— Нет, ничего. Просто захотела позвонить и рассказать, кого я вчера видела.
— И кого же? — Его голос звучал рассеянно, и я услышала, как он нажимает на кнопки счетной машины.
— Мэтта.
Клавиши перестали щелкать.
— Ты шутишь?
Я не знала, чего ожидать, и с облегчением вздохнула, услышав, что он не разозлился и не озаботился, а просто удивился.
Я начала ковырять краешек уже наполовину оторванной желтой наклейки в форме солнца на телефоне-автомате.
— Нет, не шучу. Он явился ко мне в общежитие. Приехал в Бостон навестить брата и заехал поздороваться.
Клавиши счетной машины снова защелкали, и я услышала, как со стрекотом выползает кассовый чек.
— И что он сказал? Как у него дела?
Я рассказала Питеру о работе Мэтта на стройке, и о том, что он помирился с отцом.
— Никогда не думал, что когда-нибудь мы получим от него весточку, — сказал Питер.
— И я. Я правда удивилась, когда увидела его.
Я продолжала ковырять желтую наклейку, пытаясь засунуть ноготь большого пальца под слой клея и оторвать её сразу, но она не поддавалась, и мне пришлось продолжить скрести её ногтями.
— И когда он возвращается домой?
— Через неделю.
Секунду он помолчал.
— Ты собираешься снова встречаться с ним?
Я почесала переносицу, зная, что позвонила Питеру именно потому, что хотела сообщить о происходящем, чтобы не чувствовать, что обманываю его. Но слова, казалось, застряли у меня в горле.
— Думаю, да, — наконец сумела выдавить я.
На другом конце провода повисла тишина. Никаких щелчков по клавишам. Никакого стрекота кассовой ленты.
— Уверена, что это хорошая идея?
— Почему бы и нет?
Я словно воочию увидела перед собой его лицо. Скорее всего, он сейчас неодобрительно качает головой.
— Потому что это Мэтт. Ну же, ты сама знаешь, какой он.
Несколько секунд я не могла говорить, потому что не была уверена в том, что чувствую. Питер удерживал меня, пытался увещевать, словно я ребенок, которого необходимо беречь и защищать.
Иногда он вёл себя слишком благоразумно. И его предположение о том, что встреча с Мэттом не стоит моего времени, неизвестно почему вызвало во мне желание закричать.
Да, у Мэтта была репутация бесшабашного и сумасбродного парня, равно как и ненадежного товарища, но он оставался Мэттом, другом нашего детства, и он вырос и признал, что совершал ошибки. Я просто не могла отшить его.
Наверное, во мне всё еще гнездилась обида на Питера за то, что наша троица распалась много лет назад, когда я хотела попытаться собрать её воедино, а Питер удержал меня. Сказал мне, что это безнадежно.
Я посмотрела на остатки наклейки и заговорила твердым убедительным голосом:
— Это же не проблема, верно? Он приехал в город всего на неделю. И не собирается соблазнять меня.
Я не знала, почему так сказала.
Он коротко вздохнул.
— Я просто не думаю, что это хорошая идея. Я бы не стал доверять ему, Кора.
Я сжала зубы.
— Слушай, не стоит обо мне беспокоиться. Я уже большая девочка.
Он замолчал.
— И, возможно, он тоже изменился, — сказала я. — Может быть, он заслуживает второго шанса. Хочет сделать свою жизнь лучше, и если это так, то я считаю, что мы должны поддержать его. Не только я, Питер. И ты тоже. Попробуй вспомнить все то хорошее, что мы пережили вместе — снежные крепости и летние купания. И ты знаешь, как трудно ему было с отцом, без мамы. Не его вина в том, что все так запуталось.
Я не собиралась вываливать на Питера всё. Собиралась только сказать ему, что намереваюсь провести несколько часов с Мэттом.
Тем не менее, я продолжила более спокойным тоном:
— Я просто думаю, что нам следует забыть кое-какие моменты. Похоже, что Мэтт на самом деле кое о чем жалеет.
Я ждала ответа Питера.
— Жалеет, — повторил он. — Он так и сказал?
