На полуторке с ним тряслись незнакомые бойцы и Вася Голушко, привязавшийся и нытьем да катаньем увязавшийся за лейтенантом.
Почти все солдаты в машине были из тех, кто чудом вышел из окружения. Они рассказывали, как их танками утюжил немец, как зажимал в котлы механизированными корпусами, как бил не щадя ни военных, ни гражданских. Как провоцировал, кидая листовки: "рус сдавайся! Москва уже наша!" Как жег деревни, поливая из автоматов бегущих прочь людей. Как накрыл бомбами собравшихся в лесу бойцов, зажал в кольцо и бил, пока никого не осталось. Месиво из тел устилало после весь лесок. Как стояли до последнего, берегли последний патрон для себя, чтобы только не в плен, и как просочились слухи, что какой-то полк полным составом сдался сам. Как стрелялись командиры и политруки. Как одни командиры бросали свои части, а другие бились наравне с солдатами. Как шли без оружия в бой, потому что приказ открыть склады с боекомплектами и оружием вовремя не поступил, а выбивать замок без санкции сверху никто не посмел. Как уходя оставили раненных, а немцы подожгли лесок в котором они были.
Как цепью шли в штыковую, и летели с шашками на минометы конэскадроны, потому что патронов больше не было, и как без ума бежали, побросав оружие, заслышав вой немецкой авиации.
Во все это невозможно было бы поверить, если бы Санин сам не провел неделю в аду, не видел, как сживаются вместе и подлость и подвиг. Как постепенно люди привыкают к шоку и теряют ориентиры. Становятся безумны, кто от праведной ярости, кто от страха за свою шкуру.
И с этим невозможно было свыкнуться или как-то примириться, как и с тем, что ад неотступно двигался вперед, поглощая все больше и больше населенных пунктов, частей, территорий. Людей. Грозя перемолоть человеческий ресурс и превратить одних в зверей, готовых на любое преступление, других в людей, для которых подвиг норма жизни, а третьих просто убить.
Был взят Минск, Гродно, Борисов, Львов, Лиепая, Рава-Русская, и это не добавляло настроения. Патриотическое: "победа будет за нами" было единственным лозунгом, что еще дарил какую-то надежду, заставлял верить все сильнее и сильнее. Эта вера больше жаждалась на праведной злости, на благородном стремлении положить жизнь, но не просто убить фашиста, а погнать его с родной земли, отомстить за каждого убитого ребенка, за каждую девушку, что уже не станет матерью, за каждого мальчишку, который погиб, так и не поняв, зачем родился. За всех убитых, сожженных, раздавленных. За искалеченные жизни, которые сколько бы времени не прошло, не смогут забыть того, что случилось.
Отомстить за мертвых и за живых.
За Леночку. За Саню. За глупого, контуженного этими первыми днями войны, как и они все, рядового Вербицкого. За Семена Густолапова и Ивана Летунова. За тех, кто остался в плену, за тех парней, мимо которых он прошел, осторожничая, и мог бы, но не стал вытаскивать из плена…
За всех тех, кого он знал и кого не знал, но кто точно так же, как его товарищи, остались в лесах Белоруссии.
Только жив ли он сам?…
Ему казалось, что он погиб, в тот самый момент, когда пуля или осколок ударила в Лену, накрыла Сашку. И остался с ней там, с ними. Навсегда.
И он честно пытался это забыть, чтобы не бередить себе душу, и не мог. Образ погибшей наивной, чистой девчонки со своими смешными суждениями, великими планами и глобальными мечтами, хрупкой и сильной, стоял перед ним, цельный, до взглядов и улыбок яркий. Каждый час с момента, как он увидел ее на перроне в обществе сестры и подруги, до последнего мига, страшного в своей жестокости, он помнил все. Память отсеяла ненужное, выкинув прочь все что было до и оставило только эти десять дней, за которые он прожил всю жизнь. И получил то, что не чаял получить, и потерял то, что казалось, не может его тронуть.
Та пуля словно убила двоих: Лену и Николая, того, что еще не мог и не хотел верить, что смерть бывает настолько внезапной и злой, что может забрать самое дорогое в любую секунду.
