— Нет. Я рада, что ты приехал. Я столько раз думала о тебе все эти годы, хотя и пыталась выбросить эти мысли из головы. Я гадала, как ты там, и надеялась, что ты счастлив. Так ли это? За исключением неустроенности, ну ты понимаешь.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Хочешь услышать правду?
Я кивнула.
— Тогда я скажу «нет». Я никогда не был по-настоящему счастлив.
Его ответ уязвил меня.
— Почему нет?
— Слишком о многом сожалел.
Я скованно сглотнула.
— Как и я.
Он окинул меня долгим взглядом, словно понимая, о чем я говорю, но это было бесполезно, потому что с этим ничего нельзя было поделать.
Было ли это правдой? Неужели с сожалениями никак нельзя справиться?
Мы сидели и в молчании доедали свои блюда, а на улице продолжался дождь.
— У тебя есть девушка? — спросила я, когда музыка затихла. Вопрос был откровенным, но мне хотелось узнать ответ.
— Было несколько за все эти годы, — сказал Мэтт. — Но ничего такого, о чем можно было написать домой. А вы с Питером вместе уже довольно долго.
— Да. — Я помолчала. — Он ждет, пока я окончу колледж и приеду домой, чтобы мы смогли пожениться.
Мэтт склонил голову набок.
— Вы помолвлены. Официально?
Ещё один смелый вопрос.
— Нет, неофициально. У меня нет кольца на пальце, по крайней мере, пока, и я ещё не уверена, что так будет правильно.
— Ты его любишь?
Я тяжело сглотнула.
— Конечно. Мы же говорим о Питере.
Мэтт кивнул, затем залез в карман за мелочью, встал и подошел к музыкальному автомату.
Я наблюдала, как он идет по пабу, а затем останавливается перед списком песен. Пока он стоял, я внимательно оглядела его сверху вниз, от широких плеч под черной кожаной курткой до узких бедер в свободных выцветших голубых джинсах. Он был, как всегда, красив. Я не могла отвести от него глаз.
Он кинул пару монет в прорезь, и они со звоном упали внутрь автомата. Я закрыла глаза и услышала звук меняющейся пластинки и прикосновение иглы проигрывателя и блестящему черному винилу. Заиграла песня «Дым застилает глаза» .
Когда я снова открыла глаза, Мэтт стоял передо мной и протягивал мне руку.
— Потанцуй со мной.
Вынужденная встать, я проследовала за ним на крохотную танцевальную площадку. В баре теперь никого не осталось, кроме того самого пожилого мужчины со стаканом виски.
Сердце гулко забилось, когда Мэтт обнял меня за талию и взял мою руку в свою, прижимая меня к груди. Он осторожно сделал шаг вперед, и я почувствовала, как по венам заструилась горячая кровь. Я старалась запомнить все свои ощущения — текстуру его мягкой кожаной куртки, которую ощущала под пальцами, лежащими на его плече, жесткость волос, щекотавших мои губы.
Мы медленно двигались в ритме музыки. Никто из нас не вымолвил ни слова, пока песня не кончилась, и автомат не щелкнул, меняя пластинку.
Мы разомкнули объятия.
— Правда в том, — сказала я, — что я даже не уверена, что хочу замуж. По крайней мере, пока что. Есть столько всего, что я хочу попробовать. Не думаю, что готова прямо сейчас стать женой.
— Кора. — Он внимательно изучал меня взглядом. — Выйдешь ли ты замуж завтра или через десять лет, ты никогда не будешь просто женой. Ты навсегда останешься собой.
Я улыбнулась ему:
— Спасибо.
Вернувшись за стол, мы заговорили о другом: о занятиях в колледже, работе Мэтта, наших семьях. Разделили кусок яблочного пирога и пили кофе, болтая обо всем подряд, пока официантка не принесла счет.
Мы посмотрели на часы и поняли, что сидим здесь уже четыре часа.
— О боже! — воскликнула я. — Мне нужно вернуться в общежитие, пока не закрыли двери.
— А если ты этого не сделаешь? — вызывающе улыбнулся он.
— Давай не будем об этом.