— Да. Он сказал, что всегда знал, что Дуг Джонс и его приятель — идиоты… И, как я уже говорила, он наладил отношения с отцом.
Я услышала вздох Питера.
— Почему он не вернулся в Кэмден? Что он делает в Уэллсли?
— Он навещает брата в Бостоне, — напомнила я.
После длительной паузы Питер сказал:
— Ну, думаю, будет нормально, если ты с ним встретишься. Передай ему привет от меня, ладно?
Я на самом деле вовсе не спрашивала у Питера разрешения, и от того, что он мне его дал, мышцы на моих плечах напряглись. Я потерла шею, чтобы немного их расслабить.
— И скажи ему, чтобы приехал домой зимой, когда озеро замерзнет, — добавил Питер. — Сможем достать коньки и нарезать пару кругов.
Я попыталась улыбнуться, но не смогла.
— Передам, и, возможно, он приедет.
Мы поговорили еще несколько минут на отвлеченные темы и попрощались.
Я повесила трубку с иссушающим чувством облегчения, потому что поступила правильно и ответственно. Я рассказал Питеру о своих планах, отстояла свои убеждения и не позволила ему отговорить меня сделать то, что я хочу.
Но почему же тогда, думала я, возвращаясь в комнату и запирая за собой дверь, я чувствую себя так, словно чуть было не шагнула с края отвесного утеса?
Глава 36
Когда в десять утра следующего вторника Мэтт приехал за мной, я даже не подозревала, что позже буду вспоминать этот день как определяющий смысл всей моей жизни, поскольку именно тогда я наконец начала верить в то, что рай существует.
То чудесное утро началось с рассвета цвета голубого топаза — чистого, прозрачного и сверкающего.
Я проснулась от пронзительных лучей солнца, пробивающихся сквозь оконное стекло. В ветвях деревьев чирикали птицы, на траве переливались капельки росы. Именно в такие дни случаются неожиданные радости и новые открытия.
Мэтт приехал вовремя, и я с любопытствующей улыбкой забралась в его машину.
— Так чем мы сегодня займемся? — Я поставила сумку на пол у своих ног. — Ты сказал мне надеть брюки и захватить с собой теплую куртку. Дай-ка угадаю. Мы выйдем в море?
Он бросил на меня взгляд, лишь на мгновение отвлекшись от дороги:
— Угадала.
— На яхте твоего брата?
— Снова верно.
Я ощутила прилив волнения:
— Он тоже поедет с нами?
— Нет, он сегодня работает. Мы будем только вдвоем.
Я посмотрела в открытое окно на сменяющие друг друга деревья и их ветви, дрожащие на ветру.
— Я уже давно не выходила в море. Надеюсь, мы не утонем.
— Ты помнишь, как завязывать булинь[19]?
— Думаю, да.
— Рифовый узел[20]?
— Угу.
— А с какой стороны левый борт?
— Слева, — засмеялась я. Мэтт прибавил газу, когда мы выехали на главную дорогу.
— А что будешь делать, если я закричу «Меняю курс!»?
— Отскочу с дороги, чтобы не получить гиком[21] по голове.
Он улыбнулся:
— Думаю, мы справимся.
Стояло не по сезону теплое осеннее утро, и первые несколько миль за окраиной Уэллсли мы ехали с опущенными стеклами. Говорили о наших семьях, в частности, о брате Мэтта, Гордоне, который работал биржевым брокером, и его жене Рите, школьной учительнице. Я слышала, что в прошлом году Гордон женился на девушке из Бостона, но, насколько я знала, он никогда не приезжал вместе с Ритой в Кэмден. Мэтт сказал, что в январе они ждут рождения первенца.
Чувствуя себя свободно и расслабленно, я высунула руку из окна и ощутила силу ветра, бьющего в раскрытую ладонь. Когда мы доехали до Марблхеда и вышли на финишную прямую, я посмотрела вперед, желая ощутить порывы ветра на лице.
Мы ехали быстро. Вскоре мы уже проехали по историческому центру, мимо церкви Богородицы Звезды морей, и повернули в гавань к Бостонскому яхтенному клубу.