А теперь точно знал, что на войне каждый миг — цена жизни. Но теперь прошлого не вернешь…
Машину трясло на ухабах, подкидывая пассажиров. А мимо живой рекой текли беженцы, бабы, женщины с детьми на руках или за руку, толкая впереди себя коляску, набитую скарбом или на себе неся узлы. Больно было смотреть на эту бесконечную вереницу с одним и тем же выражением лица на всех, на котором застыла скорбь. Они шли и шли, огибая пехоту, караваны машин с военными, танки, и будто не чувствовали одуряющей жары, пыли, что стояла в воздухе и забивала легкие.
Лейтенант то и дело закрывал глаза и не только потому, что у него нещадно болела голова — чтобы не видеть горе, что шло параллельно полуторке, вышагивало маленькими ножками и еле передвигало старческие, измученные ноги.
Он не мог простить происходящего ни себе, ни тем, кто был поставлен над народом, толкал красивые лозунги и заверял, что спасет, отстоит, не допустит. И не отстоял, допустил, не защитил.
Войска отступали, но он очень надеялся, что там, на Двине, фрицев наконец остановят. Санин готов был лечь там, лишь бы искупить вину пред всеми, кто оставался за спиной, за всех, кому не смог помочь, за всех кто не вышел, не дошел. Его долг теперь бить врага и за них.
У переправы жахнуло. С низким воем налетели мессеры и начали лупить по скоплению людей и техники. Беженцы кричали, без ума метались, видные на открытой дороге, как на ладони.
Санина выбросило в кювет, прямо на труп молодой женщины и раненого ребенка. Мальчишка смотрел на него темными от боли глазами и только шевелил обескровленными губами. А на рубашонке прямо на груди, алело, расплываясь красное пятно, а вместо ручки торчала культя из обрубка кости…
Николай дико закричал, вскочил и начал втупую палить прямо из автомата по пикирующим мессерам. Ему было все равно — прав, не прав, глупо или умно. Шок достиг своего предела, психика дала крен с которым уже не было невозможного, за которым только ярость и желание любым способом убить, и разум тут был уже бессилен.
Следом заклацали винтовки, но смысла в том не было. Бойцов, гражданских все равно равняли и утюжили, кучно ложа бомбы и поливая очередями.
Танкист, видно, как и Николай не выдержал и ахнул из пушки по идущему на бреющем на беспомощную толпу самолету. Вспышка и страшный грохот, скрежет. Самолет врезался в танк, снося на своем пути все встречное, собрал крылом полуторку и телеги, технику, людей.
Осколки рассыпались в разные стороны, скашивая тех, кто еще был жив, в лица дохнуло пеплом, порохом и огнем. Кто-то истошно закричал, охваченный огнем. Николая откинуло в сторону, осколки впились в лицо и грудь. Еще пару секунд лейтенант видел языки пламени, копоть и черный дым, вздымающийся в небо, и потерял сознание.
Она закричала, выныривая из забытья. Распахнула глаза, тяжело дыша и, с ужасом уставилась на знакомого угрюмого старика: что он здесь делает? А где Коля?
В комнату заглянул Дроздов, озабоченно хмурясь, навис над ней, и Лена успокоено закрыла глаза: Саша здесь, жив, значит и Коля здесь, значит и Коля жив. Его смерть ей только приснилась. Кошмар. Это был обычный кошмар…
Раздробленные части четвертой и десятой армии выходили их окружения, прорываясь к линии фронта с боями. А «линии» не было, как не было связи, не было стойкого понимания происходящего. Кто-то принимал бой, отстреливаясь до последнего патрона, и погибал, кто-то сдавался. Кто-то просто чего-то ждал, группируясь в лесу разрозненными частями. Кто-то переодевался в штатское и оседал в «кунаках». Кто-то, имея одну единицу бронетехники — Т-28 давил моторизованную колонну немцев у Минска, а кого-то уже гнали в лагерь для военнопленных.
Немцы, огибая населенные пункты, которые выказывали особое сопротивление, замыкали их в кольцо и планомерно давили траками, бомбили с помощью авиации, поливали минометным огнем, пока не сравнивали с землей.
