Ох, боль.
Живот схватывает, и я стону низко и протяжно, звук немного похож на стон раненного животного. С каждым легким толчком он растягивает меня больше и больше. Мои руки взлетают в воздух, и я хватаюсь за его плечи. Мои ногти впиваются в его кожу. Слезы заполняют глаза, и я начинаю учащенно дышать.
Марко стискивает зубы, как будто ему тоже больно, двигается все дальше и дальше в меня, пока между нами не остается пространства. Его тело становится напряженным, и я знаю, что он использует всю свою силу воли, чтобы не начать толкаться в меня как сумасшедший.
Он тихо успокаивает меня, и оставляет легкие поцелуи на моей шее. Я пытаюсь взять под контроль свое дыхание, но это сложно. Проходит мгновенье, потом еще. Боль начинает отступать, в то время пока мы лежим соединенные самым интимным способом. Я открываю глаза и смотрю на него.
Он так нежно смотрит на меня, и я даже не знаю, почему. Он шепчет:
– Скажи, когда почувствуешь себя лучше.
Боль утихает, и ощущение неудовлетворения появляется во мне, будто то, что он внутри меня приятно, но чего-то не хватает. Чего-то страстного. Мое дыхание неровное:
– Сейчас. Прямо сейчас. Больше, пожалуйста.
Он толкается глубже в меня, тем самым вызывая стон. Громкий. Мои веки трепещут и закрываются, я слышу его напряженное:
– Даже не думай, черт побери, так делать. Открой глаза, малышка. Смотри на меня.
Грудь тяжело вздымается, я открываю глаза, и они встречаются с его глазами. Он ухмыляется и продолжает сдержанно, глубоко толкаться в меня.
– Вот так. Смотри на меня.
Внезапное чувство нужды исходит прямо из моей сущности.
Больше.
Мне нужно больше.
Щелк.
Я поднимаю ногу и кладу ее на его бедро. Он рычит. Я шепотом молю:
– Еще. Быстрее.
Он начинает двигаться жестче, челюсть сжата, кусает губу, толкается глубоко и быстро. Я пробираюсь руками под его руки, чтобы обнять его за спину, и чистое блаженство согревает мое тело, когда я чувствую, что все его тело усыпано капельками пота.
Это все для тебя. Это усилие, эта работа. Все для тебя, Кэт.
Мой оргазм, еще один, наступает жестко и быстро. Позвоночник начинает покалывать. Белые пятна мелькают перед глазами. Мои ногти впиваются в спину Марко. Когда я напрягаюсь вокруг него, он стонет:
– Да, малышка. Черт. Кончай.
Моя голова откидывается назад в приступе удовольствия. Спина выгибается, прижимая переднюю часть моего тела к его сильному, восхитительному телу. Я задыхаюсь, затем стону:
– Марко, – моя киска сжимается вокруг него, стискивает его. Благодарит его.
Его рот открывается в безмолвном стоне, а глаза закрываются, когда его толчки становятся неуправляемыми. Он зарывается носом в мою шею, и запах его одеколона распространяется по мне.
Он пахнет восхитительно.
Все еще плавая в отголосках удовольствия, я поднимаю руку, хватаю его затылок и удерживаю его около себя. Звук нашего совместного тяжелого дыхания заполняет комнату. Внезапно его бедра еще раз дергаются, затем успокаиваются. Он рычит у моей шеи, а затем кусает меня за местечко между плечом и шеей.
Неожиданный укус заставляет мои собственные бедра дернуться навстречу к нему.
Его тело напрягается. Он кусает сильнее. Я ловлю ртом воздух и чувствую, как его член дергается внутри меня. Низкий горловой стон вырывается из него. Потом он кончает. Мы истощены. Мы падаем от усталости, наши груди тяжело вздымаются.
Я трепещу. Неудивительно, что люди делают это, и часто. Мы только закончили, и я хочу сделать это вновь. Сердце бешено колотится.
Щелк.
– Это было удивительно, – шепчу я дрожащим голосом.
Все еще сплетенных, Марко переворачивает нас на бок, и внимательно смотрит на меня. Его взгляд такой глубокий, такой решительный, что я избегаю этого взгляда и опускаю подбородок к его груди. Он просовывает пальцы под мой подбородок и поднимает мое лицо. Мои глаза неохотно встречаются с его, и я смотрю, как его губы дергаются. Он бормочет благоговейно:
– Ты удивительная.