Взяв в руки пальто и сумочку, я попыталась вспомнить то время в моей жизни, когда минуты и часы пролетали так же быстро. Я вспомнила все ужины с Питером. Мы часто сидели молча, наблюдая за тем, как едят другие люди, или разговаривали о еде. Мы никогда не ужинали по четыре часа, даже когда только начали встречаться. Мы часто гуляли вместе или ходили куда-нибудь, но всегда по большей части молчали.
Мэтт оплатил счет, и мы вышли из паба. Снаружи дождь прекратился. Воздух был свежим и влажным. Уличные фонари отражались в темных лужах.
— Ты сейчас поедешь к брату? — спросила я, когда мы шли к машине.
— Ага. — Мэтт помог мне забраться в машину и подошёл к водительской двери. Сел и завел двигатель. Через несколько секунд мы уже ехали по дороге к кампусу.
Проезжая по тихим темным улицам города, я ощутила, как в животе растекается ужас. Сейчас Мэтт высадит меня, пожелает спокойной ночи, и мы не встретимся ещё шесть лет. А то и никогда.
Мэтт включил поворотник, и мое сердце панически забилось. Я ощутила прилив тошноты.
Положила ладонь ему на рукав.
— Не поворачивай. Почему бы нам ещё немного не покататься?
Он посмотрел на меня:
— А как же комендантский час?
Его лицо казалось напряженным, словно он тоже испытывал тот же самый глубинный страх.
Я подняла руку, чтобы посмотреть на циферблат часов в свете фонаря, под которым мы проезжали.
— У нас ещё есть немного времени. Немного, но есть.
Мэтт убрал ногу с педали тормоза и нажал на газ.
— Куда ты хочешь поехать? — спросил он тихим серьезным голосом. — Просто покажи, куда.
Глава 34
— Неважно, — сказала я. — Просто поехали.
Мы молча двинулись на запад по Централ-стрит. Время от времени Мэтт поглядывал на меня. В темном автомобиле я встретилась с ним глазами и подумала, что мы похожи на преступников, убегающих с места преступления куда глаза глядят.
Я застучала каблуком по полу машины — тук-тук-тук — и вцепилась в сумочку, которую держала на коленях. Я вертела её, гнула, сжимала.
— Что мы делаем, Кора? — наконец задал вопрос Мэтт, когда мы выехали на темный участок дороги, освещенный лишь фарами нашего автомобиля.
— Не знаю. — Определенной цели у нас не было, и от этого происходящее казалось неправильным. — Может быть, стоит просто остановиться.
Он свернул на обочину. Шины зашуршали по гравию, а затем Мэтт отключил свет и выключил двигатель.
Мир вокруг и хаотичные мысли в голове внезапно успокоились. Мэтт опустил стекло и положил руку на дверцу машины. Внутрь проникла ночная прохлада, и я глубоко вдохнула свежий воздух. В придорожной канаве стрекотали сверчки и квакали лягушки. Сквозь лобовое стекло лился лунный свет. Нас окружали деревья.
— Почему тогда, в школе, ты перестал общаться со мной и Питером? — спросила я, внезапно разозлившись. Убрала волосы от лица. — Что было такого особенного в Дуге Джонсе и его старом пикапе? Неужели с ним было интереснее, чем с нами? С нами ты скучал?
Этот вопрос я давно хотела прояснить. Много лет назад я засунула своё раздражение в бутылку, заткнула её пробкой и спрятала подальше. Но теперь пробка вылетела.
Мэтт снял руку с руля и повернулся ко мне.
— Не скучал. Я просто знал, что отличаюсь от вас. Я был сыт по горло, и хотел нажить проблем. Без меня вам было лучше.
— Мы в это не верили. По крайней мере, я. Мы дружили несмотря ни на что, и если бы ты остался с нами, то не влип бы в неприятности, и тебе не пришлось бы… — Я осеклась.
— Не пришлось бы что? Уезжать из города? — Он уставился в ночь. — Мне требовалось побыть одному, вот и всё. Уехать от отца, который получал какое-то извращенное наслаждение, пытаясь выбить из меня все дерьмо. — Мэтт замолчал. — Я просто не мог оставаться частью той компании, в какую мы превратились.
— Но присоединился к другой — компании Дуга и его идиота-дружка. Я даже не помню, как его звали.
Мэтт покачал головой, глядя перед собой невыразительным взглядом.
