Я издаю звук, наполненный насмешкой. Я не хотела выпускать его, но у моего рта свои желания. Когда мы с Ари наедине, я могу говорить откровенно.
– Ари, я – 18-летняя девочка, живущая в женском монастыре при церкви в маленьком городке. Иногда, самым запоминающимся моментом моего дня становишься ты, надоедающая мне, – она тепло улыбается, и я улыбаюсь в ответ. Внезапно моя улыбка исчезает, и я кое-что осознаю. Резко выдыхаю и смотрю в пустоту.
– Ух, ты. Это и правда печально, не так ли?
Ее лицо вытягивается, но лишь на мгновение, прежде чем она исправляет это широкой улыбкой:
– Нет, малышка. Все могло бы быть гораздо хуже.
Я торжественно киваю. Все могло бы быть гораздо хуже, но прямо сейчас, я не думаю ни о чем наиболее худшем, чем быть отделенной от остального мира и жить, как отшельник. Такова жизнь.
Возвращая внимание обратно к саду, я беру базилик и колдую над ним.
– Что он такого сказал, что ты забеспокоилась, Ари?
Ее лучезарная улыбка становится печальной:
– Боб... он беспокоится за тебя. Он задается вопросом, будешь ли ты когда-нибудь готова.
Вот в чем дело, я поднимаю голову, злость искажает мое лицо. Ари недовольно говорит, дотягиваясь рукой до моего лица:
– Ты слишком симпатична, чтобы делать такое лицо, – она гладит меня по лбу, уговаривая. – Не делай такое сердитое лицо. Оно не идет тебе, ангел мой.
Я сыта по горло, бросаю лопатку и утверждаю:
– Я готова, Ари. Я готова уже два чертовых года.
На ее лице отражается удивление в ответ на мою вспышку.
Я не обвиняю ее, обычно я довольно пассивна, но устаю переживать свою ошибку по нескольку раз на день. Только если... Я встаю прямо перед ней:
– Позволь мне доказать это.
Ее брови приподнимаются в недоверии, прежде чем глаза сощуриваются:
– Доказать? Ты хочешь доказать это мне? Как, можно спросить, ты собираешься это сделать?
– Сегодня вечером. Я пойду с тобой.
Она разражается смехом. Когда она понимает, что я не шучу, она спрашивает сквозь сжатые губы:
– Ты хочешь составить мне компанию сегодня вечером?
– Да.
Ее лицо покидают все эмоции:
– Ты не должна этого делать, Кэт. Время есть. Ты можешь не торопиться, дорогая.
– Я хочу. Я хочу пойти, – она все еще колеблется, так что я делаю все, что в моих силах, чтобы заверить ее. – Я могу сделать это, Ари.
Она не выглядит убежденной.
Мы внимательно смотрим друг на друга несколько секунд, и я тихо говорю ей:
– Я родилась для этого.
Это, кажется, укрепляет ее решение.
Она встает, четки плотно намотаны вокруг ее руки. Она расправляет черное платье, приводит в порядок внешний вид и вздыхает:
– Хорошо, моя дорогая, мы отправляемся в полночь. Будь готова.
Я напряженно, уверенно киваю. Я не верю в то, что услышала.
Она согласна!
Я смотрю, как она уходит. Непосредственно перед тем, как уйти с территории сада, она поворачивается и говорит:
– Я люблю тебя, дитя, но сегодня вечером нет места ошибкам. Никаким. Если ты хоть на секунду сомневаешься, что сможешь это сделать, скажи мне прямо сейчас.
Я задумываюсь, размышляя, потом смотрю на Сестру Арианну:
– Нет. Все в порядке. Я могу сделать это.
Она широко улыбается:
– Хорошо, в полночь, малышка. Бог с тобой.
Я бормочу медленно и недоверчиво:
– И с тобой.
Святая матерь Божья.
Сегодня вечером.
В полночь.
Глава 3
Я бегу через неф церкви до конца, останавливаясь только, чтобы перекреститься перед десятифутовой статуей распятого Иисуса, прежде чем рвануть в кабинет Отца Роберта.
Стучу, и, не дожидаясь ответа, с усмешкой открываю дверь. И останавливаюсь, как вкопанная…
Френки перекинута через большой деревянный стол, ее черное платье задрано над ее голой задницей, медные волосы спадают волнами на край стола, лицо искажено в экстазе. Боб врезается в нее сзади, его задница тоже голая, но черные штаны и рубашка по-прежнему на нем. Она тяжело дышит и хныкает с каждым толчком.
