кейс и достал упаковку одноразовых шприцев, пузырек с какой-то жидкостью и пузырек с желтым порошком.
— Времени, его всегда в обрез, — продолжил Егор, открывая пузырек. — Особенно в моей профессии. В любой момент — бац! — и ты уже
— Надеюсь… что… так и будет…
Шеринг закрыл глаза и вскоре задремал.
* * *
Командировка обещала стать захватывающей. За всю свою жизнь Мария Коломеец еще не забиралась так далеко от дома. Да и само название конечного пункта звучало как строка из какого-нибудь детективноромантического фильма. Марии почему-то вспомнился «Мальтийский сокол» с Хамфри Богартом. Еще она вспомнила о своем любимом художнике Микеланджело да Караваджо, который прятался на этом острове от преследований кредиторов и карательным органов. Он тут даже написал несколько знаменитых полотен и, кажется, был посвящен в рыцари.
Возможно, Мария что-то путала, но это было не важно. Важно было то, что отныне — с этой вот командировки — для нее, в сущности, начиналась новая жизнь.
Она была рада отъезду из Москвы и по другой причине. Ухаживания полковника Уколова вначале польстили Марии. Он был мужчина симпатичный и вполне обаятельный. Настоящий полковник!
Однако, посидев с ним час в ресторане, Маша готова была бежать от этого полковника за тридевять земель. Что-то в нем было неприятное, что-то неуловимо противное. Что именно — Маша и сама бы не смогла объяснить. Это было на уровне интуиции. Как у зверюшек. Кошка, если не сильно голодна, никогда не станет есть то, что ей не нравится. Хотя объяснить причину своей неприязни она не сможет. Все на уровне инстинктов. Вот так и в, случае с Уколовым.
Перед командировкой, проводя инструктаж, полковник замучил ее своими любезностями и намеками. Однако на этот раз Мария была с Уколовым холодна, чему он, кажется, сильно удивился.
Как бы то ни было, но теперь она далеко от Уколова. А когда вернется, первоначальный уровень отношений в новом коллективе (уровень, при котором она всего лишь жалкий новичок, обязанный «заглядывать в рот вышестоящим») для Марии уже будет пройден.
В гостинице она хотела сразу же, оставив вещи в номере нераспакованными, отправиться на прогулку. По преодолела первоначальный импульс, расценив его как чистейшей воды ребячество.
Первым делом она отправилась в душ. После душа оделась, подкрасила губы и глаза и решила спуститься в ресторан отеля — пообедать.
Однако по пути к ресторану в сумочке у Марии зазвонил телефон.
— Добрый день, — произнес в трубку незнакомый мужской голос. — Я говорю с Марией Ивановной Коломеец?
— Да. Здравствуйте.
— Я ваш коллега, и зовут меня Хосе. Вы уже расположились?
— Да.
— Теперь, вероятно, собираетесь пообедать?
— Совершенно верно, — с улыбкой ответила Мария, уловив едва различимые запахи яств, доносившиеся из ресторана.
— К сожалению, с этим пока придется повременить, — огорчил ее собеседник. — Вам нужно срочно приступить к работе.
Услышать такое было досадно, но Мария нисколько не расстроилась. Работа есть работа. За этим она сюда и прилетела.
— А… — начала было Мария, но собеседник упредил все ее вопросы.
— На улице, прямо напротив выхода из отеля, вас ждет машина — белый «сааб». Водитель одет в белую ветровку и синюю бейсболку. Садитесь в машину, и она довезет вас до места работы.
— Хорошо.
— Еще раз извините, что не дал вам пообедать. Думаю, этот вопрос мы решим.
— Да ничего страшного.
— До встречи.
— А когда я…
Трубка ответила короткими гудками.
Мария убрала телефон в сумочку, с вожделением посмотрела в сторону ресторана, вздохнула и направилась к выходу из гостиницы.
Белый «сааб» ждал ее аккурат там, где сказал таинственный Хосе. Водитель в белой ветровке и синей бейсболке, молодой парень лет двадцати двух, смуглый, симпатичный и крепкий, завидев приближающуюся Марию, выскочил из машины и открыл ей дверцу.
— Вы очень любезны, — сказала Маша по-испански.
Она успела пролистать разговорник и, благодаря отличной памяти, сумела запомнить полтора десятка фраз.
Водитель улыбнулся и кивнул, но при этом не произнес ни слова.
