Тогда с губ Игната наконец-то сорвался первый мучительный стон.
– Ах ты, ирод! Куда тебя понесло? – из туманной пелены донесся крик бабки Стеши.
– Да кто ж знал, что ее не убрали-то? – оправдывался Касьян. – Да тут быстрее, думал…
– Ну, так гони! Гони!
Мотор взревел, машина набрала скорость, и Игната по инерции отбросило назад. Сведенные судорогой пальцы все еще цеплялись за сиденье, и мальчик не чувствовал ничего. Тьма сжимала вокруг него тиски безумия. И оставалось только кричать, и извиваться в крепко удерживающих его руках, и кричать снова…
…он возвращался в реальность рывками, преодолевая сопротивление накрывшей его волны небытия. Кто-то грубо тряс его за плечи, щеки горели, словно от удара.
– Игнашка, да чего ты? Не дури, парень!
Его встряхнуло еще раз. Голова безвольно мотнулась, но сознание снова возвращалось к нему. Глаза сфокусировались на встревоженном, небритом лице дядьки Касьяна.
– Ты что это удумал, в обмороки падать? – ухмыльнулся тот и хлопнул парня по щеке шершавой ладонью. – Чай, не баба.
Игнат захлебнулся слюной, прокашлялся. Во рту стоял неприятный привкус желчи.
– Долго ты еще возиться там будешь? – послышался со стороны недовольный окрик Егора. – Одному-то мне машину не вытолкать!
– Иду уже, иду! – раздраженно ответил Касьян.
Он подцепил Игната за подбородок пропахшими табаком пальцами, заглянул в глаза.
– Как теперь? Лучше?
Игнат кивнул, громко шмыгнул носом.
– Да…
– Ну, вот и славно, – Касьян хлопнул парня по спине. – Пошли, поможешь.
– Не могу я, – слабым голосом ответил Игнат. – Неправильно это, дядь Касьян…
– Эх, молодежь! – вздохнул мужик, покрутил головой, сокрушаясь. – Да что ж правильного в этой жизни-то есть? Естественный отбор это, слыхал? За наших ведь родных печемся. За деток наших. А что значит одна жизнь против сотни? Подумай-ка.
– Нет, нет! – Игнат упрямо дернул подбородком. Мокрые пряди волос упали на глаза, побелевшие пальцы сжались в кулаки. – Так не должно быть… Почему так должно быть? У нас ведь есть ружья! Ведь, правда! – он воспрянул духом, поднял на Касьяна загоревшиеся надеждой глаза. – У дяди Мирона точно есть ружье! А если всем селом? Всем миром? Позвать малотопинских мужиков. Да и других… а?
Касьян, направившийся было к грузовику, развернулся снова, приблизился к Игнату вплотную.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь-то? – зло просипел он. – Дурак, как есть дурак! Сегодня мы с ружьями пару навий ухлопаем, а завтра их два десятка придет! И не одну нашу Солонь с землей сравняют, а и всю округу! Этого ты хочешь?
Игнат испуганно мотнул головой.
– Нет…
– Неет, – передразнил Касьян, высморкался в снег. – Так и не говори, о чем не знаешь! Может, их вообще убить нельзя. Ведь нелюди они! Сам видел, поди.
Игнат сглотнул. Вспомнились черные, неживые тени у плетня. Резкий запах гари и приторной сладости.
– Да и то, – продолжил Касьян. – И от нави польза есть. Места здесь неспокойные, Игнатка. Рудники рядом, леса кругом дремучие. Были времена, от беглых каторжан да браконьеров покоя не было. А теперь ничего, жить можно, – он вздохнул, поскреб заскорузлым пальцем переносицу. – Коровы летом на косогор без пастуха ходят, и ни одну волки не задрали. Чуешь? Это бабка твоя договор с навью заключила. Только срок теперь вышел.
– Что ж делать тогда? – прошептал Игнат.
И обернулся в сторону кабины. Но оттуда по-прежнему не исходило ни звука.
– Делаем, что можем, – грубовато отрезал Касьян. – Слава богу, не шибко мудреных вещей от нас требуют. Немного продуктов, мяса да молока. Да немного топлива и списанной техники. Немного их осталось тут, в Опольском уезде. Возьмут немного оттуда, немого отсюда. Им на пользу, а мы нешто с этого обеднеем? Возьмет Боже что нам не гоже…
– А Марьяна?
