Жить летом на даче — это не только удовольствие, но и гордость.
— Куда вы думаете этим летом, если Бог даст здоровья, выехать на дачу, дорогая Соре-Броха?
— Рассчитываю нынешним летом, если Бог даст здоровья, поселиться у Миколы в «Эрец Исроэле». А вы, Хане-Мирл-сердце, дай вам Бог здоровья, где думаете устроиться на лето?
— Я думаю, дорогая Соре-Броха, нынешним летом с Божьей помощью поселиться тоже в «Эрец Исроэле», у Гаврилихи, у нее очень милая дача…
Вот так переговариваются две касриловские хозяйки, гладят при этом свои подбородки и смотрят друг на друга с большой гордостью, точно две егупецкие дамы, которые живут в полном достатке, и единственное, чего им не хватает, — это дачи.
2
Кто он?
В пятницу произошла эта история, в разгар дачного сезона. Стояла страшная жара. Касриловские евреи спешили в «Эрец Исроэл» на субботу. Споря и толкая друг друга, пробирались в фургон Авремла Колейчика. Лезли через головы, почти дрались за место.
«Колейка» Авремла — это продукт касриловского прогресса, касриловского модернизма. По существу — это простая телега, бывшая кибитка, с которой сорвали верх, поставили во всю длину телеги одну против другой две длинные скамейки и назвали «колейкой». Это было изобретением Авремла. Он это придумал и эксплуатирует свое изобретение по сей день.
Авремл — кондуктор и хозяин колейки — стоял в стороне с папиросой во рту, спокойно и с большим удовольствием наблюдая, как евреи дерутся за место в его колейке. Сдвинутая назад шапка открывала его морщинистый, красный, вспотевший лоб, одна рука у него была заложена за спину, один глаз закрыт, а второй полуулыбался, словно хотел сказать на своем извозчичьем жаргоне: «Толкайтесь, деритесь, евреи, терзайте друг друга, я только выкурю вот эту папироску, и холера возьмет вашего батьку».
И точно. Выплюнув окурок, он закатал рукава и взялся за пассажиров, наводя «порядок» в колейке. Безмолвно и бесцеремонно он начал хватать кого за руку, кого за ногу и вытаскивать из фургона, выбрасывать из колейки, будто это не живые люди, а мешки с картошкой, хреном или морковью. Вы можете его ругать, вы можете его проклинать, он вас не слышит. Здесь он хозяин. Не хозяин, а царь. И не только царь, а самодержец. Он — один. Колейка — это его идея. Он ее придумал и построил, конкуренции не боится. Пусть кто-либо попробует с ним тягаться! Во-первых, никто не посмеет задеть такого наглеца, как Авремл, а во-вторых, что делать двум колейкам, если одна целую неделю бездействует, кроме кануна субботы? Потому Авремл так уверен в своем доходе, никого не боится, кроме Бога, разумеется.
После того как Авремл навел порядок, он сел на козлы, потянул вожжи, ударил кнутом, свистнул, и переполненная колейка тронулась.
Пиши пропало: оставшиеся пассажиры должны ждать до той поры, пока колейка вернется из «Эрец Исроэла» в Касриловку. А у кого терпения не хватает, пусть возьмет ноги на плечи — и марш пешком в «Эрец Исроэл» на субботу.
В ту самую минуту, когда переполненная колейка тронулась с места, словно из-под земли появились два пассажира: женщина и девушка. Женщина была нагружена кошелками и свертками. Девушка была в шляпке, в ажурных перчатках и с зонтиком. Женщина, замызганная, вся в поту, с загорелым красным лицом, не знала, на каком она свете. Девушка, разодетая как барыня, из-за узенькой юбки передвигалась с трудом, мелкими шажками. На ногах у нее были лакированные ботинки на непомерно высоких каблуках, и невозможно было понять, как она на них ходит.
Несмотря на то что колейка двинулась с места, замороченная и замызганная женщина крепко схватилась одной рукой за движущуюся кибитку. Мало было ей рисковать своей жизнью, она еще стала звать разодетую барышню:
— Эстерл, быстрее, быстрее! Хватайся за колейку, не то мы опоздаем!
А вознице она сказала:
— Реб Авремл, что с вами? Куда вы несетесь? До субботы еще далеко, успеется.
Но у Авремла никакой охоты не было останавливать колейку. Наоборот, он вошел в амбицию (амбиция извозчиков очень опасна!), сильно натянул вожжи и стал ругаться последними словами:
— Как только наступает пятница, так их сам черт берет. Целую неделю ни одного пассажира не видать! Город! Сгореть бы ему! Вьо, воробейчики, вьо, холера вашему батьке и прабатьке!
Авремл кнутом стеганул своих лошадей, а затем кнутовищем стукнул въедливую женщину по руке, намекая на то, что ей пора оторваться от «фургона».