Мы спустились на пирс и увидели судно, названное «Ритой» в честь второй половины Гордона, пришвартованное к причалу. Мэтт забрался на борт и протянул мне руку. Я перешагнула через борт и ступила на деревянную палубу.
— Она прекрасна. — Я оглядела кубрик, уделив особое внимание сверкающему латунному рулю и лакированной кленовой отделке. Смерила взглядом высокую деревянную мачту. Чайки кружили в голубом небе над головой, крича друг другу. Где-то неподалеку раздался звон корабельного колокола.
— Да, жаль, что она не моя, — ответил Мэтт, подходя к люку каюты за моей спиной.
Я ощутила его влажное дыхание на своем ухе, когда он заговорил, и покрылась гусиной кожей. Слегка взволнованная, я смотрела, как он открывает люк.
— Можешь положить сюда вещи. — Он сошёл по трапу в темную глубину. — Я принес сэндвичи.
Я спустилась за ним и положила сумку на кожаное сиденье рядом с иллюминатором уютной каюты, обшитой кленом и пахнущей лимонным маслом. Здесь стояли прочный стол, камбузная плита, а в алькове расположилось укромное спальное место для двоих.
— Очень красивая яхта. Ты много на ней ходил?
— В прошлом году мы были в Виргинии, — ответил Мэтт. — Вдвоем с Гордоном, за месяц до его свадьбы.
— Последний глоток свободы?
— Ну, можно сказать и так, хотя я думаю, что сейчас он счастливее, чем когда-либо. Рита — лучшее, что случалось в его жизни.
— Так приятно это слышать.
Он встал передо мной, темноволосый и красивый в тускло освещенной кабине, и я с болью поняла, что моё сердце колотится как барабан. Внезапно в голове промелькнул образ Питера, и меня накрыло чувством вины.
— Готова поднять парус? — спросил Мэтт.
Яхта качалась на волнах, плескавших по обшивке.
— Кажется, «Рита» готова.
Я напряглась и попыталась не усложнять ситуацию мыслями о Питере. Я всего лишь рассказала ему о своих намерениях. Я не делала ничего плохого.
— Давай поднимемся на палубу, — предложил Мэтт. — Как раз правильный ветер. Не упустить бы его.
Вслед за ним я забралась по лестнице на палубу, и мы начали готовить снаряжение: разворачивать парус, вставлять на места рейки, закреплять фал. Мэтт самостоятельно поднял тяжелый парус, изо всех сил подтягивая тяжелый трос, и мышцы его рук и плеч бугрились при каждом движении. Ветер раздул парус, как флаг, когда тяжелое полотнище взвилось в воздух.
Я встала рядом, чтобы закрепить его, а потом мы вместе подготовили и подняли кливер.
Наконец Мэтт встал у штурвала. Я отдала швартовы, и мы вышли в море.
Глава 37
— Куда мы сегодня плывем, шкипер? — спросила я, спрыгивая на кокпит[22].
Он указал на открытое море.
— Туда, в направлении блаженства.
Я запрокинула голову назад и рассмеялась:
— К западу от острова Неги?
— Значит, ты там бывала, — улыбнулся он в ответ.
— Нет, но много о нём слышала.
Я положила руку ему на плечо, чтобы удержать равновесие, когда яхта накренилась в наветренную сторону. Мы набирали скорость. Паруса туго надулись на ветру. Нос судна рассекал волны, плещущие по корпусу.
О, как мне нравилось ощущение ветра и водяных брызг на щеках! Я вдыхала свежий соленый аромат моря, слушала крики птиц, летящих за нами из гавани. Я пребывала в эйфории, в полнейшем восторге!
— Ты прав! — закричала я, силясь перекричать ветер. — Это и есть блаженство!
Мы легли на правый борт, идя в крутом бейдевинде[23], и Мэтт предложил пойти быстрее. Я прыгнула на переднюю палубу и переставила паруса. Мэтт повернул руль, выравнивая судно, и мы помчались вперед, подпрыгивая на белых гребнях волн, разделяя друг с другом восторг от движения, пока не настало время поворачивать.
— Готова менять курс? — крикнул Мэтт. — Помнишь, что делать?