– А это ты уж сам рассуди, – усмехнулся Касьян. – Слышал, небось, как черти до наших баб охочи. Не Марьяна – так Ульяна. Не в Солони – так где-то еще. Что мы можем поделать, Игнатушка? Не давши слово – крепись, а, давши – держись.
– Касьян, скоро ли? – снова послышался раздраженный голос Егора, а вслед за этим – отборная ругань.
– Иду! – огрызнулся Касьян, потрепал Игната по волосам. – Так-то, Игнатка. Пойдем, а то скоро и вечереть начнет.
Он двинулся к грузовику. Игнат послушно шагнул следом, будто провалился под лед. Будто земля разошлась под ногами, и теперь он летел вниз, в подсвеченное алым заревом пекло, куда рано или поздно попадали все грешные земные души.
– Ну-ка, взяли! – между тем командовал Касьян.
Вдвоем с Егором они уперлись плечами в бок грузовика, закряхтели от натуги. Тут же к ним присоединился и егерь.
– Как девчонка? – вскользь осведомился у него Касьян.
– Что с ней сделается, – Мирон ухмыльнулся недобро. – Обморочная лежит. Ничего, скоро оклемается.
Касьян кивнул коротко и снова навалился на машину.
– Раз, два…
Кузов начал крениться. Со скрипом и грохотом грузовик встал на колею, из-под колес взметнулись снежные вихри.
– Ну, слава те, Господи! – вздохнул кто-то из мужиков. – Авось, управились…
И окончание фразы потонуло в зловещем гуле, сиреной расщепившем тишину леса.
Мужики окаменели. Игнат испуганно задрал голову кверху, и на миг ему показалось, будто где-то высоко, над макушками сосен, промелькнула длинная и темная тень. Но ветер сейчас же запорошил глаза снежной пылью. Игнат моргнул, и тень исчезла. Только ветер гулял в почерневших ветвях, да наливалось гниющим соком небесное нутро.
– Приехали, – произнес Егор сорванным голосом. – Не успели до бурелома-то… что ж делать?
– Теперь только сидеть да богу молиться, – ответил Касьян и сквозь зубы сплюнул в сугроб. – Навь сама нас найдет.
11
– А все из-за тебя, дурака! У-уу!
Игнат не сразу понял, что обращаются к нему. Прежде добродушное лицо Егора перекосило от злобы и страха.
– В сугроб мы еще и раньше легли, – резонно заметил Мирон. – Парень в этом не виноват.
Егор сощурился.
– Не виноват, – просипел он. – Тогда Игнашка, может, и ритуал проведет?
– Ты чего говоришь-то? – прикрикнул на него Касьян.
– То и говорю! – оскалился Егор. – Он ведь бабки Стеши внук. Да и дурачок. Душа у него добрая, чистая. Навь его в первый раз не тронула, не тронет и теперь.
В груди Игната похолодело. Он отступил назад, огляделся растеряно, словно ожидая помощи. Но не было в лесу никого, кроме троих перепуганных мужиков у грузовика и обморочной Марьяны, лежащей сейчас в кабине. Марьяны, которая очень скоро последует за Званкой в вечную тьму и стужу небытия.
– Не дури, – устало произнес Касьян. – Лучше коров обратно пригони. Убегут.
– Куды им бечь, – хмуро отозвался Егор, но все же отправился за коровами. Те остановились у края колеи, время от времени мотая тяжелыми головами.
– Шел бы ты тоже, Игнаш, – беззлобно сказал Касьян и вздохнул. – Может, правда, помилуют. А мы-то уже души пропащие…
Он махнул рукой, и вдруг замер, склонил голову набок, как бы прислушиваясь. Его заросшее темной щетиной лицо разом выцвело, посерело, будто старый рушник.
– Ты чего? – удивился Мирон.
Касьян медленно обвел его остекленевшим взглядом и приложил палец к губам.
– Шш!
Его вдруг стала бить мелкая дрожь, руки затряслись, как с похмелья.
– Чуете? – бесцветным голосом произнес Касьян. – Земля шевелится…
Сначала Игнат не почувствовал ничего, и ничего не услышал. Раскатистый гул давно сошел на нет, и в лесу снова установилась тишина, изредка разрываемая коровьим мычанием, да скрипом многолетних сосен. Потом пришло чувство едва ощутимой вибрации под подошвами. Затем плавно, едва заметно качнулась земля. И хотя Игнат никогда не был на море, в этот момент он подумал, что именно так качается палуба под ногами моряков. Из живота начала подниматься волна щемящего страха.