После восьмого июля прорывающихся частями или малыми группами по два — три человека, стало мало. Поток схлынул, словно иссяк.
Немцы начали зачистку занятых районов, поручив часть населенных пунктов набранным из добровольцев-дезертиров народным группам обороны, местной жандармерии. Раненых, которых оставили ушедшие части, расстреливали или отправляли в лагеря военнопленных. В одном из лесков набралось очень много раненых — его просто подожгли. Вместе с вековыми соснами сгорели и те, кто после стал числиться "без вести пропавший".
По дорогам на Запад двигались вереницы военнопленных, а навстречу им сплошным потоком шли немецкие колонны.
Войска РККА все отступали и отступали. Сильная Красная армия оказалась бессильной. Танковыми дивизиями ломали оборону. Диверсионные группы полка "Брандербург 800" десантировали в красноармейской форме и занимали мосты, плотины, шоссе, и встречали ничего не ведающие отходящие части РККА, гражданских беженцев огнем.
Никто уже ничего не понимал. Везде царила неразбериха и хаос, люди в панике бежали, кто в лес, кто к старой границе СССР, хватая с собой порой совсем ненужное: сломанные велосипеды, цветы в горшках.
В тылу росли очереди и спешно скупались спички, соль, крупы.
В воздушном пространстве царствовали люфтваффе. По полям и дорогам шли фашистские танки и стояла брошенной армейская техника оставляющих позиции красных частей.
Рылись окопы, повсеместно шли ожесточенные бои, позиции красноармейцев закидывали провокационными листовками. Связь часто не работала, невозможно было понять, где немцы сейчас и где будут через час. А вокруг рвались бомбы, стояла канонада боев, валялись убитые и раненые. До первых уже не было дела, до вторых часто не доходили руки.
Взрывались стратегические объекты, эвакуировались заводы, горели поля и леса. Пейзажи менялись на глазах, и казалось, рушится сам мир.
Кругом гуляла смерть.
А за никому неизвестной "линией фронта" начался поиск виновных в разгроме двух армий.
Все это было неизвестно Николаю, тем более Дроздову и Скрябиной. Последние оказались в глубоком тылу.
22 июня — день летнего солнцестояния. Или — равностояние.
В 1938, после репрессий 37 года, достигших небывалого размаха, было принято постановление ЦК ВКП(б) о перегибах, после которого многих отпускали, восстанавливали в партии и на местах. Так, например, восстановили И. Ильичева, в дальнейшем начальника ГРУ, а над его доносчиками был устроен показательный процесс.
РУ РККА было преобразовано из ГШ КА в ГРУ в январе 1942. Тогда же и произошло разделение на две самостоятельные части: агентурную и войсковую разведку. РУ стала войсковой разведкой, ГРУ агентурной.
Вячеслав Михайлович Молотов — Наркомдел с 3 мая 1939 года и Председатель СНК СССР, родился в 1890 году в большой семье приказчика Михаила Прохоровича Скрябина, служившего в богатом доме купца. Кроме него у Скрябиных было еще девять детей, трое из которых умерли в раннем возрасте. Один из братьев Молотова, Николай, стал впоследствии известным композитором.
СССР помогало Германии сырьем и продовольствием. Так же многие немецкие офицеры проходили обучение на советских военных курсах.
6 Как ни странно, но большинство комсостава ЗапОВО встретило войну, где угодно, но не на боевом посту. К. Симонов в то время добирался в Гродно для работы в газете политотдела 3-й армии: "В вагоне ехали главным образом командиры, возвращающиеся из отпусков. Судя по нашему вагону, половина ЗапОВО были в отпусках". Летние отпуска комсостава выиграли в тот роковой июнь злую шутку. В отпуске был: полковник Гришин — 2-я стрелковая дивизии, майор 8-й дивизии Светличный, генерал-майор артиллерии Дмитриев, полковник Иванов — 284 полк 86 стрелковой дивизии, военврач Шапиро 208 моторизированная дивизия. Его например по прибыли в Ленинград ждала телеграмма "Срочно вернитесь в часть", но это было 21 июня и понятно, вернуться из Ленинграда в Волковыск он просто не смог. Туда уже было не добраться.