Возможно, этим инцидент был бы исчерпан. Но в колейке оказался кавалер: молодой человек в белых брюках с широким коричневым ремнем, на котором болталась кожаная цепочка со стальной подковкой. На ногах молодого человека были белые туфли, на голове — соломенная шляпа. Лицо его было потным и чисто выбритым, как у артиста. Он ловко выскочил из колейки и с трудом втолкнул в нее сначала женщину, а затем и барышню. Авремла задело, проделки кавалера в белых брюках и со стальной подковкой вызвали гнев возницы, он быстро остановил коней, соскочил с козел и подошел к молодому человеку.
Глаза Авремла горели злобой, лицо его пылало, лоб сильно вспотел.
Молодой человек, герой, очевидно поняв, что так просто дело не кончится, ощетинился, готовый принять вызов. Разыгрывалась интересная история, и пассажиры были готовы ко всему, но пока что разглядывали возницу с кнутом и кавалера с подковкой, стоящих друг против друга, как разгневанные петухи, и объясняющихся краткими, но острыми словцами.
Диалог оказался в высшей степени интересным и очень подходил для романа, потому мы решили передать его слово в слово, стенографически.
К сожалению, нельзя обо всем рассказать в одной главе. Читателю придется набраться терпения и познакомиться со следующими главами, из которых все станет ясно.
3
«Пурим» и «Тишебов»
Кто мог подумать, что из-за того, что евреев выгоняют из деревень, Касриловка станет большим городом и касриловские дачи «Эрец Исроэл» и «Палестина» будут заселены евреями и обретут мировую славу? Так уж заведено: на чьих-то развалинах кто-то строит, на чьем-то падении кто-то возвышается, несчастье одного дает счастье другому. Это от Бога, никто в этом не повинен, меньше всего Касриловка. Касриловка не хотела, чтобы евреев выгнали из Егупца. Но раз их прогнали, то Касриловка подняла плату за квартиры и сараи. И дачи поднялись в цене, стали равны золоту. Особенно вздорожали дачи в «Эрец Исроэле». Туда стали съезжаться на лето и из Егупца, и из Бойберика, со всех концов света. Касриловцы, воспользовавшись обстоятельствами, открыли лавчонки по продаже бакалеи и пищевых продуктов, соорудили киоски, чтобы торговать содовой водой и другими напитками, открыли гостиницы, отели и пансионы. Главным образом пансионы. Касриловцы набросились на пансионы, как саранча, распахнув двери для лютой конкуренции. Пока в «Эрец Исроэле» два пансиона, но поговаривают, что вскоре там откроется третий, четвертый и даже пятый. Старая болезнь касриловцев: если кому-то, рассуждает касриловец, выгодно отрезать себе нос, то мне тем более.
Сколько пансионов скоро будет в «Эрец Исроэле» — трудно предвидеть. Но о тех двух, которые пока имеются, нельзя не сказать несколько слов и тем самым, если суждено, сохранить их в памяти на вечные времена.
Один из них находится на самом краю города, неподалеку от еврейского кладбища, по ту сторону мостика, где начинаются нееврейские дома, и называется он красивым романтическим именем «Наслаждение». Имя содержательницы этого пансиона Алта, но все зовут ее «Наслаждательницей». Когда одна касриличиха, к примеру, спрашивает другую: «Где вы живете, моя радость Перл?» — она на это отвечает: «Что значит, где я живу? Я проживаю у Наслаждательницы».
Имя немножко длинноватое и не очень благозвучное, и не всякий его выговорит. Попробуйте быстро, на одном дыхании, произнести «в „Наслаждении“ у Наслаждательницы». Язык обязательно заплетется. Но зато «Наслаждение» имеет большое преимущество: при нем веранда. Широкая веранда. Не веранда, а поле. А когда на веранде появляется самовар с чаем Высоцкого, то это, видите ли, дар Божий! Три десятка евреев могут там чай пить. Не одновременно, разумеется, а в очередь.
Пансион, который находится напротив «Наслаждения» и важно называется «Раем», имеет не веранду, прошу извинить, а кукиш. Зато при «Рае» имеется огород, он заменяет десять веранд. На этом огороде растет всякое добро: лук, редиска, хрен, чеснок, крапива, бурьян, подсолнухи. С Божьей помощью в урожайные годы бурьян и крапива достигают человеческого роста, а подсолнухи — еще выше.
Само собой понятно, что оба пансиона ведут между собой острую конкурентную борьбу. Как они наговаривают друг на друга, лучше не рассказывать. К примеру, «Наслаждение» утверждает, будто в «Раю» кормят гостей только воздухом, а «Рай» рассказывает, что в «Наслаждении» кусают, поэтому постояльцы этого пансиона вынуждены спать во дворе… Но все это ложь, так как ни в «Наслаждении», ни в «Раю» нет воздуха, а кусают и в том и в другом пансионе, кусают так зло, что гости проклинают все на свете. Но в этом никто не повинен, сие от Бога. Как кому повезет… Бывает, остановишься в большом номере лучшего отеля мира, спишь там всю ночь до самого утра, и никто тебя не потревожит. А иногда случается, что снимешь маленькую комнатушку размером в зевок в пустой и заброшенной гостинице и нападут там на тебя со всех сторон, только диву даешься, откуда их столько?