Я не могу отвести от них своих широко открытых глаз.
Боб выглядит так, как будто ему больно. Его зубы стиснуты, лицо поднято вверх к потолку, вены на шее напряжены и выделяются под кожей. Все это происходит так быстро.
Френки открывает глаза и встречается с моими:
– Черт, Боб! Катарина!
Отец Роберт останавливает свои резкие толчки и поворачивается, чтобы увидеть меня, покрасневшую в дверном проеме.
– Дерьмо! – когда я по-прежнему не двигаюсь, он говорит: – Немного уединения, Кэт, – это встряхивает меня.
Я с широко раскрытыми глазами и трясущимися руками захлопываю за собой дверь.
Дерьмо.
О, Боже. Это, правда, только что произошло?
Я жду, и жду, и думаю уйти, и жду еще немного. Мои ноги решают за меня. Жду пять минут, и начинаю уходить. Как только дохожу до конца коридора, дверь кабинета открывается и Френки кричит:
– Эй, киска Кэт. Иди сюда.
Опускаю лицо, поворачиваюсь и мчусь мимо Френки в кабинет Боба.
Рассматривая свою обувь, стою посреди кабинета, перебирая бусинки четок. Я не поднимаю голову. Не осмеливаюсь взглянуть ему в глаза прямо сейчас.
Я понимаю, Боб и Френки могут делать все, что им нравится. Никто их не держит. Но представьте себе, застать своего папу, трахающего твою лучшую подругу.
Фууу…
Френки подходит сзади ко мне, кладет руку на талию. Она притягивает меня к себе и хихикает:
– О, давай. Не смущайся. Это просто секс. Мы говорили об этом раньше, – Боб издает звук отвращения, и Френки говорит ему: – Не начинай. Ей 18 лет. Не веди себя так, как будто думал, что она вечно сможет избегать этого.
Боб ругается себе под нос:
– Ты, правда, не помогаешь, Френсис.
Френки приближает губы к моему уху и шепчет одной стороной рта, громко, чтобы все мы слышали:
– Ох, ох, теперь у меня проблемы. Он назвал меня Френсис.
Боб усмехается:
– Кэт хорошая девочка. Она не будет заниматься сексом. Никогда, – хватаясь в отчаянии за лучик надежды, он тихо говорит: – Кроме того, она посвящена Богу. И церкви.
Френки хохочет:
– Ты, действительно кажешься в эту секунду настоящим священником. Хвала тебе.
– Ага, ну, в общем один из нас должен вести себя нормально. Бог знает, ты снесла бы наше прикрытие меньше, чем за час, если бы я оставил тебя за главную. И вернемся к проблеме – как я и сказал, у Кэт не будет секса. Пока я жив…
Френки склоняется над столом, ее волосы все еще распущены и свисают перед лицом Боба. Жестокая улыбка расползается по ее лицу:
– Что заставляет тебя думать, что у нее его не было?
О, Боже мой. Я понятия не имею, куда ведет этот разговор, но мне не нравится это. Я шиплю:
– Френки!
Она пожимает плечами, а Боб поворачивается ко мне, выглядя шокированным:
– Это правда, Кэт?
Все еще смотря на Френки, я усмехаюсь:
– Смотря о чем ты.
Боб нерешительно спрашивает:
– С Джеймсом?
О, блин.
Я не слышала это имя больше двух лет.
Лицо Френки бледнеет, когда она поворачивается ко мне:
– Извини, я просто пошутила. Я не знала, что он... – Боб перебивает ее, когда шепчет: – Это было с Джеймсом?
Френки обнимает меня за плечи, утешая.
Мысли о Джеймсе вызывают шквал эмоций, которые курсируют в моей голове. Гнев. Печаль. Горе. Гнев. В основном гнев. Хотя я не уверена, на кого нацелен этот гнев.
Френки откашливается, прежде чем заявляет:
– Я просто пошутила, Боб. Кэт не была ни с кем... не в библейском смысле.
Никто ничего не говорит, так что…
Френки добавляет:
– Иногда, я не знаю, когда придержать шуточки. Извините... оба, – я принимаю ее извинения легким толчком головы в ее плечо.