Он прижимается своим ртом к моему, и мои глаза закрываются от этого прикосновения. Я чувствую этот поцелуй глубоко в душе. Этот поцелуй не действие. Это – разговор. Так много можно сказать поцелуем. Мои пальцы задевают его подбородок, когда я углубляю наше прикосновение.
Я чувствую, что его губы искривляются напротив моих, и я ухмыляюсь в ответ. Он хихикает в мой рот.
– Это, черт возьми, стоило того.
Боже мой, я обречена.
Глава 16
Ускользнуть из комнаты Марко было нелегко. Не потому, что я боялась, что кто-то увидит меня. Вполне очевидно, что вряд ли кто-то бодрствовал в 4 утра. Проблема ускользнуть из комнаты Марко... была в самом Марко.
– Не уходи. Останься здесь. Еще на несколько часов, – он хватает меня за руку и рассуждает: – просто поспи со мной. Я поставлю будильник, и мы вместе проснемся, – он ухмыляется и разглядывает мое тело, – и примем вместе душ.
Я усмехаюсь:
– Ага, это будет супер, – я выпрямляюсь и пародирую то, как вероятнее всего, все случится: – Привет, Боб! Ага, Кэт и я спали вместе, а теперь собираемся в душ. Что такое? Ты собираешься убить меня? – смотрю на мой живот и моргаю. – Ты, мать твою, ранил меня, Боб! – для драматизма я падаю на кровать и закрываю глаза. – Вот черт, я умер.
Тихий смех Марко сотрясает кровать, и я ухмыляюсь. С ним так легко болтать и шутить. Не думаю, что когда-либо прежде чувствовала себя так комфортно рядом с каким-либо человеком.
Поле секса Марко настаивал, что хочет искупать меня, но не было ни единого шанса, что я рискнула бы, чтобы нас поймал кто-нибудь в душе вместе. В “Мираже” была общая ванная комната, как в спортзале или колледже. Представьте себе жилые помещения, как комнаты в общежитии, необычных комнаты, но все же без собственной ванной комнаты.
Когда я отказалась принять с ним душ, он вздохнул, будто я раздражала его, встал, снял презерватив и какое-то время бродил по комнате. Он подошел к кровати с бутылкой воды и полотенцем.
Полотенце было белое.
Мои глаза расширились. Я дернула подбородком в сторону полотенца и фыркнула:
– Я не буду его использовать.
Он посмотрел вниз на полотенце:
– Почему нет?
Я, задыхаясь, говорю:
– Оно белое!
Он пялится на меня, явно не понимая о чем я. Я закатываю глаза:
– Оно станет красным, после того, как я воспользуюсь им.
Он пожимает плечами:
– Я скажу, что порезался, когда брился.
Я колеблюсь, он вздыхает:
– Ты хочешь, чтобы я нашел темное?
– Да, пожалуйста, – счастливо бормочу я.
В комнате было тихо, когда он надел джинсы и вышел. Ему потребовалась минута, чтобы найти другое полотенце. Когда он вернулся с красным полотенцем в руке, я встала, подошла к нему и протянула руку, чтобы взять полотенце. Он с негодованием посмотрел на мою руку и отодвинул полотенце вне моей досягаемости:
– Если хочешь полотенце, тебе придется заплатить за него.
Мои глаза сощурились:
– Чем?
Его глаза слегка прикрылись:
– Иди сюда.
Делаю шаг к нему и пищу, когда его руки обнимают меня и поднимают в воздух, удерживая меня вплотную у его голой груди. Он захватывает мои губы в требовательном поцелуе. Поцелуй, который ощущается так замечательно и оставляет во мне желание.
Когда он отпустил меня, он посмотрел вниз и убрал прядь волос мне за ухо:
– Долг оплачен.
Он отдал мне полотенце, взял бутылку воды, и поставил ее в пустующий угол его комнаты. Я мылась в тишине, стоя спиной к Марко, довольная, что не могу видеть кровь на мягкой ткани, которой я очищала себя.
Как только я закончила, я вернулась к кровати и плюхнулась на нее в приятные руки Марко.
Я чувствовала себя маленькой, лежа рядом с ним, и то, как его тело возвышалось над моим, заставляло меня чувствовать себя защищенной и в безопасности. Его мягкий характер определенно удивил меня, как и его потребность прикасаться ко мне. Я ожидала чего-то другого, но я была счастлива, что получила именно это. Чрезвычайно счастлива.