— Они оба были придурками. Я всегда так думал.
— Так почему дружил с ними, а не с нами?
Боже, я говорю как жалкая отвергнутая любовница. Как будто Мэтт изменил мне и бросил. Но я не была его любовницей. Между нами никогда не возникало ничего подобного.
Но что между нами вообще было? Такое невозможно описать словами. До сих пор.
Я прикрыла лоб рукой и закрыла глаза:
— Прости меня, Мэтт. Веду себя как дура. Неважно, что случилось тогда. Это было сто лет назад.
— Ты ошибаешься. Это важно. Именно поэтому я и приехал: сказать тебе, что вел себя как придурок, и причина крылась не в вас, а во мне. Я ненавидел свою жизнь, своего отца, и просто хотел вырваться оттуда. Проблема была в том, что вы вынуждали меня хотеть остаться в этом городе, который высасывал из меня жизнь.
Горечь в его голосе была почти осязаемой.
— Не знала, что всё было настолько плохо.
— Это всего лишь опрометчивый порыв. На самом деле, не настолько. Я был просто молодым и глупым. Мог бы и учиться лучше, если бы постарался. И с отцом обращаться иначе, но я только и делал, что бросал ему вызовы, тем самым только ещё больше провоцируя его, и потому вынужден был уехать. Я всегда был озлоблен. — Он потянулся ко мне и взял за руку, чем удивил меня. — Но мне не следовало уезжать не попрощавшись. Нужно было поддерживать связь. Не то чтобы я не думал о тебе. Думал. Постоянно.
— И я думала о тебе.
Мимо промчалась машина. Рев её двигателя заглушил стрекот сверчков, а затем красные габаритные огни скрылись за поворотом, и вновь воцарилась тишина.
— Иногда, — продолжил Мэтт, глядя на наши сомкнутые ладони, — мне снились сны о тебе, и они казались настолько реальными, что я был готов, проснувшись, увидеть тебя рядом. Дни напролет я не мог выбросить мысли о тебе из головы.
У меня закружилась голова, словно волна подняла нас и вновь швырнула в бездну.
Он скучал по мне. Я ему снилась.
И он жалеет, что уехал.
Поразительно, как два настолько простых слова — «прости меня» — излечивают такую сильную боль от чего-то столь незначительного. Мы же говорили о том, что происходило в школьные дни, когда в половине случаев никто даже не ведал, что творит.
Не то чтобы сейчас я знала, что делаю. По правде говоря, в двадцать один год я сомневалась в себе даже больше, чем в школьные годы, потому что была вынуждена выбирать путь, по которому буду следовать до конца жизни. Когда-то я чувствовала, что передо мной открыт весь мир, и есть сотни путей, которые можно выбирать, и я всегда буду свободна, чтобы познать так много, как захочу.
А позже все мои чувства превратились в одно — напряженность. Давление с целью выбрать один путь — самый очевидный, — встать на него и жить с ним всю жизнь.
Я сжала руку Мэтта.
— Хорошо. Имеет значение лишь то, что ты вернулся, чтобы сказать мне об этом. Я рада, что ты так поступил.
— Как и я.
Рука, крепко держащая мою, была сильной и теплой. Она напомнила мне о вечерах на берегу, когда мы были детьми.
— Так что происходит сейчас? — неуверенно спросила я, проглотив начавший формироваться в горле ком. — Ты нашел меня, и мы расставили точки над i. Теперь ты вернешься в Чикаго?
Я не хотела, чтобы он ответил утвердительно. Хотела, чтобы он остался здесь.
Мэтт перевернул мою руку и погладил ладошку подушечкой большого пальца. От этого в горле снова вырос упрямый ком.
— Наверное, — ответил он. — Теперь, когда я увидел тебя и извинился, я могу поставить галочку напротив этого пункта в списке своих раскаяний и двинуться дальше.
— Надеюсь, список не слишком длинный. — Я пыталась говорить непринужденным голосом, хотя на самом деле чувствовала себя далеко не беззаботно.
— Он становится все короче, — ответил Мэтт. — Я уже разобрался с некоторыми пунктами, например, с отцом. Мы поговорили, и наши отношения улучшились. Но то, что случилось между нами, то, как я уехал, не попрощавшись… Это нужно было исправить.