Боб откашливается:
– Я не должен был вспоминать о нем. Извини, Кэт. Я должен был понять, что она шутит.
Воспоминания, кажется, появляются, откуда ни возьмись. Я уставилась на ножку стола.
Встревоженное:
– Кэт?
Потом отдаленное:
– Кэт?
Джеймс улыбается мне и хмурится, не веря:
– Для меня? Правда? – я подаю ему обернутый подарок, улыбаясь: – С днем рождения.
Он наклоняется ко мне, прижимается нежным поцелуем к моим губам. И это великолепно. Я люблю его поцелуи.
Его светло-каштановые волосы вьются у ушей, карие глаза морщатся в уголках, когда он улыбается, прямые белые зубы блестят.
– Тебе не нужно было ничего дарить мне, Кэт.
Моя шестнадцатилетняя сущность краснеет.
– Двадцать один – это рубеж. Это важный день рождения. Конечно, тебе нужен был подарок,– его лицо становится сердитым, затем печальным.
Он нежно прижимается своим лбом к моему и шепчет:
– Я не заслуживаю тебя, – мои глаза закрываются в блаженстве.
Я шепчу в ответ:
– Я люблю тебя, Джеймс.
Я возвращаюсь в реальность.
Резкое:
– Что? – вылетает из моего рта. Боб и Френки оба смотрят на меня.
Боб тихо говорит:
– Извини, детка. Я не должен был вспоминать его. Это было давно, – я киваю, соглашаясь. Это было давно.
Он прокашливается и затем улыбается:
– Итак, зачем ты мчалась сюда быстрее, чем демон, вылетающий из ада? – я почти забыла. Легкая улыбочка играет на моих губах.
К черту Джеймса. Вот мой шанс доказать самой себе.
Я с трудом сглатываю. Не уверена, как это примут:
– Я…ух... Мне нужен допуск в Мираж.
Молчание.
По-прежнему молчание.
Я рискую взглянуть на Боба, который с любопытством смотрит на меня сквозь прищуренные глаза. Он осторожно спрашивает:
– Зачем тебе допуск в Мираж?
Встаю прямее, чем деревянная доска, нацепляю лучшую рабочую мину и заявляю:
– Я иду на задание сегодня вместе с Ари. Мне нужен допуск в Мираж, чтобы приготовиться.
Френки открывает от удивления рот. За ее глазами я вижу, как работает ее мозг со скоростью мили в минуту. Наконец, она с трепетом шепчет:
– Это круто.
Я согласна. Это, правда, так.
Боб смотрит внимательно на меня, в меня:
– Ты готова для этого?
Я тут же отвечаю:
– Да.
Он хлопает рукой по лицу, выглядя встревоженным:
– Если это из-за того, что произошло вчера на тренировке... – я перебиваю его, говоря решительно:
– Я готова, Боб. Правда. Я готова.
Френки сильнее прижимает меня к себе. Молчаливая демонстрация поддержки.
Выражение лица Боба беспокоит меня. Ему нелегко дается верить в меня. Он, видимо, мысленно спорит с собой. Френки предлагает:
– Боб, если ты волнуешься. Я могу тоже пойти.
Я закатываю глаза, пожимая плечами в ее объятиях:
– Мне не нужна гребаная нянька, Френки.
Она поднимает руки, сдаваясь, и немедленно отвечает:
– Я не это имела в виду.
Мой пристальный взгляд изучает ее:
– Что ты тогда имела в виду?
Боб останавливает нашу почти дискуссию:
– Хорошо. Ты можешь идти. – Мы обе поворачивается, чтобы недоверчиво посмотреть на него.
Наблюдаю за ним некоторое время, потом тихо спрашиваю:
– Правда?
Он кивает:
– Да. Я доверяю твоим рассуждениям. Если ты говоришь мне, что готова, я тебе верю. Я говорю ему:
– Да. Я могу сделать это.
Он делает вдох и отвечает на выдохе, внезапно выглядя уставшим:
– Я знаю, ты сможешь.
Именно в этот момент я клянусь, что у Боба не будет причин беспокоиться о моей работе в Мираже.
Я смогу сделать это.
Я смогу.
Глава 4
– Ключ не должен думать о них, как о людях, – говорит Боб.
– Ты должна думать о них, как о паразитах, которых нужно истребить.
Я рассеяно киваю, делая в уме примечания.