Номера в наших пансионах были не слишком большими и не слишком светлыми. Зато жизнь там не очень дорогая, можно сказать, даже дешевая, очень дешевая. За три рубля в неделю вы имеете все: дачу, веранду, воздух и питание. Что значит питание? Лучше там не питаться, так как от этой еды вам придется иметь дело с касриловскими врачами, которые тоже кусаются… Врачи будут кормить вас порошками, пилюлями, всякими снадобьями, а в итоге они вам порекомендуют Карлсбад или Эмс или пошлют вас куда-нибудь подальше, то есть туда, где не надо переезжать границу и не требуется губернаторского паспорта…
Довольно о пансионах, поговорим лучше о героях нашего «летнего» романа.
Замороченная и замотанная женщина, которую молодой человек с подковкой героически впихнул в колейку, была хозяйкой «Рая», а красивая девушка, Эстерл, — ее дочь. Сам герой, молодой человек с подковкой, — их гость, постоялец их пансиона. Хозяйка «Рая» — касриличиха, из настоящих касриловских обитателей, зовут ее Саррой, но все ее именуют «Сора Мойше-Пурима». Почему? Потому что мужа ее зовут Мойше-Пурим. Их дочь за глаза зовут «Эстерл Соры Мойше-Пурима». Конечно, имя не очень поэтическое, но что поделаешь. В Касриловке имеются имена и похуже. Вот вам, к примеру, имена касриловских горожан, которые числятся по реестру сионистов: Янкл Церисенерч[55], Довид-Лейб Вайнперлех[56], Хаим Нехтигертог[57], Мендл Асоредебрай[58], Берл Пачимойс[59], Залмен Баргароп[60], Нафтоле Хапатенцл[61] и многие другие — все такие странные, уму непостижимо, откуда они взялись?
Муж Соры Мойше-Пурима, то есть сам Мойше-Пурим, — портной, но портновство в Касриловке не дает никакого заработка, а жена его Сора большая кулинарка: хорошо готовит фаршированную рыбу, прекрасно печет медовый пряник и замечательно варит варенье, и поскольку Мойше-Пурим и жена его Сора одно лето жили в «Эрец Исроэле» на даче, то они сняли у знакомого мужика дом с огородом как раз напротив «Наслаждения», побелили дом изнутри и снаружи, а на фасаде его повесили дощечку, на которой большими еврейскими буквами значилось: «Рай Соры Мойше-Пурима. Кошер».
Это очень задело хозяев пансиона «Наслаждение». Они потащили Сору Мойше-Пурима к раввину, утверждая, что у них и так заработок мал, а сейчас, с появлением «Рая» Соры Мойше-Пурима напротив «Наслаждения», дохода и вовсе не будет. Тогда Мойше, муж Соры Мойше-Пурима, заявил, что он тоже еврей, тоже ищет кусок хлеба и кто ему может указать, где и как добыть заработок.
Конечно, если бы старый раввин, реб Иойзефл, царство ему небесное, жил, он нашел бы средство, как примирить стороны. Недаром у нас сказано: «Достоин сожаления безвозвратно ушедший от нас!» Больше нет такого раввина, каким был реб Иойзефл! Теперь два раввина в Касриловке. Два кота в одном мешке живут спокойнее и дружнее, чем эти два раввина. И народ их в грош не ставит…
Мы ведь говорили о героях романа, а застряли на раввинах. Читатель будет, вероятно, так добр, что простит нас.
Короче говоря, обе женщины, Сора Мойше-Пурима и Алта Наслаждательница, вскоре после Пасхи, до начала летнего сезона, встретились в одном из переулков Касриловки и, говорят, учинили друг другу дикий скандал. Но это не помогло…
В одно погожее утро, в самый разгар сезона, появился в «Раю» господин урядник с двумя солдатами. Они сорвали дощечку с еврейской надписью и вдобавок оштрафовали на трешку хозяйку «Рая» за то, что та позволила себе повесить еврейскую вывеску. Сора Мойше-Пурима верно сообразила, что это работа Наслаждательницы. Уплатив уряднику трешницу, Сора добавила еще пятерку и добилась своего: дощечку вновь повесили, и висит она по сей день.
Если суждено человеку иметь заработок, то враги могут лопнуть, ничего им не поможет. Наслаждательница с огорчением присматривалась к тому, как «Рай» Соры Мойше-Пурима постоянно переполнен гостями и пассажирами, да еще какими! Среди них знакомый молодой человек в белых брюках с подковкой, для которого деньги трын-трава, у которого можно хорошенько пососать косточку, то есть заработать целое состояние. Хвороба на ее голову! Так Наслаждательница благословила свою конкурентку и была права, потому что молодой человек с подковкой прежде был ее гостем, то есть он поначалу остановился в «Наслаждении». Но черт занес его в «Рай». Как вы думаете, ради кого? Ради дочери Соры Мойше-Пурима, этой злючки, сгори она на огне!