Он поднимает мою руку и играет с пальчиками, избегая моего пристального взгляда.
– Не уходи.
Он был таким милым и внимательным, и я правда, правда хотела остаться. Но все-таки ушла.
Он поцеловал меня около своей двери, и потом оставил еще поцелуй на моей руке, той руке, которую держал своей. Он пытался убедить, что меня нужно проводить до церкви. Я уверила его, что была уже большой девочкой и гуляла в такое время много раз раньше. Неохотно, он отпустил меня, и я шла весь путь до моей комнаты с огромной улыбкой на лице.
Для первого раза все прошло очень даже хорошо. У меня прелестно болело там – достаточно, чтобы напомнить мне почему, но недостаточно, чтобы никогда больше не захотеть этого. Великолепное сочетание.
Когда я захожу в мою комнату, я сонно смотрю на часы. Время 4.25 утра.
Мои губы кривятся. Нет времени спать сегодня утром. Если я попытаюсь сейчас уснуть, есть шанс, что я просплю весь день. Я и так уже достаточно отдалилась от моей работы по дому, я не хочу разочаровывать Отца Роберта, так что я принимаю быстро душ, загадочно улыбаясь сама себе, когда осторожно мою болезненное местечко между ног, надеваю свою униформу и покрывало и спускаюсь вниз на кухню.
Снаружи все еще темно, я включаю свет над столешницей и начинаю раскладывать ингредиенты для приготовления хлеба. С тех пор, как мне исполнилось десять лет, мне не нужен рецепт. Это моя вторая сущность.
Я замешиваю хлеб, потом позволяю ему подняться. Я прикладываю палец к столешнице и надуваю губки.
Что теперь?
Я ловлю себя за секунду до того, как моя голова врезается в столешницу.
Проклятье.
Мои веки тяжелеют, дремота тихо нападает на меня. Мне нужно пошевелиться, или я засну, прям стоя. Решительно мотаю головой, заставляя себя прокашляться и открыть глаза так широко, как только могу, затем зеваю и натыкаюсь на шкаф в коридоре. Прямо сейчас, кажется, неплохо было бы приняться за уборку. Для этого мне придется использовать все мое тело.
Я киваю, моргаю, дважды засыпаю, пока жду, когда наполнится ведро.
Потом засыпаю, используя швабру в качестве опоры посреди немытого пола на кухне. Потом, пока жду, когда выпечется хлеб.
Когда звенит таймер, я, испугавшись, вскакиваю и встаю в низкую защитную стойку, готовая атаковать.
Вынимаю хлеб, чтобы он охлаждался, и решаю сделать на завтрак кексы. Я замешиваю тесто, постоянно потягиваясь и зевая. Я выливаю неровно тесто в формочки и практически закидываю их в духовку.
Я. Не. Должна. Уснуть.
Я быстро мою шваброй другую половину кухни, мою посуду, чищу столешницу, затем сажусь за кухонный стол и жду, когда испекутся кексы. Когда таймер будит меня во второй раз, я подпрыгиваю со стула, полухрапя, размахиваю руками на моего потенциального противника. Я просто киплю от раздражения:
– Черт!
Вытаскиваю кексы из духовки, выключаю ее и выхожу на улицу к моему самому любимому занятию – заботиться о моем саде. И работая в саду, я, вероятно, засну на скамейке под большим дубом, да я точно это сделаю.
***
– Кэт?
Я убираю руку со лба.
– Кэт, проснись.
Голос в моей голове не замолкает. Более решительный на этот раз:
– Клянусь Богу, девочка, если ты не откроешь глаза и не подашь хоть какой-нибудь знак, что с тобой все в порядке, я закину тебя на плечо и отвезу прямиком в больницу.
Что?
Где я?
Я издаю стон, моя рука подлетает к голове, которая дико болит, пока я пытаюсь разлепить глаза. Спустя пару секунд, мне все-таки удается посмотреть одним глазком, и я натыкаюсь прямо на Боба, который выглядит очень обеспокоенным. Сажусь на скамейке, потягиваюсь и зеваю:
– Извините, Отец. Я не осознала, что заснула.
Он опускает брови:
– Пытался разбудить тебя уже какое-то время. Ты нормально себя чувствуешь?