«Здорово его вымуштровали, — подумала Мария. — Ни слова без особой нужды. А может, он немой?»
Когда сели в машину, Маша как бы невзначай поинтересовалась:
— Вы не говорите по-русски?
Водитель посмотрел на нее в зеркальце заднего обзора и улыбнулся. Поскольку ответа не последовало, Маша так и не поняла — немой у нее водитель или он просто предпочитает не вступать в диалог.
Тогда она задала вопрос по существу:
— Куда мы едем?
Водитель уже тронул машину с места, и на вопрос Марии просто неопределенно махнул рукой — дескать, туда.
Маша поняла, что поболтать по дороге не получится. Что ж, тогда она будет любоваться видами. Решив так, Мария стала смотреть в окно на проносящиеся мимо деревья и дома.
Так они ехали около двадцати минут. Домов за окном не осталось, теперь там были лишь деревья. Вдруг водитель притормозил и свернул с дороги к деревьям, на какую-то едва заметную тропу.
Мария этому нисколько не удивилась — ведь странности входили в специфику ее работы.
«Это все, конечно, интересно, — подумала она с легкой досадой. — Но не слишком ли много тайн?»
Она вдруг вспомнила свое последнее место работы. Уютный офис в центре Москвы, четкое расписание, никаких сюрпризов, все просчитано и известно на месяцы вперед.
Но не потому ли она оттуда ушла? Не слишком ли монотонной и скучной стала работа? Возможно. Но, с другой стороны, разве любимая работа может быть «скучной и монотонной»? Нет, дело вовсе не в этом. Тогда в чем?.. В опостылевших физиономиях коллег?.. Не слишком ли много мизантропии?
Мария себя осадила: «Нашла время об этом думать!» И решительно выбросила эти мысли из головы.
Еще минут пять ехали по тропе, затем машина остановилась.
— Мы приехали? — спросила Мария.
Водитель улыбнулся и кивнул. Затем он быстро выбрался из машины и подошел к задней дверце.
«Какой предупредительный, — не без удовольствия подумала Мария. — Вот бы у нас в России все водители были такими».
Симпатичный водитель открыл дверцу, и Мария подала ему руку. Водитель улыбнулся ей, взялся за протянутую руку и вдруг, когда Маша уже готова была выйти, сунул голову в салон и накрыл ее лицо платком.
Мария вскрикнула и хотела оттолкнуть его, но водитель схватил ее за руки и, крепко удерживая, уставился ей в лицо.
Мария почувствовала головокружение и страшный приступ сонливости.
«Я умираю!» — с ужасом успела подумать Мария и в следующую секунду потеряла сознание.
* * *
— Ну? Как ты себя чувствуешь?.. Эй, ты еще спишь или притворяешься?
Шеринг открыл глаза, но тут же зажмурил их qt яркого света. Затем снова открыл и удивленно огляделся.
— Где я?.. — Тут он увидел перед собой Кремнева и все вспомнил. Выражение его лица снова сделалось кислым.
— Вижу, ты меня узнал, — усмехнулся Егор.
Шеринг понял, что лежит в постели, под белым покрывалом, в одном лишь нижнем белье.
— Это вы меня… сюда? — спросил он.
Егор кивнул:
— Угу. Попробуй пошевелить ногой.
Шеринг попробовал и скривился от боли.
— Болит.
— Я знаю, — кивнул Кремнев. — Пока ты спал, я сделал тебе перевязку. Рана затягивается. Опухоль спала. Инфекции нет. Считай, что ты родился в рубашке.
— Я бы предпочел родиться в бронежилете, — вяло отшутился Шеринг.
— От этого ранения он бы тебя не спас, — заметил Егор. — Давай поднимайся с постели.
Шеринг зевнул и передернул плечами:
— Можно я еще посплю?
— Нет. Я приготовил завтрак. Нужно его съесть, пока не остыл.
Только сейчас ноздри Шеринга уловили запах жареного бекона. Желудок его тотчас же свело судорогой.
— Черт… Я и не думал, что так хочу есть, — сказал он и откинул покрывало.
Егор протянул ему руку, но Шеринг сделал вид, что не заметил этого, и поднялся сам.
— Ну, как? — спросил Кремнев.
— Нога-то? Могло бы быть и лучше.
Шеринг ступил на больную ногу, постоял на ней несколько секунд, а затем медленно заковылял в сторону туалетной комнаты.