Я даже на миг не могла отрицать, что мне было приятно, что Мэтт считает меня важной частью своей жизни. В эту секунду казалось, что больше ничего вокруг не существует.
Мы ещё долго сидели в умиротворяющей ночной тишине.
— Мне следует отвезти тебя назад. — Мэтт потянулся за ключами и завел двигатель. — Не хочу, чтобы из-за меня у тебя начались неприятности.
Он улыбнулся мне, но его глаза остались грустными.
Через несколько минут Мэтт высадил меня у двери.
— И это всё? — спросила я, ещё не желая выходить из машины. — До твоего отъезда мы больше не увидимся?
Он смущенно заерзал.
— Наверное, нет.
Мне было невыносимо думать, что он приехал лишь затем, чтобы извиниться, и мы больше никогда не увидимся.
— Ты уверен? Если ты до конца недели будешь здесь, мы можем провести время вместе. Я могу доехать до Бостона на автобусе. Можем где-нибудь пересечься.
Он смотрел сквозь лобовое стекло.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Из-за Питера? — быстро спросила я.
В его глазах появилось странное и непонятное выражение. Хотелось бы мне разгадать его.
— Да.
— Он не станет возражать, — заверила Мэтта я. — Я скажу ему, что ты в городе. Он поймет.
— Дело не только в этом. — Мэтт разжал пальцы и снова вцепился в руль.
— Так а в чем? Ты должен встретиться с кем-то ещё?
— Нет, — ответил он. — Я просто не хочу усложнять твою жизнь.
— А как ты её усложнишь? Мы старые друзья, и ты приехал навестить меня. Мне кажется, всё очень просто.
Но Мэтт всё равно сомневался, и я поняла, что давлю на него, умоляя подарить мне ещё один совместный дружеский день, который ему совершенно точно не был нужен.
— О, забудь, — беспечно сказала я, желая провалиться сквозь виниловые сидения и исчезнуть с глаз долой. — Мне и так предстоит суматошная неделя. — Я потянулась к дверной ручке. — Но я рада, что ты вырвался повидаться, Мэтт. Я отлично провела время, и если ты как-нибудь заглянешь в Кэмден, прошу, не стесняйся зайти к нам.
Я уже собиралась выйти из машины, когда он схватил меня за запястье.
— Подожди.
Я замерла.
— Когда? — спросил он. — Когда ты хочешь встретиться?
Несколько безумных секунд я даже не могла пошевелить губами, но потом наконец заговорила.
— Послезавтра? По вторникам у меня только одна пара, и я могу её прогулять.
— Как насчет утра? Я заеду за тобой в десять.
Я подумала, не обидится ли на меня за это Питер, но поспешила выкинуть эту мысль из головы.
— Хорошо.
Мэтт отпустил мою руку, и я вышла из машины. Мэтт перегнулся через только что освобожденное мною сиденье и теперь выглядывал из окна темной машины, хмуро смотря на меня.
— Значит, до вторника?
Я кивнула и захлопнула дверь. Секунду спустя он отъехал, и я поняла, что даже после этой ночи он всё ещё держится на расстоянии.
И я хотела узнать, почему.
Глава 35
Следующим утром я сунула монетку в щель телефона-автомата. Она звякнула внутри аппарата, и я набрала номер комбината и присела на стул.
Раздалось три гудка, прежде чем миссис Уэзерби сняла трубку.
— «Вентворт Индастриз».
— Здравствуйте, миссис Уэзерби. Это Кора. Могу я поговорить с Питером?
Голос на другом конце провода сразу же потеплел.
— О, здравствуй, дорогая. Как ты? Как дела в колледже?
— Чудесно, спасибо. Как дела у вашей мамы?
— Ей уже намного лучше. Доктор выписал ей какие-то таблетки, и они помогли. Передай от меня привет маме, хорошо?
— Конечно.
— Сейчас соединю тебя.
Раздался громкий щелчок, и Питер снял трубку.
— Питер слушает.
— Привет, это я. — Я неуверенно поерзала на твердой поверхности стула.
Он задержался с ответом:
— Почему ты звонишь мне в середине дня? Что-то случилось?
Я пыталась говорить жизнерадостным и беззаботным голосом: