— Но этот уик-энд вам, мужчины, придется перебиваться самим, — неожиданно сказала она. Я кивнул.
— Мне нужно съездить в Нью-Йорк навестить друзей.
Я снова кивнул и принялся за еду.
— Я каждый месяц туда езжу. Хожу в театр, в музей, на выставки. Это очень стимулирует.
— Да, — согласился я и доел второе яйцо.
— А вы знаете Нью-Йорк, мистер Спенсер? — спросила она, съев кусочек яйца.
— Когда спрашивают, знаете ли вы Нью-Йорк, обычно имеют в виду центр города — Манхэттен.
— Пожалуй, верно. Именно это мы и называем Нью-Йорком, когда туда ездим, — она отпила глоток кофе.
— А кто раньше оставался с Полом, когда вы уезжали? Люди из агентства Пинкертона?
— Нет, — улыбнулась Пэтти. — Я нанимала женщину. Обычно миссис Травиц. Иногда — Салли Уошберн. Всегда кто-то был.
— А вы не думаете, что Пол может не захотеть остаться со мной? — спросил я.
Она немного удивилась, как будто я задал уже совсем идиотский вопрос.
— Конечно нет. Вы нравитесь Полу. Он понимает, что мне надо уехать. Что я должна как-то себя выразить. Он сознает, что я не могу быть просто матерью, как не могла быть просто женой.
— Конечно, — согласился я.
— Я считаю, что просто удивительно, как долго женщины не могли понять ценности и необходимости самовыражения, — продолжала она.
— Действительно, — поддакнул я. — Поразительно долго.
— Да, Нью-Йорк для меня своего рода предохранительный клапан.
— И, по магазинам есть возможность пройтись, — подсказал я.
— Да, — кивнула Пэтти. — Обычно один день я провожу на Пятой авеню.
— А Пола с собой когда-нибудь брали?
— О Господи, конечно же нет. Ему было бы скучно таскаться повсюду со мной. Нет, он бы все испортил. У вас ведь детей нет, не так ли?
— Нет.
— Вам повезло, — она слегка усмехнулась. — Даже дважды: вы мужчина и у вас нет детей.
— А как насчет самовыражения и прочего? — спросил я.
— Я действительно так считаю. Я борюсь за это. Но что в нем проку для одинокой женщины?
— А почему так важно выйти замуж? — опять спросил я.
— Потому что только так можно получить доллары, — вполне искренне ответила Пэтти. — И вы это знаете.
— Не уверен, что я это знаю, ведь я никогда не был женат.
— Бы прекрасно понимаете, что я имею в виду. У мужчин есть деньги. А женщине, чтобы получить их, нужен мужчина.
— Интересно, Глория Стайнем принимает вызовы на дом? — вслух подумал я.
— Это все чушь собачья, — сказала Пэтти Джакомин. Голос ее звенел. — Вы, как и все, говорите в либеральном духе, но ведь вы-то знаете, что такое реальность! У мужчин есть деньги и сила. Если женщине нужны деньги или сила, она должна мертвой хваткой цепляться за нужного мужика.
Меня передернуло. До меня начало доходить, откуда у Пола появилась эта привычка.
— Я знаю ребят, которые могли бы с вами поспорить, — сказал я, — но я не из их числа. Я слишком занят подсчетом своих денег и укреплением силы.
— Вы действительно выглядите сильным, — улыбнулась Пэтти. — Поднимаете штангу?
— Иногда, — скромно ответил я.
— Я так и думала. Мой муж, бывший муж, тоже поднимал штангу.
— Но недостаточно.
— Правильно. Вы ведь его видели, не так ли? Он стал жирным. Но когда мы познакомились, он выглядел очень прилично.
— Вы и правда считаете, что он еще раз попытался похитить Пола? — осторожно спросил я.
— Уверена. Он, он... — она никак не могла подобрать слово, — он такой. Он должен сравнять счет. Он не выносит проигрыша.
— Завоевать приз, — пробормотал я.
— Простите?
— Просто думаю вслух, — покачал я головой.
— Нет, пожалуйста, скажите. Вы ведь что-то сказали? Вы меня осуждаете?
— Одобрять или осуждать — это не мое дело, — твердо сказал я. — Мое дело — обеспечить безопасность вашего ребенка.
— Но ведь только что вы что-то сказали. Повторите, пожалуйста.
