Она провожает меня к табурету за стойкой и исчезает в соседней комнате, продолжая болтать без умолку под звуки закипающего чайника.
– Я Бетан Морган, – говорит она. – Я управляю этим местом, в смысле Пенфачским парком трейлеров, а мой муж Глинн держит ферму. – Она заглядывает в комнату и улыбается мне. – Во всяком случае, так было задумано, хотя, знаете, сейчас заниматься сельским хозяйством очень непросто. Ой! Я же собиралась позвонить Йестину, верно?
Бетан не делает паузы для моей реплики и исчезает на несколько минут, в течение которых я сижу и кусаю нижнюю губу. Я пытаюсь продумать, что буду отвечать на ее вопросы, пока мы будем здесь пить чай, и невидимый воздушный шар в моей груди надувается все больше и сильнее.
Но когда Бетан возвращается, она меня вообще ни о чем не спрашивает. Ни когда я приехала, ни почему выбрала именно Пенфач, ни даже откуда я. Она просто протягивает мне облупленную кружку со сладким чаем, а сама усаживается в кресло. На ней надето столько одежек, что трудно понять, какая у нее фигура, но подлокотники так глубоко погружаются в ее мягкие руки, что это никак не может быть удобно. Думаю, Бетан где-то за сорок; у нее гладкое круглое лицо, которое делает ее моложе; длинные темные волосы завязаны на затылке в конский хвост. Она одета в черную юбку, из-под которой видны ботинки со шнуровкой, и в несколько футболок одновременно, поверх которых натянут длиннющий, до щиколоток, кардиган, который своими полами метет грязный пол, когда она сидит. Позади нее на подоконнике лежит полоска пепла от полностью сгоревшей ароматической палочки, и в воздухе чувствуется давнишний сладковатый запах восточных специй. К старомодному кассовому аппарату на стойке липкой лентой приклеена гирлянда мишуры.
– Йестин уже направляется сюда, – говорит Бетан.
На прилавок рядом с собой она поставила третью кружку чая, так что, думаю, Йестин – кто бы он ни был – в нескольких минутах пути отсюда.
– А кто он такой, этот Йестин? – спрашиваю я.
Я думаю, не допустила ли ошибки, когда приехала туда, где все друг друга знают. Мне следовало бы ехать в город, где чувствуешь себя более анонимно.
– У него тут ферма рядом с дорогой, – отвечает Бетан. – Она на другой стороне Пенфача, но он гоняет своих коз сюда, на холмы и вдоль берега. – Она неопределенно машет рукой в сторону моря. – Мы будем с вами соседями, если вы у него поселитесь, но предупреждаю: это не дворец.
Бетан заразительно смеется, и я тоже не могу сдержать улыбки. Своей непосредственностью и прямотой она напоминает мне Еву, хотя, подозреваю, моя изящная и стройная сестра была бы в ужасе от такого сравнения.
– Мне много и не нужно, – говорю я ей.
– На светские беседы с ним не рассчитывайте, – говорит Бетан таким тоном, будто это может меня разочаровать, – но мужик Йестин в общем-то довольно славный. Он пасет своих овец рядом с нашими, – она махнула рукой куда-то в сторону, противоположную морю, – и, как и все мы здесь, нуждается в источниках дохода. Как это там правильно называется? Диверсификация? – Бетан насмешливо фыркает. – Как бы там ни было, но у Йестина есть в деревне летний домик и еще Блаен Седи – коттедж там, дальше по дороге.
– И вы думаете, что мне нужно его снять?
– Если вы решитесь, то будете первой за довольно продолжительное время.
Мужской голос звучит неожиданно. Я вздрагиваю и, обернувшись, вижу в дверях худощавую фигуру.
– Да он вовсе не так плох! – ворчит Бетан. – А теперь пей свой чай, а потом бери Дженну и веди посмотреть жилье.
Лицо у Йестина такое смуглое и морщинистое, что глаз почти не видно. Поверх одежды надета темно-синяя спецовка, грязная и со следами от жирных рук на боках. Он, причмокивая, пьет чай через седые усы, местами пожелтевшие от никотина, и оценивающе оглядывает меня.
– Блаен Седи находится слишком далеко от дороги для большинства людей, – говорит он с сильным акцентом, поэтому мне непросто его понять. – Не хотят так далеко тащить свои вещи, понимаете?
– Можно взглянуть на него?
Я встаю – мне хочется, чтобы этот удаленный коттедж, который никто не хочет, сам ответил за себя.
Йестин продолжает неторопливо пить чай, процеживая каждый глоток через зубы, прежде чем проглотить. Наконец он удовлетворенно вздыхает и выходит из комнаты. Я вопросительно смотрю на Бетан.