– Помоги, Господи, – выдохнул Касьян, размашисто осеняя себя крестным знамением.
Вслед за новым толчком земной утробы послышался треск ломающихся веток. Игнат задрал голову, ожидая увидеть выросшие до неба гигантские тени – проекции древних и страшных богов, подминающих сосны, как сухие щепки. Но там, наверху, только клубились обрюзгшие снеговые тучи, только беспрерывно дул в охотничий рог ветер. И завороженный танцем сосновых вершин, да еще предчувствием надвигающейся беды, Игнат пропустил момент появления нави.
Они уже стояли здесь – безликие серые силуэты на фоне выстуженного леса.
Волна, зародившаяся в животе, ударила в ребра, как в борт утлого суденышка. Игнату показалось, что земля под ним оплавилась, стала жидкой, как кисель, закрутилась возле щиколоток спиральной воронкой. Ужас потащил его в свои глубины, как когда-то, в далеком детстве. И парень не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть, а мог только смотреть во все глаза.
Навьи стояли в каких-то пяти саженях от грузовика, но Игнат почему-то все равно не мог разглядеть их лиц. Только там, где должны находиться глаза, поблескивали тусклые болотные огни. Воздух постепенно наполнялся запахами нагретого металла, медовой сладости и озона. Навьи молчали. Молчали и мужики.
Игнат не знал, сколько еще они простояли так, оценивая друг друга, словно войска перед решающей схваткой. Первым очнулся Касьян.
– Паны! Не серчайте, паны! – заискивающе заговорил он, выбегая вперед. – Вот, грузовик с колеи сошел, насилу выбрались… Так все у нас готово, как условлено. Вот, сами убедитесь, все здесь, – он махнул в сторону кузова, и Игнат отметил, как трясется его рука. – А что уж не успели к бурелому, так вы не серчайте, паны…
Одна из четырех фигур покачнулась, выдвинулась вперед. Земля под ногами завибрировала снова, и Касьян пригнулся, непроизвольно вскинул руки, как в ожидании удара. За спиной Игната кто-то громко сглотнул слюну.
– Хо… ро… шо, – произнес навий, и запах сладости, приторной до тошноты, стал резче.
Игнату вспомнился его недавний сон – мертвая Званка, застывшая возле его постели. Черный рот становится похожим на букву «О», слова с трудом выходят из окоченевшей гортани, и не несут в себе ни эмоций, ни чувств. Мертвые слова мертвой девочки.
Тем же мертвым голосом говорила сейчас и навь.
– Заби… раем…
Существо сдвинулось с места. Трое оставшихся как по команде одновременно потянулись следом. Игнат видел, как под тяжестью их тел с хрустом надломился наст. За спиной громко и протяжно промычала корова, будто почувствовала уготованную ей участь. Вслед за этим раздался еще один звук, но на этот раз шел он из кабины – приглушенный стон измученного человека.
«Там ведь Марьяна», – подумалось Игнату.
Стон повторился, и теперь мужики тоже услышали его.
– А тут, извольте полюбопытствовать, у нас девица-красавица, – снова суетливо заговорил Касьян, однако не сделал попытки приблизиться – расстояние между ним и кабиной теперь пересекала темная навья тень. – Девка кровь с молоком, пан, так жалко отдавать! Чистая, хе-хе, – Касьян заискивающе захихикал. – Жонка моя лично проверяла, так не побрезгуйте, пан…
Существо скользнуло к кабине, и теперь в его движениях появилась какая-то изящная плавность.
Игнат вспомнил, как однажды ходил на болота за клюквой, и выструганной тросточкой ощупывал впереди дорогу, чтобы не провалиться в ямы и змеиные норы. Тогда-то он и встретил гадюку – она пересекла его путь грациозно, вальяжно, словно вовсе не боялась присутствия человека. Ее туловище отливало красноватой медью, вдоль хребта струились зигзагообразные узоры. Королева северных змей и хозяйка болот, всегда нападающая исподтишка.
Гадюку – вот кого напоминал теперь навий.
Его руки закрутились вокруг Марьяны, будто змеиные кольца. Она билась в них испуганным зябликом, растрепанная коса хлестала по щекам, но навь была куда сильнее всех солоньских мужиков, и не собиралась отпускать свою добычу. Безликую серую маску лица пересекла трещина, открыв ряд заостренных людоедских зубов – навий улыбался. Потом из трещины рта вынырнул язык – длинный и острый, как змеиное жало. Медленно, со вкусом навий провел языком по Марьяновой щеке, и проурчал утробно:
– Булочка… сладкая булочка…
Тогда Игнат не выдержал.