— Я сказал: завоевать приз. Ребенок выступает в роли приза, который вы оба разыгрываете.
— Ну что ж, все равно этот сукин сын его не получит, — с ожесточением сказала Пэтти.
— Точно, — подтвердил я.
— Вы не хотите забрать кофе в гостиную и почитать газету? — предложила она. — А я пока здесь приберу.
Я хотел.
Она убрала посуду в посудомоечную машину и подмела пол. Закончив читать газету, я пошел в свою комнату, переоделся и отправился на утреннюю пробежку.
Зима уже закончилась. Погода установилась хорошая. Откуда-то доносился голос горлицы. Громче всех шумели воробьи. Я побежал к центру города. Весеннее солнышко ласкало спину, но воздух еще не прогрелся по-летнему. Уже через милю появилась приятная испарина, ноги налились силой, а мышцы расслабились. В это время дня на улице появлялись и другие бегуны, в основном женщины. Может они ищут мужчин, в которых можно вцепиться из-за силы и денег? Может поэтому и Сюзан привязалась ко мне? Бедная старушка Пэтти. Начиталась всякой ерунды в журнале “Космополитан”, усвоила несколько терминов вроде “самовыражение”, а на самом деле по-настоящему хочет только одного: поймать мужика, у которого есть и сила, и деньги.
Впереди меня бежала девушка. На ней был свитер от бежево-голубого спортивного костюма и голубые высоко обрезанные шорты. Весной женщины всегда выглядят более реальными. Например, вот эта. Загар еще не касался ее в этом году, и ноги были белыми и какими-то беззащитными. Хотя и довольно красивыми. Интересно, если я предложу ей деньги и силу, она побежит со мной? Может быть. А может, прибавит скорость и убежит. А вдруг я ее не догоню? Это будет унизительно. Я набрал темп и обогнал ее. В ушах у девушки были серьги в виде больших колечек. Когда я пробегал мимо, она дружелюбно улыбнулась. Я старался казаться сильным и богатым, но она не поспешила догонять меня.
Я оббежал вокруг центра Лексингтона мимо памятника минитмену и, сделав крюк, вернулся на Эмерсон-роуд. Я бегал около часа с четвертью, значит, намотал километров десять-двенадцать. “Ауди” не было на месте. Я сделал несколько упражнений на растяжку, принял душ и оделся. К дому подъехала машина Пэтти. Мы встретились в холле. Она как раз заходила на кухню с сумкой, полной продуктов.
— Привет, — сказала Пэтти. — Хотите перекусить перед обедом?
— Вам нужны мои деньги и сила? — спросил я.
Она искоса быстро взглянула на меня и сказала:
— Может быть.
Глава 9
На уик-энд Пол существенно увеличил время сидения у телевизора. Пэтти Джакомин уехала самовыражаться в Нью-Йорк. В моем распоряжении была гостиная, Пол же в основном торчал у себя в спальне, за исключением коротких экскурсий на кухню, чтобы пошарить в холодильнике. Иногда он смотрел в открытый холодильник по несколько минут кряду, но при этом редко что-нибудь ел. Заглядывание в холодильник, по-видимому, само по себе уже было действием.
Я был привязан к этому дому, поэтому никак не мог заняться сооружением шкафчиков для Сюзан, как обещал. Большую часть дня я читал о жизни и подвигах Энгерана де Куси в четырнадцатом веке. В субботу вечером посмотрел баскетбол по телевизору. Около шести вечера я прокричал ему наверх:
— Ты хочешь ужинать?
Он не ответил. Я крикнул еще раз. Он вышел из спальни и спросил:
— Чего?
— Ты хочешь ужинать?
— Мне все равно, — ответил он.
— Ну, как знаешь. А я приготовлю что-нибудь. Я голоден. Скажешь, если захочешь есть.
Он ушел в свою комнату. До меня доносились звуки старой кинокартины.
Я обследовал кухню. Нашел свиные отбивные. Я заглянул в буфет. Там был рис. Отыскались также какие-то орешки, консервированный ананас, кое-какие приправы и банка китайских апельсинов. Да еще сливки — универсальная приправа к любым блюдам. Жалко, что не такие густые, как надо, но сгодятся. Была также дюжина банок пива “Шлиц”, которые Пэтти приобрела перед отъездом. Жалко, со мной не посоветовалась. Если бы она спросила, я бы лучше заказал “Бек”. Но сойдет и такое. Я открыл банку и попробовал. Резковатое, с приятным привкусом, без следов танина.