– А я вам что говорила? Мужик немногословный, – смеется она. – Догоняйте – он ждать не будет.
– Спасибо за чай.
– Не за что. Приходите в гости, когда устроитесь.
Я автоматически обещаю, хотя сразу понимаю, что не сдержу слова, и торопливо выхожу на улицу, где обнаруживаю Йестина, сидящего верхом на квадрацикле, заляпанном грязью.
Я невольно отступаю. Не хочет же он, чтобы я села на
Йестин подозрительно косится на меня.
– Но деньги-то у вас есть, да?
– Да, – твердо отвечаю я, хотя понятия не имею, на сколько хватит моих сбережений и что я стану делать, когда они подойдут к концу.
Мой ответ его не убеждает.
– У вас есть работа?
Я вспоминаю о своей студии со слоем глиняных черепков на полу. Боль в руке уже не такая сильная, но чувствительность пальцев очень ослабла, и я боюсь, что вообще не смогу больше работать. Если я больше не скульптор, тогда кто же я?
– Я художница, – в конце концов заявляю я.
Йестин хмыкает, как будто это все объясняет.
Мы договариваемся об аренде, и хотя плата смехотворно мала, вскоре она все равно съест все деньги, которые я откладывала. Но этот крошечный каменный коттедж на ближайшие несколько месяцев мой, и у меня вырывается вздох откуда-то взявшегося облегчения.
Йестин извлекает из кармана квитанцию и на обратной ее стороне коряво нацарапывает номер своего мобильного.
– Если хотите, занесите плату за этот месяц к Бетан.
Он кивает мне и, выйдя на улицу, с ревом запускает двигатель своего квадрацикла.
Я смотрю Йестину вслед, когда он уезжает, а потом запираю дверь и задвигаю неподатливый засов. Несмотря на зимнее солнце, я бегу наверх, чтобы задернуть занавески в спальне и закрыть окно в ванную, которое было оставлено распахнутым. Внизу кольца штор, которые явно не привыкли к тому, чтобы их задергивали, застряли на металлическом стержне карниза, и я, потянув за них, поднимаю клубы пыли, собравшейся в складках ткани. Стекла дребезжат под напором ветра, и шторы мало помогают в том, чтобы остановить ледяной холод, пробирающийся в дом через плохо прилегающие оконные рамы.
Я сажусь на диван и прислушиваюсь к звуку собственного дыхания. Моря я не слышу, но жалобный крик одинокой чайки кажется мне похожим на плач ребенка, и я судорожно закрываю уши ладонями.
Усталость берет свое, и я сворачиваюсь клубочком, обхватив руками колени и прижав лицо к грубой ткани джинсов. Хоть я и знала о ее приближении, волна эмоций захлестывает меня, прорываясь наружу с такой неистовостью, что становится трудно дышать. Свое горе я ощущаю физически с немыслимой силой и удивляюсь тому, что до сих пор жива, что сердце мое продолжает биться после того, как было разорвано на части. Я хочу восстановить в голове образ моего мальчика, но, когда закрываю глаза, вижу лишь его тело у себя на руках, неподвижное и безжизненное. Я отпустила его и никогда не прощу себя за это.
5
– Босс, есть время поговорить насчет того ДТП со сбежавшим водителем?
Стампи просунул голову в дверь, позади него стоит Кейт.
Рей поднял глаза. За последние три месяца это расследование постепенно отошло на второй план, уступив место более неотложным делам. Рей по-прежнему пару раз в неделю прорабатывал со Стампи и его командой комплекс разыскных действий, но телефонные звонки иссякли, и вот уже несколько недель не было никаких свежих идей.
– Конечно.
Они вошли и сели.
– Мы не можем связаться с матерью Джейкоба, – сказал Стампи, сразу переходя к делу.
– Что ты имеешь в виду?
– Это и имею. Телефон ее умер, дом пуст. Она исчезла.
Рей посмотрел на Стампи, потом на Кейт, которая явно чувствовала себя неловко.
– Пожалуйста, скажите мне, что это шутка.
– Если это и шутка, то мы, по крайней мере, не знаем, где нужно смеяться, – сказала Кейт.
– Она же была нашим единственным свидетелем! – взорвался Рей. – Не говоря уже о том, что она мать жертвы! Как, черт побери, вы могли ее упустить?
Кейт густо покраснела, и Рей заставил себя поубавить пыл.
– Расскажите подробно, что произошло.
Кейт вопросительно посмотрела на Стампи, и тот кивнул, предоставив это право ей.