Ветер беспорядочно трепал пряди моих волос.
— Да! Как только ты будешь готов!
Он кивнул мне, резко крутанул штурвал и пригнулся.
Гик качнулся от края до края. Я выпустила стаксель-шкот[24], чтобы подстроиться под новый курс.
Перебежав на другую сторону, я проверила парус и закрепила линь[25].
— Хочешь порулить? — спросил Мэтт.
Я снова спрыгнула на кокпит.
— А то!
Перехватив штурвал, я крепко вцепилась в него и проследила взглядом за Мэттом, который прошел к скамье и сел.
Он наклонился вперед, упершись локтями в колени, сложил руки в замок и опустил голову.
— С тобой всё нормально? — спросила я.
Он поднял голову:
— Да, я просто плохо спал.
Мы продолжили идти в бескрайнее синее море.
— Ты хороший матрос, — заметил Мэтт. — Не потеряла навык.
— Думаю, это как езда на велосипеде.
Остальной мир едва ли существовал для меня в те минуты, когда мы неслись по неспокойному морю. Я была способна выкинуть из головы учебу, будущее, и даже собственное имя и родной город. Сейчас имели значение только скорость, направление ветра и штурвал в моих руках.
И то, что Мэтт сидит рядом со мной.
— Это потрясающе, — сказала я.
Прикрыла глаза, чтобы посмотреть на горизонт, вздымающийся и опадающий вдалеке из-за покачивания яхты.
— Отличное судно. Слушается как нельзя лучше.
Мэтт продолжал сидеть на лавке, прислонившись к транцу[26]. Он приподнял колено и положил на него ладонь, тоже вглядываясь в горизонт.
— Я на седьмом небе! — крикнула я. — Спасибо, что вытащил меня сегодня! Просто дух захватывает! Честно, я будто в раю!
Мэтт встал, подошел ко мне и взялся за штурвал. Минуту мы держали его вместе, разделяя этот потрясающий миг.
Настала моя очередь сесть и отдохнуть, и я отпустила штурвал, плюхнулась на лавку и прижала колени к груди.
Мэтт посмотрел на меня невозмутимым взглядом.
— Значит, ты веришь в рай? — усмехнулся он. — Раз уж упомянула о нем?
Прядь волос плясала на ветру перед моим лицом. Я заправила её за ухо.
— Даже не знаю, — отозвалась я. — Не то чтобы я об этом не думала. Думала. Не так часто, на самом деле, в основном в одиночестве. Штука в том, что разум требует доказательств существования рая, но их, конечно, нет.
Яхта накренилась, рассекая прозрачную воду, как конькобежец.
— Но порой я думаю, что, может быть, вот это рай, — продолжила я, понимая, что Мэтт с любопытством смотрит на меня, хотя сама глядела в другую сторону.
— Как так?
— Ну, что он существует именно в моменты удовольствия, — попыталась объяснить я. — Когда человек чувствует себя счастливым. Ты сказал, что мы плывем к блаженству, и ты был прав. Именно так я и чувствую себя сейчас, окруженная водой и небом, вдыхая свежий соленый воздух. Словно все мои чувства ожили. А разве не в этом смысл рая? В исполнении всех желаний? Разве не в этом благодать?
Он покосился на меня:
— Значит, ты веришь в рай на земле.
Я не удивилась, что с ним так легко говорить на такие серьезные темы. В моем окружении никто не хотел обсуждать подобное. Никто не задавался такими вопросами, по крайней мере, не вслух, не в разговоре.
— Кто знает? — ответила я. — Возможно, это всего лишь часть того, что ждет нас после смерти. Потому что вся эта радость — она в наших душах, верно? Не в голове или в плоти наших тел. Даже не в сердцах. Думаешь, говоря о радости в сердце, люди разве не имеют в виду душу? Потому что сердце — это всего лишь орган, и когда мы умираем, оно останавливается. Умирает вместе с телом.
— Но продолжают ли души жить? — спросил он. — Вот уж вопрос так вопрос.
Я внимательно посмотрела на него:
— А ты в это веришь?
Ветер разметал его волосы. Мэтт отвел глаза от горизонта и снова посмотрел на меня.