Картина, что сейчас разворачивалась перед его глазами, наложилась на события прошлого, словно калька. Страх, отчаяние, гнев затопили его сознание кипящим варевом, и чувство вины, годами копящееся под спудом, теперь с размаху толкнуло его в спину.
– Не троньте ее, проклятые!
Игнат налетел на обидчика разъяренной рысью, крепкие кулаки ударили раз, другой. Он не думал больше, кто перед ним находится – человек ли, черт ли…
«Рано или поздно приходится выходить на бой со своими бесами, и побеждать их».
А перед внутренним взором вместо лица Марьяны маячило скорбное, посеревшее лицо Званки.
Потом Игнат обнаружил, что его кулаки молотят один только воздух, а его самого вздернули вверх, за шиворот, как нашкодившего котенка.
– Уди… вительно, – раздался низкий, рокочущий бас.
Лицо Званки подернулось рябью, рассыпалось мозаичными фрагментами, и вместо него из тумана выплыла белесая маска с горящими угольями глаз и косой трещиной вместо рта. Некоторое время навий смотрел в упор и молчал. Затем Игната швырнуло на снег. Он больно ударился копчиком о смерзшуюся землю, горячий лоб обдало снежным крошевом.
– Удивительно, – повторил мертвящий голос. – Было время… человечьего духа слыхом не слыхано… видом не видано… а нынче он сам пожаловал.
Над лесом пронесся глухой, раскатистый грохот – так камни осыпаются с гор, так кости мертвецов перекатываются в жестяном жбане, – так смеялась навь.
– Отпустите! – выдохнул Игнат.
Превозмогая боль в пояснице, он приподнялся с земли и теперь смотрел прямо в неживые, безучастные лица.
– Отпустить? – повторил навий. – Но мы даже не начали!
Смех прокатился по лесу снова. Небо над головами дрогнуло, и, наконец, лопнуло где-то у самого горизонта. Из разверстого нутра начали медленно и бесшумно опускаться снежинки.
Наконец, пришел в себя и Касьян. Он молитвенно заломил руки, заговорил сорванным голосом:
– Паны, не обращайте внимания! Это ж дурачок местный, Игнашка Лесень! У-у! Стервец! – Касьян замахнулся на Игната рукавицей. – Вечно не в свои дела нос сует! Вы не серчайте, паны! Малоумный он, – Касьян ухмыльнулся, покрутил пальцами у виска. – В детстве навь на его глазах девку забрала. Вот он умом и тронулся.
– Званку, – шепнул Игнат. – Навь забрала Званку Добуш.
В сердце словно вошла невидимая игла, и оно дернулось и застыло. Грудь изнутри окатило тоской и болью, а пальцы против воли начали сжиматься в кулаки.
– Вы забрали Званку Добуш! – повторил он, и голос сорвался на крик. – Забрали Званку! И нет ей теперь покоя, и жизни мне нет!
– Да помолчи ты! – закричал из-за спины Егор. – Дурак! Ты хоть понимаешь, с кем связываешься?
– Ти… хо!
Рокочущий бас разом заставил всех смолкнуть. Игнат стоял теперь, подавшись вперед и дрожа всем телом. В колышущемся мареве застыли и темные силуэты.
– Забрали, – повторил навий, и в трещине рта снова блеснули треугольные акульи зубы. – А ты… вернуть бы хотел?
– Как мне ее вернуть, когда вы воду живую спрятали тоже? – горько произнес Игнат. – Да и мертвой воды у меня нет. Не успокоить мне ее поэтому, и раны не заживить.
– Так… найди, – вкрадчиво шепнула тьма. – А мы… так и быть… вернем твою Званку…
За спиной кто-то сплюнул в сердцах:
– Дурак! Как есть, дурак…
– Тихо!
Навий вскинул руку, тусклыми бликами расчертили воздух стальные когти. Боковым зрением Игнат заметил, как взвыл и повалился в снег дядя Егор. По его лицу ото лба до подбородка принялась наливаться алой влагой косая рана.
– Обманите ведь! – крикнул Игнат.
Веки обожгло горячей волной, и он заморгал быстро, оттер лицо рукавом.
– Нет, – прошелестел навий. – Мы слово держим.