– После той пресс-конференции у нас не было особого повода обращаться к ней, – сказала она. – У нас было ее заявление, она была допрошена, так что мы оставили ее на попечение ОСРП, офицера по связям с родственниками потерпевших.
– И кто это был? – спросил Рей.
– Констебль Диана Хит, – после паузы сказала Кейт, – из дорожной полиции.
Рей сделал пометку в своем синем ежедневнике и взглянул на Кейт, ожидая продолжения.
– На следующий день Диана поехала посмотреть, как дела у матери Джейкоба, но нашла ее дом пустым. Та съехала.
– Что говорят соседи?
– Немногое, – ответила Кейт. – Она была с ними недостаточно близко знакома, чтобы оставить свой новый адрес, а как она уезжала, никто не видел. Такое впечатление, что она просто растаяла в воздухе.
Она искоса взглянула на Стампи, и Рей подозрительно прищурился.
– Чего-то недоговариваете?
Наступила пауза, после которой заговорил Стампи:
– Похоже, на местном вэб-форуме по поводу катастрофы была бурная реакция, типа она плохая мать и разные такие вещи.
– Что-то порочащее ее?
– Потенциально. Теперь все это уже удалили, но я попросил наших компьютерных спецов попробовать восстановить файлы. Но это еще не все, босс. Судя по всему, когда патрульный наряд опрашивал ее сразу после происшествия, они, видимо, перегнули палку. Проявили некоторую бестактность и черствость. Похоже на то, что мать Джейкоба подумала, будто мы перекладываем всю ответственность за случившееся на нее, и, как следствие, решила, что мы не станем особо стараться, разыскивая того водителя.
– Боже… – простонал Рей и подумал, каковы шансы, что его начальница еще ничего об этом не узнала. – А она как-то намекала на то, что недовольна действиями полиции?
– Мы впервые услышали об этом от ОСРП, – сказал Стампи.
– Поговорите еще в школе, – распорядился Рей. – Кто-то должен поддерживать с ней контакт. И запросите практикующих врачей. В ее районе их не может быть больше двух-трех, а с ребенком она обязана была зарегистрироваться у кого-то из них. Если удастся, выясните, кто это: он мог переслать ее медицинскую карточку по новому месту жительства.
– Сделаем, босс.
– И ради всего святого, не допустите, чтобы в «Пост» пронюхали, что мы ее упустили! – Он криво усмехнулся. – Незачем устраивать праздник на улице Сьюзи Френч.
Никто даже не улыбнулся.
– Если отбросить в сторону потерю ключевого свидетеля, – сказал Рей, – есть что-то еще, о чем мне следовало бы знать?
– Я принесла бланк с результатами запроса по пересечению границы, – сказала Кейт, – и, в принципе, там есть несколько машин, подпадающих под наше описание, но все они уже взяты на заметку. Я проработала список машин, снятых автоматическими камерами превышения скорости, побывала в каждой автомастерской и каждом магазине запчастей в Бристоле. Никто не припоминает ничего подозрительного – по крайней мере, никто мне ничего такого не сказал.
– А как Брайан и Пат разбираются с записями камер видеонаблюдения?
– У них уже глаза на лоб лезут, – отозвался Стампи. – Они просмотрели записи с полицейских и муниципальных камер, сейчас занимаются заправками. У них есть кадры одной и той же, как им кажется, машины, которая выехала со стороны Энфилд-авеню через несколько минут после ДТП. Она предприняла несколько попыток опасного обгона, а потом скрылась из виду, и больше мы ее нигде не видели. Они пытаются установить марку автомобиля, хотя нет никаких указаний на то, что он имеет какое-то отношение к этому делу.
– Хорошо, спасибо, что ввели в курс. – Рей посмотрел на часы, чтобы скрыть разочарование отсутствием продвижения. – Почему бы вам, ребята, не отправиться в паб? Я должен сделать звонок суперинтенданту, а через полчасика подтянусь к вам.
– Заметано, – тут же отозвался Стампи, которого никогда не приходилось уговаривать выпить лишнюю пинту пива. – Как ты, Кейт?
– Почему бы и нет? – сказала она. – Особенно, если вы угощаете.
Прошел, похоже, скорее час, прежде чем Рей добрался в «Голову лошади», и все пили уже по второму заходу. Рей завидовал их способности отключиться: его разговор с суперинтендантом оставил в душе неприятный осадок. Начальница была с ним довольно любезна, но выразилась недвусмысленно: это расследование идет к концу и вскоре будет закрыто. В пабе было тепло и спокойно, и Рей пожалел, что не может хоть на час абстрагироваться от работы, чтобы поговорить о футболе, погоде, о чем угодно, только не о погибшем пятилетнем мальчике и исчезнувшей с места происшествия машине.