На очередные экзамены в ленинградскую Артеллерийскую Академию убыли "студенты — заочники" — 248 и 383 полк, полковник Доватор попав весной во время учения под лед, лечился в Москве. Полковник Маслов — 148 танковый полк, уехал в Брест, чтобы встретить семью. Подполковник Могильный — 29 моторизированная дивизия — был в служебной командировке в Москве. Начштаба Усольцев был вызван в Минск на совещание.
Нападения Гитлера ждали со стороны Украины. Однако основные силы — армию «Центр» бросили на Белоруссию, которую заняли очень быстро, взяв к «котел» не одну дивизию. Немцы рвались к автостраде "Минск — Москва". 28 июня взяли Минск и вышли на прямую дорогу к Москве.
Переброска советских войск с Дальнего Востока началась в конце апреля 1941 г.
Ганс, иди сюда.
Адольф, что случилось? Куда ты пропал?
Техническая реорганизация и реконструкция железнодорожного полотна в Западной Белоруссии, Украине и Прибалтике, началась в 1941 после назначения Нач Ген Штаба Жукова. Железнодорожные войска были брошены на Запад и интенсивно вели реорганизацию ж.д. полотен, одновременно со строительством автомобильных дорог.
Первый партизанский отряд на территории Беларуси появился 23 июня 41. К концу июня без учета стихийно организованных отрядов, действовало 35, в августе — 61. В числе первых партизанских отрядов был пинский (командир В.З. Корж), "Красный Октябрь" (командир Т.П. Бумажков), которые начали свои операции в конце июня 41. Уже в июле 41 партизанское движение в Беларуси стало серьезной силой против захватчиков, и доставило им огромные неприятности, что подтверждало немецкое агентство «Трансокеан»
(так 20 июля оно сообщила о захвате белорусскими партизанами штаба 121 дивизии) и подтверждало Совинформбюро (сводка от 24 июля 41). Бумажков и Павловский стали первыми из партизан удостоенными званий Героя Советского Союза (приказ от 6 августа 41 г)
Девушка желает стать подругой бравых солдат?
Иди сюда красавица.
ведьма
Все приведенные здесь и далее примеры фашистских зверств основаны на реальных событиях и были повсеместны, что подтверждено свидетельскими показаниями, документами. Нюренбергский процесс.
На 22 июня 41 ЗапОВО состояла из 3-й и 10 армии, насчитывала фактически 19 дивизий, включая танковые, моторизированные, артполки, стрелковые корпуса. В резерве стояла 85-я Уральская ордена Ленина стрелковая дивизия в лагере Солы, вблизи Гродно.
Летний период армия традиционна перебазировалась для боевых учений в летние лагеря. За счет этого она теряла способность быстро собраться во едино, теряла связь меж подразделениями и свою монолитность. Так арт войска находились в одном месте, химвойска в другой, инженерные в третьем, стрелковые части рассредоточивались. Например 57 танковый полк оказался на стрельбах под Гродно, где не стрелял… а разгружал новые Т-34 и КВ. А вот в Червонном Бору севернее Ломжи наоборот произошло большое скопление советских частей армии и бронетехники. Арт полки, стрелковые, пехотные, гаубичные и т. д.
Исторический факт, как и все остальное.
2 °Cлучилось возле северной Зельвы и Крокотки, где немцы взяли разрозненные части 10 армии в котел. 144 кавполк пошел за неимением патронов в атаку с шашками и полег. Весь. 48-й Кубанский кавполк напоролся на заслон южнее Зельвы и попал под жестокий огонь. Память о том неравном бое хранит разбитый храм на пригорке. А 22 августа 41 немцам сдастся 436 батальон во главе казака, майора полка И.Н Кононова. И с согласия немцев тот сформирует казачий эскадрон из перебежчиков и взятых в плен, посетив лагеря военнопленных под Могилевым, Смоленском, Бобруйском. К 19 сентябрю 41 полк будет сформирован из 77 офицеров и 1799 бойцов (60 % казаков), и будет именоваться 120-м казачьим. После войны генерал — майор КОНР Кононов укроется в Австралии, которая не выдавала беглецов СССР. И 15 сентября 67 года погибнет в автокатастрофе при туманных обстоятельствах.