Я вырезал кружочки из отбивных и подровнял их. Остальное мясо выбросил. У Пэтти не нашлось молоточка для отбивания, поэтому я отбил кружочки рукояткой ножа. Потом положил немного масла на сковородку, разогрел ее и положил туда свинину. Допил пиво и открыл еще одну банку. Когда мясо подрумянилось, я приправил его гвоздикой, добавил ананасного сока и накрыл сковородку крышкой. Приготовил в духовке рис на курином бульоне с орешками, тимьяном, петрушкой и лавровым листом. Через пять минут снял крышку со сковородки, слил ананасный сок, добавил сливки и дольки ананасов и китайских апельсинов, затем выключил газ и прикрыл сковородку, чтобы не остывала. После этого сервировал стол на двоих. На четвертой банке пива рис дошел до готовности. Я сделал салат-латук, заправив его подсолнечным маслом и добавив чуть горчицы и два мелко нарезанных зубочка чеснока.
Я вынул две тарелки, положил на каждую свинину и рис, налил Полу стакан молока и с банкой пива подошел к лестнице.
— Ужин, — проорал я, вернулся и сел есть.
Я уже наполовину поужинал, когда появился Пол.
— Что это? — спросил он.
— Свинина, соус, рис, салат, — ответил я и, отправив в рот еще кусочек мяса, запил его глотком пива. — И молоко.
Пол ткнул кружок свинины вилкой. Я съел немного риса. Он подцепил пальцами лист салата.
— Что ты там смотрел? — осведомился я.
— Телевизор, — однозначно ответил он.
Я кивнул. Он ткнул вилкой еще один кружок свинины.
— И что ты смотрел по телевизору? — не унимался я.
— Кино. — Он отрезал еще кусочек свинины.
— Какое кино? — все уточнял я.
— “Чарли Чен в Панаме”.
— С Уорнером Оландом или с Сиднеем Толером?
— С Сиднеем Толером, — он набрал полную вилку салата и запихнул в рот. Потом съел еще свинины и риса.
— Вы сами готовили? — спросил он.
— Да.
— А откуда вы знаете, как это делать?
— Научился.
— А где берете рецепты?
— Придумываю.
Он тупо уставился на меня.
— Ну, в общем, я сам их составляю. Я перепробовал множество разных блюд, в том числе в странах, где к ним подавались соусы. Вот и наловчился сам составлять соусы и блюда.
— В ресторанах это подают?
— Нет. Это мое изобретение.
— Не понимаю, как вам это удается, — честно признался он.
— Это несложно, если знаешь, что все соусы приготавливаются ограниченным числом способов. Один из них — это добиться загустения до состояния сиропа и добавить сливки. Получаются сливки с привкусом ананаса, или вина, или пива, или чего хочешь. Можно даже сделать соус с привкусом кока-колы, но кто этого захочет?
— Мой отец никогда ничего не готовил, — сказал Пол.
— А мой готовил.
— Он говорил, что готовят только девчонки.
— И был наполовину прав, — согласился я.
— Как это?
— Готовят девчонки. Но готовят и мальчишки. Готовят женщины, но готовят и мужчины. Ты сам знаешь. Так что он прав только наполовину.
— Н-да.
— А что ты готовил на ужин, когда матери не было дома?
— Готовила тетка, которая присматривала за мной.
— А отец за тобой когда-нибудь присматривал?
— Нет.
Мы закончили ужинать. Я убрал со стола и сложил тарелки в посудомойку.
— А на десерт что-нибудь есть? — спросил Пол.
— Нет. Хочешь, съездим купим мороженое или что-нибудь еще?
— Хорошо.
— Куда?
— В “Баскин-Роббинс”, — ответил он, не задумываясь. — Это недалеко от того места, где мы в прошлый раз ели.
— Идет, — согласился я. — Пошли.
Пол съел сливочное мороженое в большом конусообразном вафельном стаканчике. Себе я не купил ничего.
— А почему вы не ели мороженое? — спросил Пол по дороге домой.
— Я установил для себя правило, — ответил я. — Если пью пиво, то не ем десерта.
— И всегда ему следуете?
— Да.
— Всегда-всегда?
Я выпятил грудь колесом и сказал басом:
— Мужчина должен делать то, что он должен делать, мой мальчик.