Паразиты. Не люди. Отмечено.
Это действительно происходит. Я потрясена и переполнена информацией, вдолбленной в меня за такой короткий срок.
Френки идет с нами. Она добавляет:
– Сложность в том, что они похожи на обычных людей. И они могут быть людьми, только нехорошими людьми, Кэт. Они – ничтожества, и они должны быть остановлены, любым способом. Они не были бы в нашей базе, если бы были законопослушными гражданами. Ты понимаешь это?
– Ага. Хорошо.
Смесь волнения и страха заставляет адреналин неистово курсировать по телу. Так сильно, что меня может стошнить. Я закрываю глаза и беру под контроль дыхание, вынуждая себя успокоиться.
Сказать по правде, ничто в сегодняшнем вечере не пугает меня, кроме того, что все ожидают моего провала. Это сильно меня пугает.
Я мысленно подбадриваю себя.
Джеймс был ошибкой. Это никогда не повторится. Ты можешь сделать это. Ты тренировалась для этого с тех пор, как тебе исполнилось пять. Это твоя вторая натура, твое призвание в жизни.
И что самое важное...
Этого хочет Бог.
Этот факт вдолбили в меня навсегда. Я должна верить, что это Божья воля. Если нет, то я просто преступница, не лучше тех людей, на которых я охочусь.
Боб ведет нас через кухню на задний двор, мимо моего сада. Мы идем, пока не доходим до амбара, который стоит в самой глубине территории. Это стопроцентное бельмо на глазу. Он практически разрушает элегантность остальных построек, но это бельмо здесь не зря.
Большие двери амбара выглядят старыми, краска потрескалась и облезла. Боб обходит их и направляется в сторону здания с армированной дверью и клавиатурой сбоку. Он набирает шестизначное число:
– Если все сегодня пройдет удачно, то ты получишь собственный код.
Френки улыбается мне, и это успокаивает мою душу. По крайней мере, она верит в меня.
Стальная дверь шумит и вибрирует прежде, чем мы слышим, как щелкает замок. Боб отодвигает ее, и мы входим за ним внутрь. Прожектор включается, окуная нас в яркий свет.
Четыре машины стального цвета занимают большую часть амбара. Боб тихо проходит между автомобилями к дальней стене, где нас ожидает еще одна стальная дверь. И мое сердце пропускает удар. Или два.
Вот он.
Я входила в мозговой центр “Миража” только однажды. Два года тому назад. Тогда мне было 16, и Боб думал, что я была готова для моего первого задания. Тогда я тоже так думала.
Мы оба ошибались.
Боб остановился у клавиатуры. Не оглядываясь, он спрашивает:
– Ты уверена в этом, Кэт?
Я хочу, чтобы люди прекратили спрашивать меня.
Каждый раз, когда мне задают этот вопрос, маленькая часть уверенности покидает меня. Я стискиваю зубы, сдерживая саркастическое замечание, которое сидит на самом кончике языка, и вместо этого отвечаю:
– Конечно, уверена, Боб. Сделай это. Впусти меня.
Он набирает свой код, дверь свистит, урчит и щелкает, затем я жду.
Боб открывает дверь, отходит и искренне улыбается мне:
– Добро пожаловать обратно, Ночная Фурия.
Дергая подбородком в сторону Френки, он добавляет:
– Лунная Тень проведет тебя. Мне надо кое-что доделать.
– Спасибо, босс.
Он минуту смотрит на меня, прежде чем притягивает в медвежьи объятия:
– Просто постарайся изо всех сил.
И потом он уходит.
Френки, кодовое имя “Лунная Тень”, берет меня за руку и тянет за собой. Стальная дверь захлопывается за нами, и она говорит:
– Ты ведь понимаешь, что у него нет никаких срочных дел, да? Он просто чертовски напуган, что его малышка выросла.
Я знаю, что должна закатить на это глаза, но вместо этого улыбаюсь:
– Ну, он мне как папа. Я думаю, это должно быть сложно для него.
Она усмехается:
– Он тренировал тебя больше десяти лет, Кэт. Он должен скрывать такие эмоции. Они не принесут никому пользы.
Конечно, она права, но это так мило, что кто-то заботится о тебе так сильно.
Я следую за ней по длинному, слабо освещенному коридору, звуки наших шагов отражаются эхом в узком пространстве. Я иду к своей судьбе.