Во рту все ужасно пересохло:
– Я в порядке. Извините, что побеспокоила вас. Я проснулась раньше, чем обычно, сделала всю работу по дому до того, как рассвело. Я вышла сюда, чтобы заняться садоводством, и должно быть потеряла сознание.
Он не выглядел убежденным. Я думаю, небольшая правда не причинит боль:
– Я, правда, спала не очень хорошо прошлой ночью.
– Ладно, почему бы тебе не пойти немного поспать? Я могу заставить кого-то другого поработать сегодня вечером.
Мои глаза расширяются:
– Нет! – Брови Боба от удивления ползут вверх, но я не могу остановиться и начинаю защищаться. – Я знаю, я самая юная здесь, но если бы я находилась где-то в другом месте, я бы получила уже десять заданий, Боб. Перестань выделять меня. Я должна получить эту работу. Это моя гребаная работа.
Кровь кипит во мне. Я стискиваю зубы и обнажаю их, как бешеная собака:
– Что, черт побери, я должна еще сделать, чтобы доказать, что готова? – он сидит и наблюдает за мной ничего не выражающим взглядом. Я тут же раскаиваюсь и сбавляю обороты.
Я провожу рукой по лицу и вздыхаю:
– Ты всегда говорил, что я здесь для этого, что для этого меня и принесли сюда. Это – Божья воля. Тогда почему ты отказываешь мне вправе выполнять мое предназначение в жизни?
Боб опускает подбородок и смотрит на свою обувь. Его голос нехарактерно мягок:
– Я не наблюдал, как росли все остальные. Я не выгонял монстров из-под их кроватей, когда им было семь лет. Или не читал им, пока они засыпали. Или не нарезал им мясо, пока им не исполнилось десять. Я не воспитывал их как своих собственных, Кэт, – он делает паузу. – Злись на меня, если хочешь, но это сложно для меня. Я не ожидал, чтобы буду чувствовать такие эмоции, когда ты будешь готова пойти своим собственным путем, и то, что произошло с Джеймсом, было оправданием для меня, чтобы удержать тебя. Так я ухватился за это. Ухватился обеими руками. Потому что я не готов отпустить тебя.
Мое сердце сжимается в груди. Я чувствую, как пульс стучит в висках. Я не знаю, что ответить на это.
Боб кивает:
– Ты хочешь, чтобы я относился к тебе, как к остальным членам команды, значит, ты пойдешь на задание сегодня одна, – он улыбается, хотя в его глаза светится печаль. – Это твоя работа, девочка. Ты можешь сделать это. Я верю в тебя.
Его рука хватает заднюю часть моей шеи таким знакомым движением, мои глаза закрываются, комок эмоций забивает горло. Он прижимает свои губы к моему лбу:
– Бог с тобой, дитя.
Мой тихий голос дрожит:
– И с Вами, Отец.
Он оставляет меня на скамейке, немного побежденной... и очень напуганной.
Глава 17
Я чувствую себя отвратительно. То, что на мне надето – отвратительно. Если бы я могла отказаться от этого прямо сейчас, я бы так и сделала. Задница мерзнет. Зубы стучат. Я не могу поверить, что вот это – моя работа на сегодня. Я нахожусь в этом месте почти час.
Ближе к полуночи я вижу, как мое задание приближается по пустынной грунтовой дороге. Время действовать.
Я обнимаю себя руками и вызываю у себя сильную дрожь. Зубы стучат сильнее, чем я могу позволить себе, но мне нужно казаться жалкой. К счастью, я за три города от своего, и поэтому меня никто не узнает, даже если бы они внимательно посмотрели на мое лицо. Я начинаю выходить на дорогу и жду.
Красный грузовик, который я знаю, медленно приближается позади меня, а затем останавливается:
– Извините, мисс? С вами все в порядке?
Мои глаза закрываются. Я прикусываю щеку изнутри и чувствую, что глаза начинают слезиться.
– Нет. Я…ум, – мои губы дрожат. – Я потерялась.
Трентон Хайк обходит меня, чтобы взглянуть на мое лицо. Ему за тридцать, и он, правда, симпатичный мужчина. Высокое, крепкое тело от физической работы, его руки мускулистые, а футболка, в которую он одет, не скрывает никак тот факт, что он силен. Его карие глаза рассматривают мое лицо. Его грязные темно-каштановые волосы в беспорядке. Когда он смотрит вниз на мою школьную форму, его глаза вспыхивают и расширяются.
Ну, это не займет много времени. Чертов извращенец.