Уже стемнело и было плохо видно. Но мне показалось, что он почти улыбнулся.
Глава 10
Уже вот-вот должен был начаться май, а я все еще жил там. Каждое утро Пэтти Джакомин готовила мне завтрак, каждый день — обед, каждый вечер — ужин. Сначала Пол обедал с нами, но всю последнюю неделю он забирал поднос с едой к себе в комнату, и мы с Пэтти ели одни. Пэтти пыталась поразить меня чудесами кулинарии, смешивая сыр “Чизвиц” и брокколи. Я не возражал. В армии меня приучили есть все что угодно. Возражал я против все более возрастающей интимности. В последнее время к обеду всегда подавалось вино, каждый раз соответствующее блюду: красное, белое, розовое. Я съедал кружок отбивной, запивал его “Ламбруско”, а она рассказывала мне о том, как провела день, говорила о телевидении и пересказывала услышанные раньше анекдоты. Я начал завидовать Полу: мне тоже хотелось забрать поднос с едой и уйти в свою комнату.
В четверг утром я отвез Пола в школу и возвращался обратно по Эмерсон-роуд. Было уже достаточно тепло, чтобы опустить верх машины. Весело пригревало весеннее солнышко, кожу приятно обдувал слабый ветерок. Из магнитофона на полную громкость орала кассета Сары Воган. Она исполняла “Спасибо за воспоминания”, и у меня в душе должен был бы звучать симфонический оркестр. Но душа отказывалась петь. Я чувствовал себя соловьем, у которого отобрали песню, и вместо весеннего возбуждения почему-то накатывала тоска, как у заключенного в камеру-одиночку.
Каждое утро я все так же наматывал свои привычные десять-двенадцать километров, но вот уже больше двух недель не был в зале и все это время ни разу не видел Сюзан. Поселившись в Лексингтоне, я ни на секунду не удалялся от того или другого Джакомина более, чем на десять метров. А мне было просто необходимо попинать грушу, потягать штангу. Хотелось повидаться с Сюзан. Так что, подъезжая к дому, я не чувствовал ничего, кроме тоски и раздражения от всего этого вынужденного безделья.
Кухонный стол был накрыт на двоих. На нем стояли цветы и два стакана апельсинового сока. Работал электрокофейник. Но Пэтти не было на кухне. Не варились яйца. Не подогревался бекон. Хорошо. Я взял стакан и выпил сок. Пустой стакан положил в посудомойку.
— Это вы? — раздался голос Пэтти из гостиной.
— Да, — отозвался я.
— Зайдите сюда, я хочу посоветоваться с вами кое о чем.
Я зашел в гостиную. Она стояла перед большим окном, выходящим на задний двор, вся в лучах утреннего солнца.
— Ну, как я вам? — томно спросила Пэтти.
На ней был голубой с металлическим отливом пеньюар. Она стояла в позе модели: ступни под прямым углом, колени чуть расслаблены, плечи назад, грудь вперед. Яркость солнечного света и достаточно тонкий материал пеньюара наглядно демонстрировали, что больше на ней ничего не было.
— О, Господи, — вздохнул я.
— Нравится? — игриво спросила Пэтти.
— Розочки в зубах не хватает, — попытался отшутиться я.
— Разве вам не нравится мой халатик? — нахмурилась она и слегка выпятила нижнюю губку. Потом повернулась в пол-оборота, слегка расставила ноги и положила руки на бедра. Солнечный свет четко обрисовывал все ее контуры.
— Да. Халат красивый, — выдавил я.
Меня вдруг бросило в жар. Я нервно прокашлялся.
— Не хотите подойти ближе, чтобы получше рассмотреть?
— Мне и отсюда неплохо видно.
— А разве вам не хочется увидеть побольше?
Я отрицательно покачал головой.
Она загадочно улыбнулась и позволила халату распахнуться. Он повис, обрамляя ее обнаженное тело. Голубой цвет прекрасно гармонировал с цветом ее кожи.
— Так ты уверен, что не хочешь рассмотреть поближе? — продолжала она.
— О, Господи-Иисусе, — воскликнул я. — И откуда вы только берете эти диалоги.
— Чего? — растерянно спросила она. Лицо вытянулось.
— Все это напоминает сцену из порноромана “Игра в свидания”, если бы его можно было экранизировать.
Она покраснела. Распахнутый халат теперь вызывал скорее жалость, чем возбуждение.